Я узнал голос Соломона. Постепенно мои глаза привыкли к мраку каюты.
– Нет, Соломон, это был хороший сон. Но игра не закончилась.
– Она всегда не заканчивается, – сказал Соломон. – За работу!
18. Прыгни – и сеть натянется
Стряхнув остатки сна, я оделся и через минуту уже был готов. Положил свою счастливую раковину в карман и вышел из каюты. Соломон уже приготовил шлюпку, и мы в полной тишине отправились на берег.
Вчерашний ветер утих, ночное небо стало кристально чистым, в воде отражались звезды.
Я чувствовал себя так, словно мы замышляли предрассветное нападение на ничего не подозревающего врага. В некотором смысле так оно и было. Наша миссия заключалась в том, чтобы высадиться на берег, захватить врасплох спящую армию из одного человека, втереть ему очки и заставить сделать то, чего он никоим образом делать не должен.
Несмотря на крепкий бодрящий кофе в моем желудке, я все еще думал о своем сне и неизвестном исходе игры. Клеопатра казалась довольной и тихонько напевала себе под нос. Теперь-то я знал, что это была за мелодия – Карлос Гардель. Соломон вывел шлюпку на мелководье, мы выгрузились и полезли на утес.
Я и вправду ожидал увидеть, как Колумб и Эль Коэте заканчивают игру. Но когда мы поднялись на вершину, нашему взору предстали лишь тенистые, безлюдные руины Тулума. У линии прибоя в шлюпке стоял Соломон, и я знаком дал ему понять, что у нас все в порядке – пока в порядке. По дороге в сторожку Клеопатра нарушила утреннюю тишину, и я услышал подробный репортаж об игре: «Индустриалес» выиграли у своих ненавистных соперников из Сантьяго – 9–0. Эль Коэте подал три «сухих» мяча. Я рассказал ей о своем сне.
– О, этот сон снится мне все время, – заметила она.
– И кто выиграет? – спросил я.
– Если не ошибаюсь, я об этом узнала, когда мне стукнуло девяносто три.
– Отлично.
В зарослях мангровых деревьев и пальм висел утренний туман. Мы шарили лучами фонариков по руинам и медленно, однако неуклонно приближались к сторожке у главных ворот.
Клеопатра шла позади. Интересно, думал я, чего мне будет стоить выиграть это пари. Мне потребуются деньги, а их у меня нет.
Вчерашний день уже казался древней историей. Я нырнул в океан, чтобы смыть с себя грязь, напрочь позабыв о деньгах в кармане, на которые собирался кутнуть в городе. Только переодевшись в гостевой каюте на борту «Лукреции», я обнаружил пропажу мокрой пачки двадцатидолларовых банкнот. Я перерыл свою грязную одежду и рыбацкий мешок в поисках пяти сотен баксов – они пригодились бы мне, очутись я в Канкуне. Наверное, пока я мирно похрапывал, смешав дурь с пивом, какой-то пляжный оборванец положил на меня глаз и сорвал джек-пот. У меня осталось только пятьдесят долларов, которые я всегда ношу в бумажнике. Маловато, конечно. Ради такой мелочи Гектор вряд ли согласится начать свой день до рассвета. Надо придумать что-то еще.
Разумеется, в банке у Клеопатры денег было побольше, чем у меня, но мы поспорили, что канал-то освещу я, а ее на мякине не проведешь. Кроме того, я вовсе не хотел сесть в лужу из-за каких-то там формальностей и продуть свое возвращение домой на «Лукреции». Поэтому я решил сделать все один и не стал делиться с ней своими опасениями.
Сторожка появилась в луче фонаря в сотне метров впереди. Я понятия не имел, что предложить Гектору. Я мог остановиться, объяснить ситуацию Клеопатре и попросить совета – или продолжать себе идти к сторожке с деловым видом. Авось что-нибудь придет в голову. Клеопатра молчала. Все ясно, это моя игра. Я пробормотал молитву богам озарения и приблизился к хижине.
Я был всего в двадцати ярдах от входа, когда боги услышали мои молитвы и я получил ответ на свой вопрос. Он пришел из динамиков в хижине Гектора, а доставил его моим благодарным ушам сам Король.
«Вива Лас-Вегас!»[82] – пел Элвис. Лас-Вегас! Вот ответ. Страсть Гектора ко всему, что имело отношение к Вегасу: игровым автоматам с миллионными выигрышами, огромным бельгийским вафлям, стриптизу и бьющим фонтанам – вот та морковка, которой я буду размахивать перед кроликом. Я предложу осуществить его мечту. Да здравствует Лас-Вегас. А о том, как это оплатить, я подумаю позже.
Дверь открылась, и я увидел Гектора. Он походил скорее на пленника, чем на охранника. Вырубив Элвиса, он держал в руке карабин. Судя по его всклокоченному виду, он заснул в одежде, даже не выключив музыку, и наверняка принял на ночь пару стаканчиков сока голубой агавы. Кажется, он был не очень-то рад нас видеть.
