― Я его не выбирал. Он сложился сам. Плюс, это избавляет от лицемерной доброжелательности, которой у нас заражена половина шоу-бизнеса.
― Ха, нет. Тебе нельзя быть милым и вежливым. Все подумают, что звезда при смерти. Или попала в секту.
― Однако хорошего ты обо мне мнения. Ладно, со мной разобрались. А какое тогда твоё лучшее качество?
― Умею собирать кубик Рубика.
― Любопытно. Любимая сладость?
― Шоколад.
― Больше всего ненавидишь?
― Тебя.
― Вот как. Значит, мы всё ещё на ножах?
― Не знаю. Ты мне скажи.
― Эту детскую войнушку затеял не я.
― Не такая уж она и детская. Ограничение 18+ смело можно поставить, ― они встретились взглядами и одновременно засмеялись.
― Правда умеешь собирать кубик?
― Ага. И могу пройти «сапёра» на самом сложном уровне.
― Да ты опасная женщина!
― Ты только понял?
― Мне нравится… Прости, что не замечал тебя раньше. Тогда всё могло бы сложиться иначе.
Прости? Кирилл Комета сказал: «прости»???
― Нет. Всё так, как должно быть. Мы не стали бы теми, кто есть, не будь у нас нашего прошлого. Про себя точно могу сказать, что мне был необходим моральный пинок.
― Хочешь сказать, я тебя замотивировал?
― Не льсти себе. В первую очередь, я изменилась ради себя самой. Ты бы только знал, как я ненавидела брекеты. Три года мучений, три! То жуткое платье на выпускной, обтянувшее меня, как хрюшку сетка, и эти скобы, в которых застревала петрушка… Ужас. Терпеть не могу пересматривать старый альбом.
― Зато теперь на твою улыбку хочется смотреть бесконечно. Нет, правда. У тебя красивые зубы.
… What???
― Пошли-ка домой, ― отряхивая юбку от налипшего песка, поднялась со ступеней Ульяна, поторопив собеседника.
― Что такое?
― «У тебя красивые зубы?» Кто-то перегрелся на солнышке. Ты, дорогой мой, начал заговариваться. Я же сказала: я не представляю Кометова милым и вежливым. Вот и не пугай меня!
Мужской смех звонко разнёсся по вечернему саду. Матвееву, перехватив за кисть, повалили на себя. Та-дам, и вот она уже не особо удобно полулежит головой на его коленях с подвешенной в воздухе задницей. Упасть ей не позволяли крепкие руки, которые обхватили её так сильно и так… так…
Кирилл склонился над ней, обдавая сладким ароматом мятной жвачки, которой он зажёвывал табачный дым. Слишком близко. Слишком.
― Ты только не падай в обморок, но у тебя много чего красивого. Волосы, глаза, губы… ― в горле Ульяны пересохло. Она видела, к чему всё идёт. Чувствовала, как медленно сокращается дистанция. Знала, что поцелуй неизбежен…
Они форсировали события, а этого делать не стоило.
― Всё. Домой-домой-домой, ― хлопая его по груди, спине и всему, чему придётся, извернувшись, выскользнула она из этих слишком тревожных объятий, от которых всё мешалось в голове. ― Я замёрзла. И устала.
Нифига она не замерзла, и нифига не устала. И Кометов это прекрасно понимал, но мгновение было упущено. К счастью, наверное. Тот поцелуй, что только что мог случиться, изменил бы всё окончательно. Это звучало странно, особенно с учётом уже имеющейся у них сексуальной близости, однако сегодняшний день словно поделил всё на «до» и «после».
Почти тем же маршрутом они вернулись к подъезду, возле которого одиноко скучал припаркованный среди припылённых дорожной грязью Вольво и Шкод идеально чистый Феррари. Невинный чмок в щеку и милое, по юному романтичное прощание возле дверей.
Кирилл не стал предпринимать новых попыток поцеловать её более «взросло». Видимо, тоже понимал, что что-то между ними сегодня изменилось, но определения этому состоянию пока подобрать не мог. Однако сегодняшней ночью Ульяна приснилась ему впервые в жизни.
Глава 13. Снова и снова
― Уверен, что это хорошая идея?
― А я виноват, что ты полтора часа не брала трубку? Зачем тебе телефон, если ты им не пользуешься? Компромат хранить?
― Не знала, что обязана отчитываться о каждом шаге. Я была занята.
― Ну конечно. А я всё это время проторчал под твоими окнами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Кто ж виноват, что ты такой дятел? Уехал бы и всё.
― Вот знаешь, уже думаю: так и надо было сделать!
