– Любила сильно, поэтому и терпела, – сказала Оля тихо.
Штерн втянул голову в плечи, не хотелось ему, чтобы жена брата сейчас начинала разбирательство с супругом, а судя по тому, как нехорошо блеснули ее глаза, Ольга могла сорваться в любой момент. Что же касается Демьяна и его жизни, то истину глаголет русская пословица: «В чужом глазу сучок видишь, а в своем и бревна не замечаешь». Братишка упорно шел по стопам отца, которого осуждал, переняв у него манеру поведения. А жену подобрал себе, похожую на мать: покорную, приветливую и тихую. Вот она, житейская психология, подумал Леонид, с гордостью отметив у себя задатки психолога.
– Оль, ты не лезь не в свое дело, ага? – разозлился Демьян. «Что и требовалось доказать», – подумал Штерн, отец мать держал в черном теле, и Демьян жену одергивает, правда, мягко и, к счастью, не бьет ее. – Отец интересным был, про таких говорят – с харизмой. Женщины по нему с ума сходили. Да, мама его любила сильно. Только я все равно не могу понять, почему она не съездила ему пару раз сковородкой по морде!
Штерн покосился на Ольгу: глаза ее загорелись еще ярче, на лице заиграла мстительная улыбка – несомненно, она мысленно прикидывала, какую сковородку лучше выбрать.
– Настоящая женщина должна уметь постоять за свою честь! – все больше распалялся Демьян. – Я маму, конечно, не осуждаю, но если бы она хоть раз дала понять отцу, что не намерена терпеть измены и прочие выходки, то уверен – он бы ее уважать начал и не вел бы себя так нагло.
Ольга решительно вышла из гостиной. Штерн сочувственно вздохнул и осторожно отодвинулся от Демьяна.
– Знал бы ты, братишка, какая жизнь у меня началась после того, как мамы не стало, – сменил тему Демьян. – Отец мне продыху не давал, лупил ремнем почем зря за каждую провинность, да и без вины лупил. Я ненавидел его, паскуду! Убили отца, как собаку последнюю, и не жаль его было мне. Не жаль! Пошел он! Сволочь, мразь! Я даже фамилию сменил, когда он сдох. Взял мамину, не хотел, чтобы меня с этим уродом что-то связывало.
– Да, я знаю. Найти тебя оказалось не так-то просто. А кто его убил? – тихо спросил Леонид.
– Без понятия, – буркнул Демьян. – Убийцу так и не нашли. Повезло тебе, братишка. Это я к тому говорю, чтобы не было у тебя обиды на меня.
– Какие обиды, брат! – воскликнул Штерн.
– Меня папаша оставил, а тебя в приют сдал. Не хочу, чтобы обида в тебе жила. Ты на маму похож, одно лицо. Маму я любил и тебя любить буду. Всех за тебя порву! Если какие проблемы, ты всегда можешь на меня положиться! Слышь меня, братишка, – всегда! Оля! Выпить принеси! – потребовал брат.
– Сейчас, милый, будет тебе выпить, – пропела Ольга, впорхнув в комнату.
– Что это? – удивленно спросил муж, заметив в руках жены сковородку фирмы «Тефаль».
«Легонькую выбрала», – с облегчением подумал Штерн, вскочил с дивана и попятился к выходу.
– Сейчас узнаешь, – Бутырская взмахнула сковородой и заехала мужу в ухо – раздался звон.
Дальнейшее Штерну было неведомо, потому что он уже бодро шел по направлению к шоссе, чтобы поймать попутку.
* * *
– Мы решили завести ребенка! – сообщила счастливая Ольга Штерну по телефону с утра.
– Поздравляю, – растерялся Леонид.
– Никакой любовницы у него нет, то была секретарша Света, – добавила Бутырская. – Она привезла Демьяну на подпись документы. Ну все, пока, Ленечка. Созвонимся.
– Секретные документы, полагаю, раз Демьян не сообщил о ее визите следователю и не обеспечил себе алиби?
– Отстаньте от меня! – рявкнула Бутырская и бросила трубку.
