Рейтинговые книги
Читем онлайн Горение (полностью) - Юлиан Семенов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

Ротмистр Самохвалов". "Ничего, все образуется, главное - спокойствие!"

Утром встретились у Курлова.

Спиридович был хмур, под глазами залегли тени:

- Дедюлин даже говорить не хочет... Яростен...

- Есть отчего, - согласился Курлов. - Я тоже не в восторге ото всего происшедшего: и Богров жив, и Столыпин в постели шутит; лейб-медик Боткин полагает, что через неделю встанет; температура почти нормальная - тридцать семь и три; после бритья язык посмотрел в зеркальце, посетовал: "Это во мне губернаторский обед... Судя по всему, я и на этот раз вылез"...

- Не просто вылез, - согласился Спиридович. - Вознесся. Народный герой, симпатии публики на его стороне, сострадание к подвижнику; легенды: раненый, а государя перекрестил... Поди свали его теперь...

- Словом, наши дни сочтены, - усмехулся Курлов, - конспираторы дерьмовые, ничего не можем толком довести до конца. Нет, без варягов полетим в тартарары, надо звать европейцев в ноги кланяться: "Володейте нами и правьте, сами мы дуборылы и тюри, ни черта не можем, кроме как языками чесать!"

- Сестра милосердия в госпитале - я имею в виду ночную - мой агент, скрипуче сказал Кулябко. - Завтра Петр Аркадьевич впадет в забытье...

- Одна минуточка, Николай Николаевич, одна минуточка, - снисходительно заметил Курлов, давая тоном своим понять, что виновник всего случившегося очевиден. - Впадет в беспамятство, выйдет из оного - это не разговор. Я вопрос ставлю проще: помрет или нет? И вы перед собой не юлите! Не надо юлить перед собою, Николай Николаевич...

- Он помрет, - ответил Кулябко, - а вот как быть с Богровым?

- Значит, и здесь недоработали?

- Так уж резко не надо б, - вступился за родственника Спиридович.

- Лучше я здесь, наедине, сейчас - резко, чем другие - публично, дорогой Александр Иванович! А играть нужно опять-таки версию нашей российской доверчивости и доброты... Мол, Богров зарекомендовал себя как великолепный агент, выдачи его были результативны; революционеров, которых он выявил, сажали в каторгу - так были опасны: если ему не доверять, то - кому ж?!

Кулябко поморщился:

- Это все понятно, Павел Григорьевич, меня другое волнует: револьвер я самолично дал Богрову, номер-то записан за нами, за охраной... Я полагал, что Асланов его утопит вместе с браунингом, ан - накладка... В тюрьму моих людей не пускают, и я не знаю, что там начнет Богров плести... Как туда пролезть, Павел Григорьевич? У вас же тьма друзей по судебному ведомству...

- Как что, так на Павла Григорьевича! - вздохнул Курлов.

- Не надо, не надо так, - жестко оборвал его Спиридович. - не надо! Вы меня извините, но в рапорте Самохвалова ваша фамилия фигурирует, вы к Богрову звонили домой, вы к нему из секретного регистрационного бюро этого самого Калягина-Розенштейна намылили, это все против вас, нечего валить на одного Кулябко!

Курлов покачал головою, усмехнулся чему-то, заметил

- Ишь, экий зубастый... Вас не подстрахуешь, таких дров наколете, углей не потушишь...

- Что делать с газетами? - спросил Кулябко после паузы, почувствовав время для примирительного вопроса. - На них узды нет, я очень боюсь их разоблачений...

Спиридович - так же примирительно - сказал:

- Сегодня будет распубликован высочайший указ о продлении мер по чрезвычайной охране общественного порядка еще на год... Управу на прессу найдем.

Курлов покачал головою:

- Нет. Не найдете...

Основания говорить так у него были веские.

Ночью, после покушения, собрались лидер октябристов Александр Иванович Гучков, промышленник, железнодорожный строитель Кирилл Прокопьевич Николаев и нынешний председатель Государственной думы Борис Владимирович Родзянко.

- Да, Столыпин нарушил условия игры, - говорил Гучков, меряя широкими, чуть падающими шагами огромный свой кабинет, - да, мы вправе были отойти от него, мы не могли не зафиксировать своего отношения к его крайним мерам при проведении им законопроекта о западных земствах. Но кто разрешил сводить с ним счеты таким образом, каким они были сведены в театре?

- Всепозволенность, - заметил Николаев. - Теперь можно все! Я по улице боюсь ходить! Кистенем по темечку - ив дамки! Секретная служба, революционеры, погромщики, евреи, антисемиты - все в одной куче, только б "тащить и не пущать!". Какая-то истерия бандитских действий во имя дальнейшего азиатского ничегонеделанья!

- Я полагаю необходимым выделить дополнительные средства на все наши издания, - сказал Родзянко. - Нельзя жалеть денег на с л о в о. Пока газеты не закрыты, мы должны подвергнуть шельмованию как мерзавцев, отвечавших за жизнь Столыпина, так и самое атмосферу, которая позволила провести злобный акт.

