имеет предела… Что вы говорите! — выкатил Алексей Борисович глаза. — И сколько штук получили? Как — один? А что тогда делать? Мне сейчас невозможно. А если к трем? Сразу же после обеда? Ой! Уж вы его как-нибудь в сторонку… — Сердце Алексея Борисовича билось часто и гулко, и за весь день это был единственный случай, когда не требовалось лекарство.
Он повесил трубку, а волнение стало еще сильней. Он уже не замечал благостной арочной прохлады. Он чувствовал себя так, словно внезапно провалился в какую-то глубокую яму, и сыростью несет именно от земляных отвесных стен. Необходимо было срочно действовать, быстрее выбираться наверх.
Клавдия Ивановна обещала сохранить холодильник до четырех часов. Она достойная женщина; но характер служителей торговли настолько неуправляем, что окончательно верить им — верх наивности. Вот в чем вопрос!
Борю что-то долго не выносят, как будто промедление воскресит его. Чего тянут? Время к двум. Людей пожалели бы. Жарятся. Возмутительно, что отсутствуют телевизионщики.
Но вот музыка стала громче, из подъезда потянулся народ, и Алексей Борисович понял — начинается!
Он покинул спасительную тень, подошел к двум молодым людям, которых знал смутно, а они его — хорошо, даже поздоровались первыми.
— Жара, — сказал Алексей Борисович.
Те закивали, а один вытер лоб носовым платком.
— Слушайте, ребятки, а вы на кладбище едете?
Один пожал плечами, другой сказал неуверенно!
— Да надо бы…
— Жара! — повторил Алексей Борисович. — Послушайте, вы не могли бы мне помочь холодильник перевезти? Там дела немного: на машину, а потом до лифта.
Те переглянулись. Тогда он слегка нажал:
— Конечно, если вы хотите ехать на кладбище, то езжайте. Только что там делать в такую жару? Так как, а? Ровно в три. Договорились? Буду ждать, ребятки, буду по гроб обязан. Нам еще жить вместе.
Он объяснил адрес магазина и тут же отошел, словно подвел черту, лишив их возможности высказать какие-либо отговорки.
Медленно тронулись автобусы, и тут Алексей Борисович увидел за стеклом директора телевидения. Тот дергался и делал ему какие-то знаки.
«Не знает результатов встречи, — подумал Алексей Борисович со злорадством. — Ничего, дорогой, в следующий раз будешь сам ездить». И помахал директору рукой.
5
Время шло, а улица перед магазином была пустынна — что налево, что направо. Когда же стрелки часов замерли на пятнадцати ноль-ноль, сомнений не осталось — либо молодые люди уехали на кладбище, либо игнорировали его предложение. Недостойное поведение их произвело на Алексея Борисовича удручающее впечатление. «Друзья познаются в беде», — подумал он.
Шофер нанятого грузовика отправил щелчком окурок в газон.
— Может, кореша возьмем? Чего тянуть?
— Так взяли бы, а где?
Шофер подбросил на ладони ключ и взглянул на Алексея Борисовича с едва заметной усмешкой.
— На той улице, за углом — винный отдел, — сказал он и, не дожидаясь ответа, пошел.
Возвратился он быстро и привел с собой рослого малого с добродушным припухлым лицом. Брюки на малом были узкие и короткие, поэтому сразу замечались черные туристические ботинки на толстой рубчатой резине. Когда Алексей Борисович посмотрел на них, то помимо воли пошевелил пальцами в своих светлых индийских сандалиях.
— Что ли, этот? — указал малый на холодильник. — Давай, батя, мотор поближе.
Грузили стремительно и так ловко, словно были профессиональными такелажниками. На долю Алексея Борисовича выпало лишь упереться указательным пальцем в боковую неоструганную доску. Кажется, получил занозу.
— Лезь наверх, — сказал шофер малому. — Тут недалеко, милиция не остановит.
Алексей Борисович забрался в кабину показывать дорогу.
Когда подъезжали к дому, Алексей Борисович ожидал плохого. Он не сомневался, что лавочки перед подъездом будут заняты нежелательными сейчас старухами; разомлевшие на солнце, от жары и безделья оцепеневшие, они при виде его немедленно разинут свои гляделки — и засветится в них такая заинтересованность, что станет не по себе. Но сегодня повезло — лавочки были пусты.
Заминка произошла перед лифтом. Алексей Борисович сам удивился, сколь узкой оказалась дверь. Хорошо живут конструкторы, не приходилось им, наверное, собственные холодильники поднимать. Но деваться было некуда, стали пробовать. Заводили, просовывали и так и этак, и углом и днищем. И почти получилось, наверняка получилось бы, если бы сбоку лифта не было вертикальной железной планки. Алексей Борисович потрогал ее. Пальцы ощутили такую толщину, что руки сами опустились.
— Да-а, — сказал малый, отдуваясь; он все никак не мог успокоить дыхание. По его круглому лицу катился пот, и он смахивал влагу ребром ладони.
— Толстая, негодяйка, — сказал Алексей Борисович. — А что хотите? Металл у нас не экономят. И шурупы тоже, смотрите — в палец… Может, сбегать за отверткой? У меня есть настоящая профессиональная отвертка из тракторного поршня.
— А ну-ка, я сам попробую, — вызвался малый.
— Пустое, здесь поможет только кувалда, — заметил шофер.
— А мы без кувалды, — судя по голосу, у малого не было никаких комплексов. Он зашел в кабину, повернулся ко всем спиной и стал колотить по планке ногой. Все почувствовали, что сила у него не мерена, а полуметровые ботинки бьют не хуже кувалды. Бил он самозабвенно, вкладывая душу в каждый удар. Пока остальные, оторопев, смотрели, как работал малый, появились первые результаты: планка слегка развернулась, а от щита, к которому крепилась она, отвалился солидный кусок.
Алексей Борисович схватил малого за плечо.
— Достаточно! Достаточно!
— М-мда… А какой у вас этаж? — спросил шофер. — Третий.
— Чего же тогда курочим? Тут тащить-то всего ничего.
Они изловчились, удобнее подхватили ящик и потащили его наверх. Алексей Борисович, чтобы не мешать, шел сзади и чувствовал себя так, словно его самого несут и колотят то головой, то ребрами, то позвоночником о ступени, о стенку, о перила. Ныла в пальце заноза. Не приведи господи, если вдруг дома окажется Петр Васильевич, сосед по площадке, и если он, услышав шум на лестнице, выйдет узнать, в чем дело. А если он еще узнает про лифт да припишет это дело Алексею Борисовичу, тогда можно спокойно менять квартиру. Вряд ли кто выдержит ежедневные встречи с Петром Васильевичем, который будет каждый раз вскидывать голову и демонстративно отворачиваться. Он человек из народа, нервы у него сильные и сердце не такое изношенное, как у Алексея Борисовича.
Сердце Алексея Борисовича вообще стало часто давать сбои. Шевельнется в груди — и как будто повернется другой стороной. Вот совсем недавно обсуждали одного деятеля на художественном совете. Пьеса так себе, однако не хуже уже поставленных. Все, как сговорившись, стали выступать, что, мол, пора зажечь зеленый свет. Алексей Борисович внутренне был с этим не согласен. Сидел он сбоку председательского стола, место это, несмотря на жесткий старый стул, своей близостью
