— Какими?
— Похоже, переговоры с морем вели именно деревья. Они просили землю для себя и своего потомства. А человек просто транслировал их волю. Поэтому, собственно, всё получилось. Море не стало бы идти на поводу у человеческих капризов. Но нет такой стихии, которая откажется вступать в переговоры с деревьями — при условии, что те достаточно велики и стары.
— Ну прям — нет! А огонь?
— Повторяю: при условии, что деревья достаточно велики и стары. Могущество всякого дерева напрямую зависит от его возраста. Прожить первую тысячу лет дереву довольно непросто, тут ему может помочь только удача. Зато потом наступает время его силы. Поэтому в лесах, где растут старые деревья, не бывает пожаров. А если и случится такое несчастье, огонь быстро угаснет, а ущерб от него окажется невелик.
— Ничего себе! Слушай, а как так получилось, что я до сих пор даже краем уха об этом не слышал?
— Список фактов, о которых ты никогда не слышал, практически бесконечен. Причём то же самое можно сказать о любом из нас, включая самых прославленных эрудитов. Поэтому выбранная тобой стратегия представляется мне чрезвычайно разумной: ты получаешь знания по мере того, как они становятся тебе необходимы. Неплохой способ совладать с бесконечностью.
— Если бы не ты, я бы ни за что с нею не совладал, — мрачно сказал я.
— Ну так я всё равно есть, никуда не денусь, а значит и сокрушаться тебе не о чем.
Ну кстати да. Этот факт действительно внушает оптимизм.
— Значит, с морем договорились деревья, — наконец резюмировал я. Просто чтобы не затягивать паузу.
— Да, именно. И тут перед нами внезапно открывается очередная удивительная тема: прибрежные деревья Урдера. Ещё вчера я не знал о них ничего и, признаться, до сих пор нахожусь под впечатлением от своего запоздалого открытия.
— То есть, о больших старых деревьях ты тоже вот только что узнал?
— Нет, о них я уже читал прежде. И даже был знаком с двумя очень старыми деревьями; впрочем, недостаточно близко, поскольку они оказались не слишком заинтересованы в общении с людьми. Ну или только лично со мной; впрочем, сейчас это совершенно неважно. По-настоящему удивительным для меня стал тот факт, что в той части побережья Великого Крайнего Моря, где расположен Урдер, деревьев, теоретически, вообще быть не может. Тем не менее, они там растут.
— Погоди, как это — быть не может? Почему? Там настолько холодно?
— Холодно? — удивился Шурф. — Да нет, я бы не сказал. Зимы примерно такие же, как у нас, с поправкой на морской ветер, а летом несколько прохладней, особенно в предгорьях, но в целом, особой разницы нет. Дело не в климате, а в почве. Вернее, в её отсутствии. Большая часть Урдерского побережья представляет собой синие каменные скалы и такие же каменные равнины; нормальная плодородная почва начинается на некотором расстоянии от моря — примерно от трёх до шести миль. Собственно, этот камень — основная и, пожалуй, единственная причина процветания Урдера, их главное сокровище. Ближайшие соседи, куанкурохцы, издавна закупали его для строительства своих городов, а адмиральша Яла Шори, которую в Урдере по сей день считают величайшей правительницей всех времён, тем, в первую очередь, и славна, что существенно расширила рынок, когда на свой страх и риск привела в Капутту целую торговую флотилию, гружёную синем камнем и сумела убедить куманских подрядчиков, что это — наилучший материал для строительства роскошных дворцов. И не сказать, что обманула. Синий урдерский камень весьма красив и легко поддаётся обработке, к тому же, обладает рядом необычных свойств: если его намочить, светится, пока не высохнет, заметно нагревается в холодные дни и, что лично мне кажется особенно привлекательным, издаёт негромкие звуки, похожие на шум морского прибоя. Теперь урдерским камнем выложены не только полы дворца Куманских Халифов, но и некоторые залы нашей Летней Королевской резиденции Анмокари. Скажу тебе честно, не окажись казна моего Ордена практически пуста после оплаты пребывания Магистра Нуфлина в Харумбе, я бы и сам не отказался отделать им свою спальню. Засыпать под шум прибоя должно быть очень приятно; впрочем, ладно, к моим услугам все моря этого Мира — если не прямо сейчас, то очень скоро, а значит, в каком-то смысле, всегда.
— Это самые лучшие планы на будущее, какие мне доводилось слышать, — улыбнулся я. — Но деревья? Что там с урдерскими деревьями?
