В 1957 году (уже в Москве) у них родилась дочь Маша (Жуков очень гордился этим — ведь ему было 60 лет!». Маша мне рассказывала (в 1993 г.) о том, как непросто ее родителям давалось счастье:
— Да, им обоим пришлось повоевать за свою любовь. Георгия Константиновича вызывал Хрущев, отношения отца с мамой обсуждались на Президиуме ЦК. А маму бедную и с работы грозились уволить, и из партии выгнать, если она «не одумается». Мама была талантливым врачом, ее очень любили больные, работала она в госпитале имени Бурденко. И вот ее как военнообязанную вызывает «на ковер» начальник Главпура. Она уже была в то время в положении (родителям удалось оформить брак лишь после моего рождения). Представляю, что она должна была чувствовать, идя к начальнику на проработку… Но, знаете, в ней всегда было чувство собственного достоинства… Дословно помню фразу, которую она сказала: «Я шла с гордо поднятой головой». В этом — моя мама. В то время мои будущие родители не могли быть все время вместе. Расставаясь, они писали друг другу теплые, я бы даже сказала, поэтичные письма.
С разрешения Маши я привожу два письма Георгия Константиновича, но даже по этим коротким строкам читатели поймут об огромной любви и счастье маршала.
«Галина, любимая! — (пишет из Гурзуфа) — Как жаль, что нет здесь тебя: небо голубое, море зелено—голубое, теплое, ласковое и манящее в свои объятия. Родная моя! Мне тебя не хватает, без тебя я скучаю. Пусть тебя хранит моя любовь, моя мечта о тебе».
В следующем году пишет из Карлсбада:
«В каком настроении ты вернулась в Москву? Я так давно о тебе ничего не знаю. Надеюсь, что все у тебя хорошо. А как ты? Все та ли — нежная, ласковая, доверчивая и часто наивная, но до конца преданная? Когда я уезжал, ты говорила, что пришлешь мне только одно письмо, может быть, пришлешь еще. Я так люблю их читать, они такие содержательные и душевные. С тобой или без тебя, днем или ночью, всегда о тебе думаю, чувствую тебя в сердце, в душе и в окружении. Даже глядя на море всегда вижу тебя — то лучезарной, то печальной, но всегда горячо мною любимой, всегда желанной, всегда нежной. Надеюсь, что встречу тебя здоровой и жизнерадостной. Скучающий и горячо любящий. Георгий».
Их любовь крепла и разгоралась с каждым днем и угасла с последним вздохом. Я уверен, что, умирая, Георгий Константинович мысленно произносил имя своей ненаглядной Галины Александровны.
У каждого человека поступки соответствуют его характеру. Жуков никогда ничего не делал в полсилы — служить так от всей души, отдавая себя всего без остатка, бить врагов так до полного разгрома, любить так уж так, чтоб трепетала каждая кровинка в могучем сердце.
Все это нам предстоит еще увидеть и узнать, а пока мы присутствуем при первых встречах Георгия Константиновича с Галиной Александровной в Свердловске.
Сталин усложняет «игру»
Нет, что ни говорите, а все же Сталин был дальновидным политиканом. Уж каких только уловок и каверз он не предпринимал против Жукова, и вдруг, после всего этого не кто—нибудь, а сам Сталин, дает команду, чтобы Жукова избрали делегатом на XIX съезд партии.
2 октября 1952 года, в Большом кремлевском дворце, члены Политбюро заняли свои места. И как иконостас из живых вождей сидели перед делегатами съезда на крутоступенчатой трибуне. Жуков, глядя на них, наверное, отмечал про себя перемены во внешности руководителей и в «партийном этикете» — сидели не в том порядке как раньше.
Сталин очень постарел, ссутулился, мышцы на лице обвисли, а когда—то густая, жесткая шевелюра, теперь превратилась в остатки седых редких волос. Да, очень сдал Верховный! И было отчего — через такую войну пройти! Сколько в ней перенес нервотрепки. А после победы — разрушенная, голодная страна — надо поднимать хозяйство, — и все это без помощи со стороны. И поднял! В 1948 году уже были отменены карточки на хлеб и продукты. Много поработал старик. Жуков знал только то, о чем мог прочитать в газетах. Но даже по внешнему «раскладу» можно было догадаться о напряженной борьбе за власть, которая идет на самом верху. Раньше вторым человеком после Сталина был Молотов. Теперь он отодвинут на задний план. Ходили слухи, что жена Молотова арестована. Теперь рядом со Сталиным всегда сидит Маленков. Вот и на съезде основной отчетный доклад, который прежде делал сам Сталин, на этот раз поручен Маленкову. Нетрудно догадаться, что это значит — явно Маленкова сам Сталин готовит преемником.
