Тараска изогнулась и впилась когтями в брюхо дракона. Фонтаном брызнула золотистая кровь Древнего зверя, залив Каэ с ног до головы. В этот момент она и испытала то диковинное чувство, которое посетило ее во время столкновения с мантикорой. Интагейя Сангасойя перестала бояться высоты, прекрасно понимая, что сейчас они втроем грянутся оземь и никакой страх ее не спасет. Вытащив из ножен Тайяскарон, она стала медленно ползти по шее дракона вверх, ближе к его гигантской голове, изо всех сил цепляясь за упряжь. Ее мотало и бросало из стороны в сторону. Один раз она почти сорвалась и долгие секунды карабкалась обратно, хватаясь за все, что попадалось под руки. Пластины драконьей чешуи оказались очень острыми, и Каэ сильно порезала ладони. Наконец ей удалось уцепиться за шипы, торчащие на гребне.
Она встала во весь рост, выпрямилась.
Размахнулась Тайяскароном, чтобы нанести тараске единственный, точный удар, но не получилось: резкий рывок буквально отшвырнул ее в сторону, и она успела подумать, что это давно должно было случиться. Странно еще, что столько продержалась.
А потом поняла, что летит.
Или это показалось перед смертью?
Главное, что она чувствовала, какая у нее мощная и гибкая шея, какие сильные крылья несут ее в небе, как широко распахивается жуткая пасть и как хлещет по огромному телу хвост, завершающийся стреловидным шипом.
Она чувствовала себя зеленоглазым лазоревым драконом. Почему лазоревым? А кто его знает…
Говорят, перед смертью проносится перед глазами вся предыдущая жизнь; но вместо этого Каэ увидела налитые кровью относительно маленькие глазки тараски. Она ощутила невероятную ненависть к этому исчадию зла, и ненависть подсказала ей правильный выход.
Метнулась вперед огромная голова. Щелкнули челюсти, и на раздвоенный язык полилась отвратительная на вкус кровь твари, перекушенной одним движением.
После этого она не помнила ничего, кроме дикого визга, который преследовал ее и тогда, когда в глазах уже потемнело…
… Мягко взмахивая крыльями, ящер описал широкий полукруг над раскаленной поверхностью и опустился на камни. На его спине, судорожно вцепившись в истрепанную, местами порванную кожаную упряжь, лежало бесчувственное тело женщины.
* * *
— Где я? — спросила она, садясь резким движением.
— Лежи отдыхай, — успокоил ее Аджахак.
Каэ осмотрелась. Была ночь, но луна и звезды давали какое‑то количество света. Она лежала, привалившись спиной к хвосту дракона, обвившегося вокруг нее. Чешуя Древнего зверя тускло блестела в лунных лучах, но на боку, брюхе и шее отчетливо выделялись темные пятна рваных ран.
— Больно? — спросила она тревожно. — Как ты?
— В порядке, — весело откликнулся дракон. — Ты, кажется, именно так говоришь? Все в порядке. К утру зарубцуется, только шрамы останутся, ну да это не беда.
— Давно мы здесь находимся?
— Несколько часов. Это Джемар, а ты потеряла сознание в воздухе, совсем недалеко от северной оконечности мыса.
— Какого мыса?
— Понятия не имею, как его называют люди. Хотя, наверное, никак. Джемар же безлюден.
Она помолчала, вытягивая ноги и пытаясь пошевелить затекшей шеей. Потом обратилась к Аджахаку:
— Иногда мне кажется, что меня следовало бы назвать Богиней Потерянного Сознания.
Зверь загрохотал от смеха.
— Правда‑правда, чуть что — и я уже вне реальности.
— Неплохо это у тебя получается, — одобрительно проворчал Аджахак. — Даже Ур‑Шанаби не мог себе позволить такой легкости перехода.
— Ты о чем рассказываешь? — заинтересовалась Каэ. От любопытства она даже стала себя лучше чувствовать — ушла усталость, отодвинулись на задний план сбитые в кровь костяшки и порезанные ладони, больная голова с запекшейся коркой крови над правым глазом.
Каэ не помнила, где успела разбить голову, но в той свистопляске, в которую они попали благодаря жуткой тараске, она еще хорошо сохранилась. Во рту чувствовался резкий, тошнотворный привкус, язык был не то прокушен, не то разъеден. Но на эти мелочи можно было не обращать внимания.
Дракон молчал очень долго, а Кахатанна думала, что он заснул, и боялась разбудить ненароком. Внезапно эта живая золотая гора зашевелилась и заговорила:
— О чем рассказываю, спрашиваешь… Об Ур‑Шанаби и о тебе, дорогая Каэ. Я имел в виду, что твое превращение в дракона было легким, практически моментальным и невозможным с любой точки зрения.
