– Везет! А я Таточку люблю, но приходится искать плотское удовлетворение на стороне, – вздохнул Баринов. – Маленькая она у меня еще и слишком… возвышенная, что ли. Не могу, короче, вот и приходится шлюх снимать. Спать с проституткой – это ведь не измена, – философски заключил Бес и продиктовал Трофимову номер Сюзанны.
Через час Веня входил в кабинет Зотовой с полным отчетом о проделанной работе. Следом ввалился Жданов, который, судя по сосредоточенному выражению лица, тоже что-то нарыл. Елена Петровна сладко спала за столом, положив голову на папку с протоколами. Мужчины молча застыли у стола, озадаченно глядя на следователя по особо важным делам.
Трофимов тактично покашлял.
– Экспертиза шмоток пришла, – тихо доложил Жданов.
– А я таки прорвался к нашему миротворцу, – порадовал спящую Зотову Трофимов.
Елена Петровна оторвала щеку от папки, посмотрела на них невидящим взором и снова легла вздремнуть. Трофимов вздохнул, включил чайник, сделал кофе и поставил чашку на стол, перед носом Елены Петровны в надежде, что запах кофе, как в рекламном ролике, пробудит Елену Петровну к жизни. Не вышло. Зотову разбудил телефон.
– Гаврюша звонил. Торопит с делом, – как ни в чем не бывало доложила Елена Петровна, отхлебнула кофейку и поинтересовалась, порадуют ли они ее новой информацией.
– Я с миротворцем переговорил, – повторил новость уже не спящей Зотовой Трофимов. – Непричастен друг Трушиной к убийству Колесниченко никаким боком. Мы ложную версию рассматривали.
– Откуда в таком случае кровища в микроавтобусе? – поинтересовалась Елена Петровна, хлебнув кофейку. Веня пересказал беседу с Бариновым.
– Зачем он нож под сиденье в машине засунул и почему ничего не сказал друзьям? – спросила Елена Петровна.
– Не знал, что с ним делать. Протер тряпкой и под сиденье засунул. Соратники по группе ничего об этом не знают. Бес не сказал никому, потому что эта коза – подруга одного из участников группы и умоляла ничего никому не говорить. Я вам еще больше скажу: медитировал Бес не один, а со знакомой проституткой, которая подтвердила его алиби. Таню миротворец наш любит, но так боготворит, что не может трахнуть.
– Веня! – пожурила Зотова.
– Пардон, не может вступить с ней в интимную связь по причине духовной возвышенности возлюбленной. Это он так говорит. А по мне, Бес банально боится попасть под статью за связь с несовершеннолетней или нарваться на разборки с отцом Трушиной. В общем, все очень запущенно!
– Как раз наоборот – клубок распутывается, – сказала Зотова. – Во всяком случае, теперь мы точно знаем, что миротворец непричастен к убийству Колесниченко, и смело можем вычеркнуть его из списка подозреваемых. У тебя что, Андрюша?
– Пришел результат экспертизы одежды Колесниченко. Короче, кровь на одежде совпадает с группой крови жертвы. Кровь на ее одежду попала после смерти Колесниченко. Я полагаю, что одежду сняли с живой девушки и держали отдельно. Возможно, упаковывали во что-то, чтобы не испачкалась. Либо почистили тщательно, прежде чем надеть на труп. На одежде нет следов бензина или машинного масла. Ничего, что говорит о том, что тело перевозили в машине, но есть микрочастицы талька.
– В пакеты для мусора запаковывали тело перед тем, как погрузить в автомобиль, – предположил Трофимов.
– Вам не кажется, что преступник слишком аккуратен для человека с психическим отклонением? – заметила Зотова.
– Психи бывают патологически аккуратны, – вставил слово Жданов, хлебнув кофейку. – Я знал одного шизика, который постоянно мыл руки. Чуть до костей не смылил!
– Сомневаюсь, что это наш случай, – возразила Зотова. – Я все больше склоняюсь к тому, что у преступника нет психического расстройства. Слишком тщательно он все делает.
Елена Петровна придвинула к себе экспертное заключение и снова пробежала глазами текст:
– А это что за ерунда? Пятно на рукаве пальто. По составу идентично высококачественному рыбьему клею. – Елена Петровна посмотрела на Жданова и перевела взгляд на Трофимова.
– Рыбий клей значит, что… Убитая испачкалась в рыбьем клее, – философски заключил Веня, выдержал паузу и заржал.
– Трофимов, я как выговор тебе сейчас впаяю! – разозлилась Зотова.
– Что, теперь и пошутить нельзя? – обиделся Веня.
Жданов достал из кармана блокнот:
– Я тут выписал общую информацию. Рыбий клей считается самым лучшим из животных клеев. Применяется в деревообрабатывающей и текстильной промышленности, а также в виноделии для осветления жидкостей.
