та вполне грамотно доводила Сталина до нужной кондиции. Похоже, что Аллилуевы так и не станут в нашей истории родственниками Вождя.
Может, это и к лучшему. Наденька хороша только своей молодостью. Верной спутницей Сталину ей в нашей истории так и не удалось стать. Вечные скандалы, разъезды, потом мир, и снова скандалы. Все закончилось глупо, страшно и нелепо – выстрелом в висок из пистолета, подаренного братом Надежды.
В данном варианте Ирина предпочтительнее. Красотой она не уступает сопернице. Кроме того, у нее есть ум, знания, профессия, которой в этом мире даже и не подобрать названия, ну и характер у нее боевой. Так что она могла бы стать для Сосо не только хорошей супругой и матерью его детей, но и боевой подругой. Уж с ней товарищ Сталин точно может быть спокоен за свой тыл. Что ж, поживем – увидим…
Дождавшись, когда сестры Аллилуевы закончат смеяться над очередной шуткой Игоря Кукушкина, я глазами показал Ирине на дверь. Кукушкин, как мы и договаривались, останется здесь в качестве телохранителя, а нам настало время прощаться. Дескать, погостили, пора и честь знать. Время позднее, но ночевать нам у гостеприимных хозяев не хотелось. Во-первых, надо держать руку на пульсе событий, а ретранслировать сюда с Суворовского сообщения по рации не стоило. Во-вторых, хотелось немного поспать, а у Аллилуевых и так негде было развернуться. Сами хозяева уступили Сталину свою спальню и перебрались в гостиную. Спать на полу мне приходилось, но в данном случае предпочтительнее было бы пройти чуть больше километра до нашей квартиры. На всякий случай я, выйдя в ванную, вызвал по рации парочку «мышек», которые должны были встретить нас у подъезда дома на 10-й Рождественской и обеспечить нашу безопасность.
Мы стали прощаться. Я пожал руку Сергею Яковлевичу, пригласив его к нам в гости на Суворовский, и заинтриговал его тем, что обещал показать много интересного из области электротехники. Потом дружески чмокнул в щечку Ольгу Евгеньевну, помахал ручкой сестрам и дал последнее ЦУ Игорю – типа береги товарища Сталина, как полковое знамя.
В кармане у меня три раза пискнуло. Это означало, что «мышки» уже ждут нас у подъезда. Я взял под руку Ирину и, сопровождаемый Кукушкиным с автоматом в руке, вышел на лестничную площадку. В парадной было вроде бы тихо. Мы с Ириной стали спускаться по лестнице, которую едва освещали тусклые электрические лампочки, горящие вполнакала… В квартире № 20 хлопнула дверь, и щелкнул ключ в замке. Потом загремела цепочка. Ну все, пора домой…
12 октября (29 сентября) 1917 года, около полуночи. Петроград, 10-я Рождественская улица
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Мы вышли из парадной. На улице было темно, как у негра в… Короче, тьма египетская. Редкие и тусклые электрические фонари освещали участок тротуара в радиусе метров трех – четырех. У входа нас уже поджидали двое «мышек», это были Дрозд и Карел, в миру – Антон Дроздецкий и Герман Курбатов. Оба имели при себе ПНВ, были одеты в ночной камуфляж и вооружены акээсами и «стечкиными» с глушителями в плечевой кобуре. Они дружески кивнули нам, и мы тронулись в путь. Избегая света фонарей, Дрозд шел впереди по противоположной стороне улицы, метрах в пятнадцати от нас, Карел – точно так же страховал сзади. Я галантно взял Ирину под ручку, и мы зашагали в сторону Суворовского.
Моя пятая точка настойчиво подсказывала мне, что сегодня нам не обойтись без приключений. И, как всегда, предчувствие не обмануло меня. У пересечения 10-й Рождественской, Дегтярной и Скобелевской из подъезда навстречу нам вышли три фигуры, одетые в солдатские шинели. Но к доблестной русской армии они явно не имели никакого отношения. Двое молодых парней шли первыми. У одного из них в руке был длинный тонкий нож с деревянной ручкой, именуемый в народе свиноколом. У другого – тяжелый безмен, который в драке вполне можно употреблять в качестве дубины. Похоже, что эти милые деревенские юноши совсем недавно приехали в Питер, рассчитывая безнаказанно «пограбить буржуев» и разжиться добротным спинжаком и часами с золотой цепочкой.
А вот третий их подельник и по внешнему виду, и по повадкам был явно не новичком, и уличным гоп-стопом промышлял уже давненько. И вооружен он был посолидней – в руке я разглядел револьвер, смахивающий на полицейский «Смит и Вессон». По всей видимости, он и был в этой шайке главарем.
– Господин хороший, – произнес неожиданно тонким, почти бабьим голоском «бывалый», – не угостишь сельских пролетариев табачком?
«Боже мой, – вздохнул я про себя, – почти сто лет прошло, а уличная гопота ничуть не изменилась! И в мое время питерские грабители начинают свои экспроприации с подобных вопросов. Только про пролетариат, как сельский, так и городской, в наше время говорить как бы неприлично…»
Неожиданно у меня в ухе пропищало:
– Дед, Дрозд в канале. Мне этих козлов сразу валить, или ты им сначала грехи отпустишь? – и мгновение спустя: – Дрозд, Карел в канале, страхую.
– Шел бы ты своей дорогой, любезный, – вежливо ответил я, – а насчет курева – так я сам не курю и другим не советую…
Двое стоявших впереди молодцов радостно осклабились и придвинулись к нам поближе. Я толкнул Ирину себе за спину, от греха подальше… Главарь, заметив мое движение, проблеял:
– А маруху-то свою ты не прячь, она у тебя пригожая. Мы ее возьмем с собой, немного попользуемся. Ведь сыцилисты сейчас что говорят – надо делиться…
Два сельских долбодятла заржали, услышав шутку своего атамана. А я коротко сказал:
– Вали! – И с сожалением посмотрел на этих козлов. Эти недоумки не понимали, что они уже покойники. Они пока стоят, гнусно лыбятся и похотливо поглядывают на Ирину, но… это одна видимость. Одной ногой они уже в могиле. Дрозд и Карел свое дело знают и никакой жалости к таким ублюдкам не испытывают.
Главарь, почуяв неладное, хотел обернуться. Но было уже поздно. Сбоку и чуть спереди хлопнул АПС Дрозда, и с головы налетчика слетел его щегольской картуз с лакированным козырьком – вместе с половиной черепа. Ирина ойкнула у меня за спиной – она еще не привыкла к подобным картинкам. Сзади и слева от нас раздался еще хлопок. Это уже Карел. Парень с ножом тупо уставился на нас и начал медленно опускаться на колени. Потом он ничком свалился на холодный булыжник. Последний, пока оставшийся в живых, детина с безменом после очередного хлопка вдруг всхлипнул, как обиженный ребенок, и упал на своего приятеля. На груди у него слева расплывалось