Она немного задохнулась от волнения, закашлялась.
— Мне не показалось?
— Конечно нет. Если бы это только приснилось милой богине, то она бы уже давно утратила нынешнее тело и свободным духом витала в облаках до тех пор, пока не отыскала способ воплотиться снова. Ты на самом деле обратилась драконом, самым прекрасным лазоревым драконом, какого я когда‑либо видел. Кстати, сделай милость, объясни, почему именно лазоревым?
— А кто его знает… — ответила Каэтана, испытывая невероятную легкость и этакое парение.
— И думают, что их легенды отражают действительную последовательность событий, — говорил Аджахак.
Каэтана лежала на спине, уставившись немигающими глазами в звездное небо, прижимая к правому боку свои драгоценные мечи, и слушала.
— Ур‑Шанаби был единственным из драконов, кто согласился примерить на себя человеческое тело. Я слышал множество различных историй на эту тему: и все они явно грешат против истины. Одни утверждают, что драконы никогда не могли принимать человеческий облик, другие — что они этим постоянно занимаются. Но и то и другое — не правда. На самом деле мы можем иногда становиться людьми, но это состояние нас ужасает. Мы превращаемся из могучих и мудрых существ, повелевающих всеми стихиями, в жалких и уязвимых, крохотных и беспомощных. К тому же необходимости в этом нет. Нам не нужно человеческое общество — ведь люди несмышленые и глупые, даже те, кто достиг определенной степени могущества. Откровенно говоря, существование в человеческом теле — это тяжелое испытание для психики любого дракона. И мы на него крайне редко соглашаемся. На моем веку был только один такой сумасшедший…
— Ур‑Шанаби? — спросила Каэ с жадным любопытством.
— Естественно, — ухмыльнулся Аджахак, даже разинул огромную пасть, показав клыки. — Он тоже не сразу согласился: колебался, сомневался, а затем пришел к такому выводу. Дети — самые мудрые из людей, им не хватает только физической силы и опыта, но и то и другое с лихвой возместит нечеловеческое происхождение. Ур‑Шанаби считал детей отдельным народом, живущим на Арнемвенде бок о бок с другими людьми. И он решил принять облик маленького мальчика, что позволило ему без труда общаться с этими загадочными существами. Говорят, он очень многое почерпнул из этого общения. А взрослые… взрослые почитали его за мощь и несказанную мудрость, присущую любому Древнему зверю. Вот так.
— А что случилось потом?
— Потом была Первая война с Мелькартом, бог‑ребенок Ур‑Шанаби сражался против самых страшных врагов — тараск и мантикор. Победителей не было, ибо он умер от ран. А свои доспехи завещал тому, кто будет в состоянии их надеть, — такое вот простенькое условие. И тем не менее ты первая, кому это удалось. Остальных они просто не подпускают к себе, либо еще горше — когда в них облачается человек злой и не праведный, сплющивают его, как муху прихлопывают.
— Очень мило, — пробормотала Каэ. — Хорошо еще, что я этого не знала, иначе побоялась бы надевать их.
— Ты шутишь, — мягко сказал дракон. — Ты ничего не боишься, и за это качество дети Ажи‑Дахака несказанно тебя уважают. Кстати, наверное, ты до сих пор не знаешь, что в доспехи бога‑ребенка превращалась шкура Ур‑Шанаби, а его головной гребень становился шлемом. Поэтому, отдав свои доспехи, умирающий Ур‑Шанаби отдал часть своего тела. А самые искусные кузнецы тех времен — фенешанги — соединили кожу дракона с металлом и лунными лучами. И создали вот это чудо: наполовину вещь, наполовину — живое существо нашей крови. Думаю, именно поэтому ты можешь становиться одной из нас.
— Но ведь не всегда могу? — спросила Каэ осторожно.
— Нет конечно. Это вообще невозможно для не‑дракона, кем бы он ни был по происхождению, но ты смогла переступить эту грань… Только когда тебе действительно необходимо быть драконом, Ур‑Шанаби позаботится об этом, так что не мучай себя ненужными вопросами.
— Хорошо, — пообещала Интагейя Сангасойя. — Не буду. А если ты хочешь, чтобы я дала тебе несколько часов покоя, тогда расскажи мне о тарасках. Откуда взялась эта тварь? Я не видела ничего подобного и даже не слышала об их существовании…
— В этом заключается твое счастье, — вздохнул Аджахак. — Тараски — это существа не из нашего мира. Во времена Первой войны с Мелькартом на его стороне участвовали в битве всего пять таких чудовищ.
— Всего… — саркастически хмыкнула богиня.
