Однако доехали они без приключений. Перекусили в пути припасами печальных попутчиков: трёх крепких мужчин и двух немолодых женщин, одна из которых приходилась покойному дочерью, а другая сестрой, и немного подремали вполглаза.
Деревушка, в которой хутамщик собирался обедать, была той самой, куда спешили люди в тёмных одеждах, и вопрос, с кем людям Зорденса выпадет ехать дальше, по-видимому, очень беспокоил Таша, мрачневшего по мере их приближения к месту отдыха.
В харчевню они шли как по минному полю, внимательно оглядывая придорожные кусты и заборы. Стан уже знал, почему хутамов не подпускали близко к жилью – слишком ядреный запашок был у их навоза. Да и его количество удручало.
Однако за кустами их никто не подстерегал, да и в деревне было спокойно. Спутники попрощались и ушли, подарив на прощанье корзинку с пирогами, а немногочисленные посетители харчевни были на вид абсолютно обычными селянами, едущими на ярмарку в большую деревню, расположенную на берегу полноводной реки. Очень приблизительная карта этих мест была намалёвана прямо на стене, и Стан постарался рассмотреть и запомнить основные ориентиры.
Судя по этой карте, по реке можно доплыть до побережья, однако она делала резкий поворот, обходя гористую возвышенность, и добираться до переправы через пролив оттуда придётся на попутных судах. Зато тракт, по которому возили пассажиров хутамы, пролегал почти напрямик – по склонам холмов и долинкам, мягко огибая невысокие местные горы. Но деревень и посёлков вдоль него было немного, вот и предпочитали те, кто не особенно торопился, путешествовать по реке.
Очень скоро хутамщик нашёл пассажиров, готовых выехать немедленно, и Таш отправился на них взглянуть. Местные жители, везущие на ярмарку холсты и коврики, казались безобидными и даже у бдительного наёмника не вызвали никаких подозрений. Да и двинулись они в путь не в одиночку, а небольшим обозом из четырёх хутамов.
Поздно вечером, едва обоз прибыл в прибрежную деревню, Таш купил им места на отправляющегося через несколько минут хутама. Это тоже было одной из особенностей восьминогих бегемотиков – ночью они топали даже быстрее, чем днём.
Спрашивать, почему они не плывут по реке, Стан не стал. Зачем тратить нервы, ведь всё равно всей правды ему никто не скажет. Полчаса, доставшиеся им для отдыха от бесконечного лежания на ковриках, Костя потратил на выгул и кормление малышей. И в очередной раз подивился, как разумно ведут себя мангуры, словно понимают, что у него нет возможности дать им погулять подольше.
На этом хутаме все места возле возницы были уже заняты, и Таш не стал спорить. Загрузил вместе с помощником вещи, втиснул в угол Хо и Стана и вместе с напарником прилёг на свободные места.
Хутамщик дёрнул свои прутики, вживлённые, как выяснил Костя, в нервные центры, лекарь сказал – в узелки боли, и хутам отправился в путь. Вроде всё тихо и спокойно, пассажиры, загрузившиеся раньше, сразу заснули. Хутамы – удобный вид транспорта: утром путники проснутся в одном из горных селений, стоящем на развилке дорог. Названий многочисленных деревушек Стан не запоминал, да ему никто особо и не докладывал, только случайные фразы да карты в харчевнях позволяли приблизительно выяснить маршрут.
Костя крутился на жестковатой подстилке и потихоньку вздыхал: спать пока не хотелось, а делать было совершенно нечего. Невольно вспомнились удобные автобусы и поезда с видиками и инетом. Там, если не спится, можно полазить в чатах или почитать книгу, а можно просто постоять у окна и попить чаю.
А тут какое-то неприятное ощущение приближающейся опасности просто давит на грудь и стучит в висках. Неужели в нём проснулись ещё и способности экстрасенса? Или это нечто другое? Случай с мангурами хоть и отодвинулся в прошлое, но менее занимательным и тревожным от этого не стал. Стан прикрыл глаза и попытался припомнить испытанные в тот момент ощущения. И едва не вскрикнул от изумления, почувствовав несколько тёплых струек, направленных на него с разных мест, словно из фена. Распахнул глаза, осмотрелся – ничего подобного нет.
Снова закрыл глаза, постепенно выровнял дыхание, расслабился, как учил тренер, и в душу опять хлынуло непривычное, но не тревожное тепло.