― Долго же соображаешь!
― Иди ты в задницу, ― Кирилл хмуро уставился на медсестру, сидящую за стойкой регистратуры и озадаченно таращившуюся на них. Справедливости ради стоит заметить, что это они устроили разборки в столь неудачном месте, а не она совала свой нос куда не следует. ― Мы к Кометову.
Отметив их в гостевой книге, посетителей пропустили, попросив надеть бахилы. Ха. Вроде и платный корпус, где тебя должны облизывать с ног до головы, а бахилы всё равно неизбежны. Россия.
Белые стены, открытые двери занятых палат. На стенах висели плакаты. Негромко тарахтел кофейный аппарат. Рядом, чтоб тому не было скучно, гудел ещё один, но с шоколадными батончиками и водой. Почти бесшумно работал кондиционер. Возле занавешенного жалюзи окна примостился маленький зелёный диванчик, рядом с которым рос высокий фикус. Чистенько, светло, уютно. Вполне себе.
― Ты когда-нибудь занималась сексом на больничной койке? ― полюбопытствовал вдруг Кометов.
Офигеть. Быстро же у него меняются темы.
― Это шутка?
― Нет. Хочешь, устроим? Забронируем палату на часок. Можем ещё заодно одолжить халатик.
Ульяна ошарашено застыла посреди коридора.
― Ты аморальный беспринципный озабоченный маньяк с больными сексуальными фантазиями. Если ты сейчас не пошутил, то, мой тебе совет, обратись к специалисту.
Кирилл посмотрел ей через плечо. Ехидная улыбка медленно начала стираться с его лица.
― Привет, мама, ― кашлянув, поздоровался он.
Со скрипом трущейся об кафель подошвы Матвеева резво развернулась на сто восемьдесят градусов.
― Здрасти, ― смутилась она, стыдливо сдвигая шляпку-котелок в стиле а-ля Чарли Чаплин (приобретённой, к слову, вчера) как можно ниже на глаза.
― Здравствуйте, здравствуйте, детки, ― покачала головой невысокая женщина в возрасте с короткой стрижкой до плеч и весьма пышными формами, которые, впрочем, нисколько её не портили. Даже с излишней полнотой строгое платье красиво сидело на неидеальной фигуре. ― Кирилл, ты принёс творог и сигареты?
Сын потряс пузатым пакетом.
― Да, сразу блок. Ещё сока, фруктов, воды, полотенце, мыло, шампунь, пену для бриться и так… по мелочи.
― Он здесь на несколько дней, а не переехал жить.
― Знаю. Но это так, на всякий случай. Вдруг пригодится.
― Пойдём. Он тебя уже заждался. Вернее, очередную дозу никотина.
Ульяна тихонько хмыкнула. Яблоко от яблоньки.
― Прости. Пришлось задержаться, ― многозначительно просверлил её взглядом Кометов.
― Я не виновата. Надо просто предупреждать заранее о своих планах, ― огрызнулась та. ― Не думай, что весь мир сидит и ждёт, когда Ваше Величество обратит на него внимание. У людей и своя жизнь… Тьфу… ― Матвеева откусила от яблока, которое достали из пакета и наспех сунули ей в рот. ― А зелёное есть? Я красные не люблю.
― Ульяна? Матвеева? ― встретил вошедших в палату бодрый мужской голос. ― Ты посмотри, какая красавица выросла! Как родители?
― Здрасте, Андрей Григорьевич. Хорошо.
― Агафон до сих пор работает в той строительной фирме? Когда я увольнялся, он тоже вроде собирался уйти.
Кирилл громко фыркнул. Ульяна Агафоновна. Реально?
― Работает. Ему предложили другую должность, ― незаметно пиная его локтём отозвалась «Агафоновна». ― Вы как себя чувствуете?
Худой мужчина, чьи виски и бороду ещё несколько лет назад тронула седина, отмахнулся.
― Да что со мной будет? Как огурчик я! А эти изверги не дают на улицу выходить. И курить запрещают. Ну надо же… ― он каким-то глубоким, затрагивающим годы, взглядом оглядел детей. ― Такие взрослые. Я ж тебя помню ещё во, ― для наглядности рукой показали где-то на уровне больничной койки. ― Носилась по двору, как угорелая. Все лужи собирала. Мать тебя трижды за гулянку домой переодевать водила. Зато этот тихоня, ― кивок на сына. ― В песочнице часами сидел и рисовал палкой что-то. Говорю ему: иди, поиграй, по гаражам хоть побегай, как все дети. Какой там… И вот вы какие… Да… время бежит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
