В разговоре с Джонни он первым делом представился и показал свою ксиву. Мол, Вам же сказали обо мне. Джонни стал вспоминать телефонный разговор, в котором его предупредили, кому нужно доверять, а кому нет. Джонни тогда ещё тогда неприятно удивился, как много у нас находится желающих нажиться на чьей-то смерти. Наконец, он вспомнил, как та женщина упоминала именно агента Геннадия как «своего человека». Геннадий терпеливо выждал, пока Джонни перестанет тупить и извинится: «я сейчас в таком состоянии… плохо соображаю». Геннадий ответил: я понимаю. Я здесь, чтобы Вам помочь. После чего изложил опции: Можно похоронить маму Джонни где-то за Шереметьево, к северу от Москвы, для Джонни часов 5 на общественном транспорте. И Джонни тогда будет всё оформлять сам. Зато обойдётся это всего где-то в районе 20 тысяч. Другой вариант — похоронить на Домодедовском кладбище, всего 1,5 часа езды «своим ходом». Джонни поинтересовался максимальной общей суммой. Мотивируя это своим желанием знать, хватит ли ему денег. Услышав сумму, семьдесят пять тысяч, из которых десять пойдёт лично агенту, Джонни поинтересовался, как скоро он должен дать ответ. Однако на самом деле и сам он знал, и Геннадий, вероятно, уже понял, какой вариант Джонни выберет.
При других обстоятельствах Джонни бы задумался о том, как кто-то вот получит фактически меньше чем за день работы десять тысяч — сумму, на добывание которой ему самому требовалось порядка недели. И его бы «жаба задушила». Конечно же, другой вопрос, что у него на тот момент не было ни физических, ни моральных сил заниматься этим самому. И получается, кто-то об этом знает и пользуется этим обстоятельством, строя на нём свой бизнес? Да собственно, Геннадий этого и не скрывал.
Джонни знал за собой такое, что, наверное, даже если бы он помирал, он не стал бы обращаться к платным врачам. Для него было слишком обидно, когда кто-то за десятиминутную консультацию получает деньги, за которые ему нужно трудиться, не разгибаясь, целый день. Он считал это вопиющим нарушением социальной справедливости, когда кто-то наживается на людях, пользуясь их беспомощностью, страхом, стремлением любой ценой сохранить здоровье и т. д. Конечно же, они были специалистами, получившими образование. Однако, как полагал Джонни, за такие деньги ему было проще самому изучить эту долбаную медицину. Ну разве что операцию он не смог бы себе сделать, это факт. И он действительно время от времени предпринимал попытки разобраться в каких-то вопросах. Однако, к сожалению, бесплатные материалы, которые он находил на эту тему в интернете, были какими-то «для бедных»: мало картинок, фиг поймёшь, или просто откровенно плохо написано, и это было заметно даже ему. А когда он встречал знакомые слова, чаще всего в описании симптомов, он непременно начинал искать и находить признаки разных страшных болезней у себя. И тогда им одолевал такой страх и тревога, что он не мог не то что дальше продолжать читать, но и просто как-то сносно функционировать по жизни. После чего, естественно, он забрасывал свои около-медицинские занятия. Единственное, пожалуй, что он вынес в результате всех этих потуг, так это какие-то отдельные слова, термины, врезавшиеся в его память. Смысла их он особо не понимал, однако время от времени пытался ввернуть в светском разговоре, дабы завоевать, за отсутствием у него в глазах собеседников других преимуществ, репутацию «очень умного». Обычные офисно-планктонные девушки от этого, однако, как правило, были не в восторге, говоря ему презрительно что-то вроде: «ну ты ж не врач, откуда ты это можешь знать?» И Джонни уходил обиженный: эти дуры его опять не оценили!
Последние же годы, в связи с повальным увлечением психологией, по крайней мере, в практических аспектах, Джонни стал мнить себя знатоком человеческих душ. Конечно же, у него практически не было возможности общаться с реальными людьми — они этого особо не хотели. Зато он мог теперь вволю читать в инете откровения мыслителей примерно такого плана, как и он сам, писавших кто-то о своих идеях, кто-то о своём неврозе. Вот только в реальной жизни его идеи не хотели слушать, считая их бредом. Самые вежливые, правда, говорили: Да-да, это очень интересно… А теперь извини, я очень тороплюсь, мне пора. Но Джонни прекрасно понимал, что ему на самом деле хотели сказать. И только Леночка, когда он познакомился с ней, слушала его и проявляла интерес. Точнее, делала вид. Чтобы привязать его к себе эмоционально. И использовать. Сука! При воспоминаниях о ней Джонни буквально нутром чувствовал, как внутри у него клокотала злоба и жажда мести. И он думал о том, как сделать так, чтобы патологическая мразь начала искать пятый угол в своей никчёмной жизни.