Я уже собирался принести извинения и представить свою спутницу, как Клеопатра обратилась к Гектору по-испански. Атаку она начала с заградительного огня из комплиментов Элвису.
– Он еще на Хендриксе сдвинут, – прошептал я Клеопатре.
– Кто такой Хендрикс? – прошипела она в ответ.
Что бы там ни сказала она Гектору, но мрак на его лице сменился улыбкой. Я никогда не видел, чтобы этот человек так много смеялся. С того первого дня, когда он меня чуть не пристрелил, я неплохо продвинулся для гринго, но я никогда не видел ничего подобного: Клеопатра в действии.
Гектор жестом предложил нам сесть. Проходя мимо развешанных по стенам вырезок из журналов и огромного плаката с Джимми Хендриксом, поджигающим свою гитару, я ткнул пальцем.
– Это Хендрикс, – прошептал я Клеопатре.
– Зачем сжигать такую прекрасную гитару? – спросила она.
– Напомните мне, чтобы я рассказал вам об этом позже. Что сказал Гектор?
– Он говорит, что мы сбрендили, но хочет знать, что за это получит.
– Я знаю, – сказал я. – Я попытаюсь объяснить ему мой план. Если не выйдет, мне придется просить вас переводить.
– Кажется, это не нарушает условий пари. Я согласна, – заключила Клеопатра.
На своем самом лучшем испанском я медленно объяснил свой план Гектору. Когда я закончил, он сел на койку и погладил свой карабин. На мгновение он задумался, но потом губы его расплылись в широкой ухмылке.
– Лас-Вегас, melones grandes alli.[83] Это идти, но доллары тоже. Я думаю, два сотня на стриптиз.
Куда катится этот мир? Поначалу мне было стыдно. Я вспомнил о своем герое, Джоне Ллойде Стивенсе, человеке, вызволившем руины майя из-под камуфляжа джунглей, чтобы показать их миру. Что он подумал бы обо мне, узнай, что я сижу в Тулуме и торгуюсь с местным за стрип-бар? Правда, я думаю, мистеру Стивенсу лучше других было известно: для того чтобы справиться с заданием, надо делать то, что надо делать. Я почти договорился с Гектором – почти, но еще не совсем.
– Как насчет полтинника? – рискнул я и потянулся за одинокой купюрой в кармане.
– Не пятьдесят. Два сотня, – упрямо повторил Гектор. Я уже собирался сделать второе предложение, но до этого не дошло. Клеопатра вынула руку из кармана штормовки, и свет фонаря отразился от маленького золотого самородка. Она протянула его Гектору. Тот схватил его, осмотрел и спросил:
– Es oro?
– Si es oro.[84]
Он опустил его в карман рубашки, что-то сказал Клеопатре по-испански и пожал нам обоим руки. Затем встал, открыл дверь и жестом приказал нам следовать за ним.
– Он говорит, пятьдесят сейчас, две сотни на следующей неделе и золотой слиток, чтобы покрыть расходы, – прошептала мне Клеопатра. – Вовсе не плохая сделка, мистер Марс.
Через несколько секунд мы уже стояли перед лачугой позади караулки. Гектор вынес два гигантских факела на длинных шестах и галлон керосина, потом снова убежал внутрь и на сей раз вернулся с магнитофоном на шее. Идя за ним в башню, я чувствовал себя на миллион баксов. Я знал, что канал есть, а теперь у меня появилась возможность разыскать его в темноте.
– Ты ведь не имел представления, как все провернуть, пока не попал в сторожку, да?
– Все вышло так, как я и надеялся, – сказал я как настоящий политик.
– Это не ответ. Соломон сказал мне о том, что у тебя на пляже украли деньги.
Я улыбнулся. По дороге я смотрел на размытое зарево Млечного Пути в безоблачном небе и думал, что Джонни Красная Пыль, наверное, сидит там, у себя наверху, и здорово веселится.
– Я просто последовал совету, который мне дал старый шаман в Монтане.
– И какому же?
Я нащупал маленького деревянного геккона у себя на шее, потер его и сказал:
– Прыгни – и сеть натянется.
19. И ветер плачет: «Мэри…»
Вдохновленный предстоящим уик-эндом в Лас-Вегасе, Гектор прыгал по крутым ступеням башни, как троеборец. Я объяснил ему, как нужно расставить факелы.
Мы вернулись на «Лукрецию» и разбудили штурмана и третьего помощника. Вместе с нами они сели в шлюпку. Клеопатра оставила Гектору рацию, чтобы мы были на связи.
Клеопатра стояла рядом с Соломоном и поглядывала то на красное сияние компаса, то на освещенные окна башни. Соломон держал штурвал и точно следовал всем инструкциям капитана.
Молодой штурман в резиновой лодке прощупывал глубину невидимого канала под нами и выкрикивал цифры и время третьему помощнику, который записывал их в непромокаемом журнале.