— Ты прав, я существенно отклонился от темы. Прости. На самом деле, только и хотел сказать, что на каменном побережье деревья расти, теоретически, не могут. Но некоторые всё же прорастают — вопреки собственной природе, обстоятельствам и вообще всему. Если не погибают в первые столетия жизни, вырастают огромными и мощными. И, как я понимаю, наделёнными колоссальной созидательной волей. Поэтому урдерцы считают, что с прибрежными деревьями следует поддерживать добрые отношения. Отсюда и профессия Глашатая Воли Старших Деревьев — чрезвычайно почётная, но очень редкая. Вообще-то, людей, наделённых способностью налаживать контакт с деревьями, рождается довольно много, ничего особенного тут нет. Загвоздка в том, что прибрежные деревья соглашаются иметь дело далеко не с каждым. Их надо заинтересовать. Ну, строго говоря, в этом смысле они ничем не отличаются от нас — мы тоже не готовы дружить с кем попало.
— Охренеть! — резюмировал я. И, конечно, тут же поймал себя на желании немедленно отправиться в Урдер, перезнакомиться со всеми тамошними прибрежными деревьями и обсудить с ними все волнующие вопросы бытия.
А то мне, бедняжечке, дома поговорить не с кем.
Шурф, конечно, сразу понял, о чём я думаю.
— В Урдер тебе, пожалуй, всё-таки лучше пока не ездить, — заметил он.
— Да я и не собираюсь… Но почему?
— Велик риск, что, познакомившись с тобой, тамошние прибрежные деревья самостоятельно выкорчуются из скал и побредут в Ехо. Могу вообразить ноту протеста, которую по этому поводу предъявит Его Величеству Большой Урдерский Совет. Что, впрочем, полбеды по сравнению с необходимостью как-то утешить и вернуть на родину деревья, слоняющиеся по улицам Ехо в поисках тебя. Заранее предвижу, эта задача ляжет на мои плечи — и что я им буду говорить?
— Да ладно тебе. Можно подумать, настолько всё страшно, — польщено ухмыльнулся я.
— Именно настолько. Людям вроде тебя не следует недооценивать силу своего обаяния. И по мере возможности беречь от него окружающих. Особенно, если они — деревья.
— А что ещё ты о них узнал?
— Считай, почти ничего. Свои отношения с прибрежными деревьями урдерцы окружают тайной и никому о них не рассказывают. Тем более, не записывают. Если и есть какие-нибудь секретные архивы урдерской Гильдии Лесничих, в нашу библиотеку они не попали. Собственно, даже те скудные сведения, которыми я теперь обладаю, вычитаны между строк. Не будь у меня столь большого опыта работы с информацией, я бы вообще ничего не узнал, кроме того, что на каменных скалах урдерского побережья иногда каким-то чудом вырастают деревья. Вот и всё.
Мы помолчали. Я обдумывал услышанное, пытаясь сообразить, содержат ли добытые моим другом сведения ответ на хотя бы один из множества вопросов, возникших у меня после знакомства с хозяевами «Света Саллари». По всему выходило, что нет. Разве что, природа обаяния этого семейства стала мне немного понятней, словно бы в их родном доме, построенном где-нибудь на границе между прибрежной каменной пустыней и цветущими садами городских окраин, побывал.
С другой стороны, не это ли самое главное?
— По правде сказать, я и сам теперь хочу познакомиться с деревьями Урдерского побережья, — неожиданно сказал Шурф. — Но это, конечно, тоже планы на отдалённое будущее. Чему я действительно научился за последние полтора столетия, это постоянно говорить себе: «Не сейчас». И быть при этом достаточно убедительным.
— Просто сейчас такое трудное время, когда сбываются твои дурацкие юношеские мечты о власти и могуществе, — вздохнул я. — Его надо как-то перетерпеть. Кто ж тебе виноват, что ты всегда поворачиваешь всё по-своему? С другой стороны, это значит, что сбудется и всё остальное. Никуда оно от тебя не денется. К счастью, в отличие от власти и могущества, шум моря вряд ли может стать в тягость. Как и всё остальное, чего тебе теперь хочется.
— Ты почти столь же убедителен, как я сам, — усмехнулся мой друг. — Практически один в один. И это отлично. Потому что иногда бывает нужна внешняя опора. Тот, кто говорит вслух то же самое, что ты думаешь, оставшись наедине с собой. Зеркало. Подтверждение. Знак, что ты не сбился с пути. Да как ни назови. Впрочем, ты сам знаешь.
«Знаю, — подумал я. — Ещё бы мне не знать».
А вслух сказал:
— Удивительное всё-таки место этот Урдер. Стоит зайти в открытый его уроженцами трактир, как тут же превращаешься в одно большое глупое сердце. И от разговоров о нём примерно тот же эффект. Ещё немного, и я начну употреблять уменьшительно-ласкательные суффиксы. Трепещи.