Впрочем, обдумывая предложенные Геннадием варианты с похоронами, Джонни вспоминал не только это. Ему также почему-то вспомнилось, как когда-то, будучи в последнем классе средней школы уже в самые что ни на есть горбатые годы, он просто из любопытства листал учебник обществоведения. Не горбатый, но старый, добрый, махровый советский. И ему представлялось, как люди при коммунизме работают по четыре часа в день. А остальное время посвящают самообразованию, культурному и прочему своему внутреннему развитию. Утопия? Да, несомненно! В полном согласии с буквальным значением этого слова, такое сейчас действительно нигде не имеет места. Но это не означает, что такого не может быть никогда! Что бы там нынче ни предрекали продажные экономисты, поведение которых хорошо описывается схемой «знает осёл ясли господина своего». Ведь в своё время и куда более порядочные, достойные, а главное, образованные люди драматически ошибались. Так, в 1895 году выдающийся физик, президент Лондонского Королевского общества по развитию знаний о природе Уильям Томсон (лорд Кельвин) заявил: «Летательные аппараты тяжелее воздуха невозможны». И ничего, летают же теперь! Ну разве что самолёты бьются иногда…
Если бы только все трудоспособные люди действительно работали ради общего блага, то реальные потребности человека можно было бы удовлетворить даже не за 4 часа в день, а при 8-часовой… рабочей неделе! Но, увы, допустим, в столице, где жил Джонни, на пользу общества фактически работали в основном гастарбайтеры. Местный же офисный планктон, все эти старшие помощники младших менеджеров, от зари до зари по большей части помогали своим хозяевам развести на деньги такой же, по сути, планктон, как и они сами; втюхать ему товары и услуги, о потребности в которых он не знал, пока ему её не внушили.
Джонни также вспоминал, при каких обстоятельствах он тогда, в далёкой юности, впервые прочитал об этом в учебнике обществоведения. Это случилось, когда его класс слушал нудную вступительную речь директора Учебно-производственного комбината (УПК) Долбянского. Джонни безумно хотел там учиться на «оператора ЭВМ», однако на эту специальность и без него было слишком много желающих, и более ловкие заняли все места. Его же распределили туда, куда никто не хотел — в самый младший медперсонал. Когда же Джонни попытался робко сказать Долбянскому о том, что однозначно не видит себя в будущем на такого рода работе, он не встретил понимания. Долбянский ответил: ничего, будете учиться милосердию, выносить судно за пациентами.
Теперь, много лет спустя, вспоминая тот неприятный инцидент, Джонни думал о том, какой безмолвной, покорной овцой сделало его тогда бабкино воспитание. Он представлял себе, как сейчас сказал бы тому наглому бюрократу примерно так: «Вы так хорошо рассуждаете о милосердии, зная, что отправлять его будут другие, — ведь не Вы же будете судно выносить». И пусть бы его выгнали тогда из школы — всё равно сейчас ему нет никакой пользы от полученного когда-то общего среднего образования! Но другие бы по крайне мере видели на конкретном примере: он себя уважает. Да и не выгнали бы его за это из школы! Вон, была тогда в соседнем классе такая Ольга Губина. Тянулась за ней в старших классах сомнительная репутация (по тогдашним, ещё советским меркам; это сейчас такое типа очень круто!) что она якшается с взрослыми молодыми людьми из высокопоставленных семей. Так Ольга эта пререкалась с Долбянским тогда на равных, даже немного презрительно. И ничего, не выгнали же её из школы! Так что же получается: этой шлюшке, которая сосала у мажорных парней, было можно, а ему нет?!
Джонни ещё тогда, в юности, начал понимать, к чему это приводит. Эта проститутка забирала от жизни все блага, а он — объедки. И не только. У Губиной была подруга по фамилии Ракова. Она в итоге была в УПК в одной группе с Джонни среди обучавшихся на «продавца продовольственных товаров» (Джонни кое-как в итоге сумел избежать обучения на медбрата). И однажды Джонни пришёл в класс УПК раньше и сел на то место, которое Ракова выбрала для себя. Казалось бы, ничего особенного, ведь все остальные также садились на удобные для них места, кто первый занял. Эта же подошла к его парте, и сбросила его вещи на пол.