Гучков вздохнул:

- Про атмосферу не надо бы, Борис Викторович, так Ленин пишет, нам негоже... А то, что потребуются дополнительные ассигнования на прессу, согласен.

Связались с Гужоном и Рябушинским; москвичи откликнулись сразу же: пахнет военным переворотом, возвратом к прошлому, к девятьсот четвертому году, к диктатуре приказных, к всевластию администраторов, боявшихся, не понимающих живого дела, уповающих лишь на команду, подтвержденную штыком, не интересом; значит, снова жди стачек, красных петухов, баррикад; несчастная страна, право; рок над ней, таинственный рок! "Внимание! Слово!"

"Директору департамента полиции

Первого сентября во время парадного спектакля в киевском театре помощник присяжного поверенного Дмитрий Григорьев Богров произвел два выстрела в премьер-министра, статс-секретаря Столыпина, которыми Его Высокопревосходительство был тяжело ранен.

Богров состоял сотрудником отделения по группе анархистов с кличкой "Аленский" с конца 1906 по 1910 год, когда выбыл в Петербург.

Будучи столь продолжительное время сотрудником отделения, он давал сведения, подтверждавшиеся не только наблюдением, но и ликвидациями, приносившими блестящие результаты, причем ликвидированные по его сведениям лица отбывали наказания по суду до каторжных работ включительно. Также по его сведениям были арестованы и привлечены к суду отдельные партийные работники, как местные, так и приехавшие из-за границы; ликвидирована местная анархическая группа "Южная", группа "анархоиндивидуалистов", "максималистов" и другие, причем при ликвидации последних групп лиц, присужденных за прошлые преступления к смертной казни, были захвачены лаборатории оружия и склады литературы в Киеве, Воронеже и Борисоглебске.

Кроме вышеизложенного, Богров имел обширные связи среди самых серьезных партийных работников, проживавших за границей, ввиду чего он неоднократно был командирован отделением в Париж, Женеву и другие города Западной Европы, откуда передавал отделению очень ценные сведения.

В 1910 году, по окончании университета, Богров поселился на жительство в Петербурге, где стал помощни ком у присяжного поверенного Кальмановича и прекратил сношения с отделением.

27 августа сего года Дмитрий Богров явился в отделение, сообщив, что у него имеются сведения очень серьезного характера, которые он считает своим нравственным долгом сообщить мне как своему бывшему начальнику - в данном случае о прибытии в Киев тех лиц, о которых он и желает дать сведения.

Сведения эти заключались в следующем: во время его работы в Петербурге он познакомился с Егором Егоровичем Лазаревым, передав ему письма, полученные им от его подруги детства в Париже, из ЦК партии социалистов-революционеров.

После этого между Богровым и Лазаревым установилась постоянная связь, и в конце концов к Богрову пришел человек, назвавший от Лазарева пароль, и заявил о своем желании познакомиться. Лицо осведомилось, у кого можно собрать сведения о прежней деятельности Богрова, и обещало поддерживать с ним сношения. К Богрову явился также еще один неизвестный от Лазарева. Об этих лицах Богров сообщил начальнику петербургского охранного отделения, но были ли они взяты в наблюдение, он не знает, хотя ему казалось, что в указанное время наблюдение не выставлялось. Этим и закончились свидания Богрова с двумя неизвестными.

В конце июня 1911 года Богровым было получено письмо с целым рядом вопросов о его прошлом и его настроениях, причем был дан адрес для ответов по адресу журнала "Вестник Европы", Невский, 40, для "Николая Яковлевича Рудакова". Ответ им был послан и составлен в том смысле, что своих убеждений он не менял и менять не собирается. До конца июля никаких сообщений от этого лица не было. Потом совершенно неожиданно для Богрова в дачный поселок Потоки возле Кременчуга явился один из тех неизвестных, с которыми он познакомился через Лазарева в Петербурге, лет 28-30, брюнет, подстриженная бородка, небольшие усы, опущенные книзу, выше среднего роста, приятное выражение лица, отрекомендовался Николаем Яковлевичем и сказал Богрову, что был в Киеве, где узнал адрес дачи, и, так как в Кременчуге у него все равно есть дела, он решил наведать его. Центр тяжести в разговоре заключался в том, что какая-то группа в Киеве подготовила д е л о и для них необходимо иметь там безопасную квартиру, за подысканием каковой и обратился к Богрову; шел также разговор о подыскании средства сообщения между Кременчугом и Киевом. Был выработан план поездки на моторных лодках. Пароход или поезд почитался Николаем Яковлевичем опасным из-за принятых в Киеве чрезвычайных мер охраны. В тот же день Николай Яковлевич уехал обратно, обещавши в скором времени дать о себе знать.

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Горение (полностью) - Юлиан Семенов бесплатно.

Оставить комментарий