безопасности», официально учреждавший новое ведомство[267]. Но даже после этого советские начальники немецкой спецслужбы продолжали испытывать недоверие к немцам. Так, они сместили Эриха Мильке, первого босса организации, который имел подозрительные пробелы в биографии, поскольку несколько военных лет провел во Франции, и назначили на его место своего кандидата — Вильгельма Цайссера, ставшего главой нового министерства[268].
Подобно спецслужбам Польши или Венгрии, немецкая Штази (Stasi — неофициальное сокращение от Ministerium für Staatssicherheit) по своему организационному устройству очень напоминала НКВД (который после войны также переименовывался, став в конце концов Комитетом государственной безопасности). Но немцы копировали КГБ буквально во всем. В частности, немецкая политическая полиция до 1954 года использовала советские методы кодирования и шифрования информации, и даже полицейские досье сшивались здесь так же, как это делалось в Москве[269]. С советскими товарищами консультировались по таким предметам, как невидимые чернила и микрофотография[270]. Что еще более показательно, офицеры Штази, подобно сотрудникам первой советской спецслужбы, основанной в 1918 году, называли себя чекистами. Их эмблема со щитом и мечом очень напоминает символ КГБ, а реверансы в адрес советских «друзей» в немецкой специальной литературе были постоянными[271]. Как пояснял ведомственный учебник истории Штази, «советские чекисты под руководством Ленина и советской коммунистической партии заложили основы социалистических органов государственной безопасности». Все восточные немцы, продолжало пособие, знают, что «учиться у Советского Союза — это значит учиться побеждать». А сотрудники спецслужб вдобавок знали и о том, что «учиться у советских чекистов — это значит уметь обезвредить даже самого изощренного врага»[272].
Первоначально сотрудники Штази вербовались только из наличного состава К5 и партийных кадров. Тем не менее 88 процентов соискателей были отсеяны из-за наличия родственников на Западе, временного пребывания за границей или «темных пятен» в биографиях. Как и в прочих странах коммунистического блока, вербовщики, действуя по советской указке, предпочитали молодых, необразованных и неопытных кандидатов старым коммунистам с довоенным стажем[273]. Некоторые из отобранных предварительно прошли через программы «промывки мозгов», осуществлявшиеся в советских лагерях для военнопленных, но многие сотрудники первого набора в конце войны были подростками и вообще не имели никакого опыта. Один из служащих Штази ранней поры описывает своих коллег — «наше поколение» — как «людей, которые не имели касательства к Третьему рейху, но которые при этом были сформированы войной»[274]. Многие вышли из бедных или «пролетарских» семей, и если у них вообще имелась хоть какая-то подготовка, то она была узкоидеологической. В 1953 году 92 процента немецких «чекистов» были членами коммунистической партии. На практике они нуждались в советских инструкторах и кураторах на протяжении многих лет[275].
Вольфганг Шваниц, молодой студент-правовед, пришедший работать в Штази в 1951 году, был довольно типичным примером. Через полвека он вспоминал: «Я почти ничего не знал об органах безопасности, не слышал и не читал о них и с любопытством размышлял о том, чего же они ждут от меня… Я был похож на деву на пороге грехопадения». Убежденный в том, что «надо защищать ГДР», он согласился принять предложение Штази[276]. В последующие несколько месяцев Шваниц интенсивно готовился к новой работе. Почти все его инструкторы были советскими чекистами: «Они буквально водили нас за руку: в течение дня наставник говорил, что мне нужно сделать, а вечером мы разбирали, что было мною сделано. Он разъяснял мне, где я допустил ошибку, а где действовал верно». Новичков учили тому, как вербовать осведомителей, создавать явочную квартиру, следить за подозреваемыми, вести расследование. Кроме того, они глубоко изучали марксистско-ленинскую теорию и историю коммунистической партии. Впрочем, не всех тогда тренировали столь рьяно: другой сотрудник того же раннего призыва вспоминал, что его буквально сразу «бросили в дело». Получив место в кабинете с тремя коллегами, а также имея в распоряжении единственный мотоцикл на пятнадцать человек, этот человек постоянно ездил по другим городам, организуя ячейки Штази.
Подразумевалось, что впоследствии эти ячейки будут «клонировать себя сами»[277].
Шваниц, как и многие другие, испытывал удовольствие от только что обретенной своей значимости. Гюнтеру Ширвицу, молодому полицейскому, семья которого в конце войны покинула Силезию, исполнился двадцать один год, когда его в 1951 году просто вызвали в Берлин на какое-то собеседование. Здесь выяснилось, что его собеседниками будут офицеры Штази — коммунисты довоенной поры. «Они рассказывали истории из своего антифашистского прошлого», — говорил он мне. Ему также очень польстила письменная рекомендация, полученная в местной парторганизации, которую он потом хранил десятилетиями. Характеристика молодого человека в этом документе звучит многообещающе: «Его политические познания выше среднего. Он пытается расширить кругозор, посвящая свободное время самообразованию. Будучи человеком с классовым сознанием, глубоко изучает историю Германской коммунистической партии. Его отношение к СССР и ГДР устойчиво позитивное. Являясь членом парткома, активно участвует в партийной жизни и пишет статьи в производственную стенгазету»[278].
Рекомендация описывала его как «надежного товарища», и в конце концов он был принят на работу. Поначалу его хотели сделать следователем, но потом он получил место телохранителя — одну из самых благодатных должностей в тайной полиции. Новое дело, по его словам, нравилось: «Я не хотел работать в кабинете». С годами этот человек не поменял ни отношение к роли Штази, ни позитивное восприятие советской помощи. В долгой беседе о годах, проведенных в спецслужбах, Ширвиц вспоминал в основном о былых командировках. В Праге была удивительная чешская кухня, в Вене выдавали по 200 шиллингов суточных, а в Будапеште венгерские чекисты встречали с необычайным радушием. Мой собеседник с удовольствием вспоминал и железнодорожную поездку в Москву вместе с Отто Гротеволем, премьер-министром Восточной Германии после 1949 года, и Вильгельмом Пиком, а также слаженное взаимодействие Штази с агентами службы безопасности Западной Германии во время визита в Бонн в 1970-х годах. Карьера в Штази обеспечила ему продвижение по социальной лестнице, относительный материальный комфорт и образование — и все это благодаря советским братьям[279].
Новобранцы, поступавшие на службу в тайную полицию восточноевропейских стран, учились технике шпионажа, навыкам рукопашного боя, методам слежки у НКВД и, позднее, у КГБ. У своих русских наставников они также перенимали манеру мыслить как советские особисты. Они приучались искать врага даже там, где его, казалось бы, не было, поскольку их советские коллеги хорошо знали методы, с помощью которых враг маскировался и прятался. Они привыкали ставить под вопрос независимость любой личности или группы, которые заявляли о собственном политическом нейтралитете, так как советские чекисты не верили в политическую нейтральность.
Их учили также думать в долгосрочной перспективе,