«Любовь слепа», – подумал Штерн и запил минералкой положенные капсулы. Круглые янтарные горошины глотались легко и не имели вкуса – пресные, как теперешнее душевное состояние гроссмейстера. Безразличие ко всему проснулось вместе с ним с утра. Леонид принял душ, побрился, заказал себе в номер завтрак, поел без аппетита и снова улегся в постель. Штерн смотрел на потолок, закинув за голову руки, и пытался размышлять: мысли сопротивлялись – тянулись в голове, как липкая смола. На игровом поле появилась еще одна фигура. Секретарша Светлана – мышь серая классическая, как охарактеризовал ее брат. Штерн же охарактеризовал бы ее иначе: было в этой женщине нечто неординарное, глубоко спрятанное внутри, так глубоко, что Демьян, с его прямым характером и нежеланием понимать тонкости женской натуры, вряд ли был способен заглянуть Светлане в душу и разглядеть в ней потаенное и сокровенное. Да и при виде яркой красоты Ольги с трудом верилось, что брат может польститься на ничем не выдающуюся секретаршу. А значит, Демьян жене морочил мозги. К телефону брат не подходил и ничего не рассказал следователю о свидетельнице, потому что в гостях у него в тот момент была не секретарша Светлана, а совсем другая женщина: секретаршу брат назвал, чтобы Ольге легче было принять его «правду». Молодец! Правильно психологи советуют: не признаваться в измене, даже если тебя каленым железом пытают. Молчать, как партизан. Бутырский не молчал, он все отрицал – и вешал жене на уши лапшу, а Оля слушала и верила, потому что так спокойней жить. Придумывать ничего особенно не пришлось, Бутырская любому объяснению бы поверила, потому что страстно хотела поверить. Впрочем, это ее личное дело, пускай делает, что хочет, живет, как хочет, думает, что хочет! Свою миссию она выполнила, и теперь у гроссмейстера появилась наконец возможность откровенно поговорить с Демьяном на эту щекотливую тему. Сегодня как раз представился отличный случай – вечером планировалось очередное собрание в клубе «Флоризель». Если, конечно, Демьян туда пойдет, а не решит в срочном порядке делать ребенка Ольге. Леониду еще при первой встрече показалось довольно странным, что брат, прожив с женой столько лет вместе, так и не обзавелся наследником. После разговора с Ольгой ему стало очевидно, что возражал против этого Демьян. Возможно, Демьян боялся стать таким же плохим отцом для своего ребенка или просто не желал иметь детей. Что-то он совсем углубился в аналитику…
Леонид поморщился, вспомнив вчерашний рассказ брата. Когда гроссмейстер собирался в Москву, он надеялся узнать подробности не только о родной матери, но и об отце. Щемящее чувство обиды, которое он украдкой прятал поглубже в душу, иной раз мучительно кололо сердце. Вчера он испытал последний острый приступ боли, и тут же наступило облегчение – лишь неприятный легкий привкус горечи остался в душе. Демьян был прав – Леониду повезло. Его растили, как тепличный цветок, оберегали и любили. В итоге сделали из него совершенно беспомощного человека. Демьян вырос под жестким гнетом деспотичного папаши, который являлся невольным виновником гибели матери, и стал экстремалом и семейным тираном. Вряд ли папаша, ударив маму по лицу, предвидел подобный трагичный финал. Свой финал отец тоже едва ли предвидел. «За все нужно платить», – вновь мелькнула в памяти фраза Марго. Папаша по долгам заплатил.
Эк его занесло в психологические дебри! А ведь в университете по этой дисциплине у Лени Штерна все было плохо. Что же это такое происходит? Как старик, лежит, кряхтит и рассуждает, рассуждает, рассуждает… Вместо того чтобы действовать. Надо встать, позвонить Марго, выслушать наконец ее версию по поводу похищения журналистки. Надо встать, надо встать, надо встать, уговаривал себя Леонид, таращась в потолок.
Уланская словно почувствовала его посыл и позвонила сама. Договорились встретиться на Воробьевых горах, в том же самом месте. Ехать не хотелось, но разговаривать по телефону Маргарита категорически отказалась.
Днем на Воробьевых горах было не менее оживленно, чем ночью. Туристы-иностранцы, молодежь, торговцы сувенирами. В небе кружились шарики и разноцветные воздушные змеи, звучала музыка. Чудесная атмосфера, если бы не невесты! Невесты, их было очень много, Штерн насчитал шесть штук – они позировали фотографам на фоне панорамы Москвы, обнимались с женихами, пили шампанское из пластиковых стаканчиков и курили. От созерцания счастливых девушек в белоснежных шифонах и шелках Леонида затошнило. Мелькнула мысль, что Марго нарочно позвала его сюда, чтобы поиздеваться. Негодяйка!
К футбольному полю гроссмейстер спустился в отвратительном состоянии духа и в грязных, заляпанных рыжей глиной ботинках, что тоже порядком подпортило гроссмейстеру настроение – нечищеные ботинки он ненавидел.
Марго его уже ждала, сидя на лавочке у детской площадки.
– Мою невесту, оказывается, похитили, – буркнул Штерн, о предположительной причастности семейства Бутырских к этому делу он решил умолчать, чтобы ненароком не подставить брата, но не известить Марго не мог. – Девушку похитили сразу после того, как она вышла из клуба «Красный монах», – уточнил Штерн и заметил, как Марго побледнела и осунулась.
– Кто-то очень хочет моей смерти, – тихо сказала Уланская, достала из сумочки сигарету, закурила. Руки у нее мелко дрожали.