Что знал Жуков о Маленкове и как могла при нем сложиться судьба маршала «в случае чего»? О смерти Сталина тогда еще никто не думал, ожидали еще долгого его правления, даже при другом Генеральном секретаре. С Маленковым встречался Жуков на фронте. Он приезжал в составе специальных комиссий.
После прорыва немцев к Москве осенью 1941 года, когда Коневу грозила расправа, как с генералом Павловым, Жуков сумел спасти Конева. Приезжал он и под Сталинград в период обороны города. Маленков совершенно не разбирался в военных вопросах и присутствие его на фронте не оказывало никакого влияния на ход операций. Он, как настороженная мышеловка, ждал команды Сталина кого и когда прихлопнуть. И все знали эту его роль и, может быть, этим своим присутствием он подстегивал руководство фронтов к более активной деятельности.
Позже Маленков на фронт не выезжал, ему было поручено организовать производство самолетов, чтобы возместить огромные потери в первые два годы войны. Маленков на этом поприще добился многого. Армия получила самолеты и новой конструкции и в большом количестве. Ко времени битв на Курской дуге наступил перелом в борьбе за господство в воздухе. В 1943 году Маленкову за эту работу было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Внешне Маленков не импонировал Жукову, уж очень он нестроевой — рыхлый, с бабским задом и действия его какие—то несамостоятельные, он тень Сталина, его послушный угодник. Знал Жуков, что некоторые члены Политбюро, не симпатизирующие Маленкову, зовут его «Маланьей». Очень метко!
Сталкивался с ним Жуков и после окончания войны, тогда Маленков возглавлял Комитет по демонтажу немецкой промышленности. Ничего хорошего для себя от Маленкова при его выходе на первый план Жуков не ожидал. Поэтому слушал доклад его на XIX съезде «в полуха» и очень критично отнесся к той его части, которая касалась понятий стратегических. В этом разделе Маленков отметил образование двух мировых лагерей — империалистического агрессивного и демократического миролюбивого. Это лишь фиксировало всем известное положение, а что делать, какова наша стратегия в создавшемся положении, об этом докладчик ничего не сказал. Борьба за мир? Очень пассивная позиция в условиях такого зубастого противника, каким были США с их атомными кулаками. Сталин в своем коротком выступлении дал только политическую перспективу.
10 октября Жукова на XIX съезде избрали кандидатом в члены ЦК. Маршал понимал, что—то за этим кроется, но пока не мог разгадать, что именно. Но предполагал: Сталин делает шаг навстречу, предлагая примирение и вроде бы признавая, в какой—то степени, свою неправоту в прежней расправе. И вот аванс — Жуков избирается кандидатом. (Но не членом ЦК — посмотрим как вы себя поведете, товарищ маршал?) Мне кажется, при всей его твердости, Жуков проявлял порой доверчивую наивность, он верил Сталину и готов был с ним помириться потому, что в глубине души все же относился к Сталину с уважением.
То, что предпринял Сталин, было на поверхности, у всех на виду, а что держал в тайне? И зачем эта сложная игра?
На мой взгляд, ларчик открывается просто. После окончания войны надобность в полководце Жукове миновала и как это было не с одним Жуковым, а почти со всеми великими полководцами Суворовым, Кутузовым, генералиссимусом Меньшиковым, — так и Жуков попадает в немилость, а затем и в опалу.
Но шли годы, менялась международная обстановка, появилось новое сверхоружие, которым еще никто толком не знает, как распорядиться. Одни теоретики говорят, что его применять нельзя, — произойдет обоюдное уничтожение. Другие военные мужи говорят, применять можно, только с умом, осторожно, ограниченно. А как это ограниченно? Когда тебя попытаются сжечь и истребить, о каких ограничениях может идти разговор — будешь отбиваться всем, что есть.
В общем, для того, чтобы понять создавшуюся ситуацию, разработать новую стратегию, быть готовым вести атомную войну, все это осмыслить и разработать, нужен крупный стратегический ум. А кто крупнее Жукова? В Генеральном штабе полно начальников со многими большими звездами на плечах и даже с маршальскими государственными гербами. Но способны ли они разобраться в новых глобальных масштабах будущей схватки.
И Сталин понимал: лучше Жукова в новой ситуации никто не разберется. И вот поэтому делает шаг навстречу, проявляет сначала осторожно, знак внимания, но с явным намеком на дальнейшее улучшение отношений.