Теперь Костя постарался определить, откуда оно идёт, чтобы, открыв глаза, посмотреть на то место. Четыре самых ощутимых струйки были прямо перед ним, ещё одна, еле заметная широкая волна шла откуда-то снизу. Ещё были быстрые, смазанные, как мельканье теней от листвы во время ветерка, дуновенья тепла где-то вдали, но настолько эфемерные, что не стоило брать их во внимание. А вот четверка ближних заинтриговала, потянула к себе невероятностью догадки.
Стан неуверенно, как во сне, продвинул к ним руку и наткнулся на грубую редкую тряпку, которой сам же прикрывал клетку от любопытных и трусливых взглядов. Распахнул глаза как от прикосновения к ёжику, вытаращился на клетку, нервно сглотнул.
Ощущение тепла, поселившееся в груди во время транса, так и не проходило, наоборот, крепло с каждой секундой. Стан не удержался, приоткрыл тряпку и заглянул, даже не задумываясь, много ли он сможет увидеть в бледном свете ночного каганца.
Увидел.
И проникся.
Четыре пары светящихся глазок смотрели, кажется, прямо в душу.
И это было слишком наглядно и впечатляюще, чтобы не поверить собственным выводам.
Вот только спешить с признаниями не стоило – просто кричал весь небольшой жизненный опыт Стана. А куча прочитанных книжек только поддерживала это намерение.
– Спите, – ласково шепнул парень малышам и хотел было опустить тряпку, как сознания мягко коснулось нечто незнакомое, но захватывающе интересное.
Лишь немного позже Стан сумел осознать, кто именно обрушил на него поток чужого восприятия окружающей действительности. В первый момент он лишь захлебнулся от восторга, окунувшись в странное, немного пугающее и не сравнимое ни с чем ранее испытанным чувство единения.
На какую-то миллисекунду он перестал быть Станом, Костей и вообще человеком. Он был зверем, одним из четырёх, или сразу всеми четырьмя, а может, всей стаей.
Теперь это не имело значения. Никто из аборигенов даже предположить не мог масштаб объединяющей мангуров тайны, силу развитой у них родовой особенности обмениваться полученной информацией. И это только укрепило его убеждение в разумности мангуров. И пусть они не носили одежды и бегали на четырёх лапах, но зверьми вовсе не были.
Очередное торопливое касание чужого разума – и Стан вдруг увидел сидящих в кибитке пассажиров по-новому: чужим, непривычным внутренним зрением, сделавшим видимыми все их тщательно скрываемые изъяны, болячки и даже намерения. Большинство пассажиров казались клубками ровной тёплой пряжи чуть желтоватого цвета. У некоторых более яркими нитками и пятнышками трепетали или тихо светились болячки и раны.
Сияние Таша было окрашено более интенсивно, и по нему скользили голубоватые сполохи, а посредине ярко розовело длинное рваное пятно. Незажившая до конца рана, откуда-то точно знал Стан, как понимал и другое. Голубой цвет означал тревогу, и, следовательно, воин Зорденса просто притворялся спящим.
Но главными, к кому упорно подталкивало Костю чужое сознание, оказались двое путников, сидевших ближе всех к командиру. У них синий цвет, означавший, как почти самостоятельно догадался Стан, очень недобрые намерения, пульсировал ровно и уверенно.
И значит, эти люди были намерены убивать: и ни уговоры, ни деньги не заставят их отказаться от своих планов. Для них это просто работа, сполна оплаченная теми, кого категорически не рекомендуется даже пытаться обмануть.
У Стана на несколько секунд перехватило дыханье – профессиональные киллеры, они в любом мире киллеры. Мастера своего чёрного дела.
И ему нужно что-нибудь срочно изобрести, спутать их планы, предупредить Таша и лежащего слишком близко к бандитам Памо, иначе будет поздно.
Вот только не так-то просто придумать что-то умное, когда в груди то замирает, то сумасшедшей птичкой колотится о рёбра сердце. Это только полные дебилы да обкуренные нарки ничего не боятся, им все параллельно. А у него мама в другом мире, слово, данное коменданту, и Хо, сопящая в уголке.
Хо…
Блин горелый.
От внезапно пришедшего понимания, что местные киллеры не будут оставлять свидетелей и неизвестно ещё, просто быстренько всех прирежут или сначала поиздеваются, в животе словно свернулась тугая спираль. А поскольку на саму битву и на то, чтобы замести следы, у них есть лишь эта ночь, значит, времени у него осталось совсем немного. Может, даже всего несколько минут.
Чего же он ждёт? Одной рукой парень как можно незаметнее отодвинул защёлку на клетке с котятами – если с ним случится беда, может, хоть кому-то из малышей удастся спастись, – а вторую руку, словно невзначай положил на ногу бывшей ученицы.