– Может, Колесниченко держали где-нибудь в винном погребе? – предположил Трофимов.
– Погоди, дай закончить, – перебил Жданов. – Еще рыбий клей применяется в иконописи и реставрационных работах. Его добавляют в грунт мастера-позолотчики.
– Стоп! В грунт, ты сказал? – уточнила Зотова и застучала по клавишам компьютера. – Смотрите, рыбий клей и в грунтовке холстов для живописи применяется.
– И что? – не понял Трофимов.
– А то, что художник Юлиан Дербеш – родственник Колесниченко, вот что, – сказала Елена Петровна и почесала ручкой лоб. – Дербеш – это псевдоним, а настоящее его имя – Юрий Колесниченко.
– Во блин, – почесал затылок Жданов. – Брат?
– Троюродный.
– Ого! – вытаращил глаза Трофимов.
– Не огокай, а информацию дополнительную по нему собирай. Это еще не все. Дербеш – коммерческий проект Василисы Берн. Сама прима меня уверяет, что Колесниченко с братом не общались и делить им нечего.
– Кроме наставницы, – уловил мысль следователя Жданов.
– Ты умница, Жданов! Дербеш мог узнать, что Колесниченко подписывает контракт с Большим театром, и взревновать свою кузину к будущей славе.
– Испугаться, что она его обскачет, и уничтожить угрозу, – заключил Трофимов.
– Что-то мне захотелось вживую поглядеть на его художественное творчество.
– У вас на лбу тоже художественное творчество, – сказал Жданов. Елена Петровна посмотрелась в графин, который стоял на столе, и выругалась. Весь лобешник был разрисован шариковой ручкой, сама себя украсила.
Елена Петровна послюнявила палец и попыталась оттереть «рисунки майя». Жданов смотрел на это и чудовищно морщился.
Трофимов пересел за компьютер и набрал в поисковике «Юлиан Дербеш».
– Записывайте адрес галереи, где художник выставляется, и его мастерской, – деловито сказал он, сам переписал адреса в блокнот и передал Елене Петровне листок.
– Я потом домой, спать, – сказала Зотова, допила кофе и набросила шубку. – А вы работайте. По подруге Колесниченко где информация?
– Жду ответ на свой запрос из Питера, – виновато сказал Трофимов и помахал Елене Петровне рукой.
Глава 20
Гениальная мазня
«Удивительно, что в центре города еще сохранились такие дома, снаружи и изнутри похожие на декорации из фильмов ужасов», – размышляла Елена Петровна, поднимаясь на последний этаж старого заброшенного дома. Было всего четыре часа, но уже стемнело. В полумраке лестничных пролетов различались кованые перила, мраморные ступени и проемы дверей. Здесь жило эхо и творил свои шедевры модный художник Юлиан Дербеш – «продукт нового времени», открытый для мира бывшей примой балета Василисой Берн. Галерея работ художника совсем Елену Петровну не вдохновила, поэтому она отправилась по адресу его мастерской.
Елена Петровна отдышалась и позвонила в дверь. Судя по тому, что трели она не услышала, звонок не работал. Зотова интеллигентно постучала, но ответа не последовало. Она прислушалась. Из глубины мастерской доносилась музыка. «Концерт для скрипки с оркестром Чайковского», – опознала Зотова, постучала еще раз и толкнула дверь, которая оказалась незапертой. Елена Петровна заглянула в прихожую. Мастерская была скрыта за тяжелыми бархатными гардинами. Зотова осторожно отодвинула полотно.
Дербеш стоял к Елене Петровне спиной и с увлечением писал картину. На полотне была изображена обнаженная полная девушка с распущенными волосами, стоящая на коленях. Ее голову украшал терновый венец и кровь катилась по прелестному лицу. Глаза девушки были с мольбой обращены к небу, ладони сложены у груди. Зрелище впечатляло.
Зотова подошла ближе, чтобы как следует рассмотреть полотно, и заметила молоденькую натурщицу, которая позировала в неглиже на огромной кровати с балдахином.
Почувствовав неловкость, Елена Петровна попятилась назад и скрылась за тяжелой гардиной.
– Долго еще? – прозвучал юный голосок. – Я хочу тебя!
– Потерпи, – с некоторым раздражением сказал Юлиан.
– Тогда расскажи мне про смерть.
– Все, что кажется смертным, есть лишь оболочка. Жизнь бессмертна, и тело – это только чехол, который придает ей видимую смертность, когда дыхание становится неактивным, – так говорил индийский мистик и музыкант Хидаят Инаят Хан. Смерть – это переход в другое измерение. – Голос Дербеша смягчился. – Она соединит наши души навечно. Ты хочешь этого, Алиса?
