Вот и отвар, понял Анатолий. Нет, жрать эту дрянь он не будет! Рванувшись вперед, Толя попытался выбить чайник из рук безумного старика.
Нападения ожидали. Один из охранников взмахнул кнутом, точно захлестнув лодыжку пленника. Последовал резкий рывок, и Анатолий упал на спину. Его руки были тут же прижаты к земле, а в рот ткнулся носик чайника. Харон двумя пальцами зажал пленнику нос.
Чтобы не задохнуться, Анатолий был вынужден глотнуть мерзкого пойла. Под бормотание о расширении границ сознания слепец продолжал вливать в рот пленнику новые порции отвара. Когда Анатолия наконец отпустили и он попытался подняться, земля под ногами покачнулась, а лица окружающих людей вытянулись, превратившись в уродливые хари.
Что-то говорил Харон, но его привычная скороговорка замедлилась до такой степени, что каждое слово звучало не меньше минуты, и понять, где его начало, а где окончание стало невозможно. Земляная гора с восседавшими на ней надзирателями уплыла в глубину станционного зала, который превратился в бесконечный туннель. Анатолия подхватили под руки и поволокли к ближайшей из клеток. Последним звуком, имевшим хоть какое-то отношение к реальности, был лязг решетки.
Мир погрузился в серый туман, из которого выплыло лицо. Бледная, мелово-белая кожа, почти прозрачные веки без ресниц, непомерно большой, пересеченный глубокими морщинами лоб и пронзительные, будто светящиеся изнутри зеленые глаза.
Узкие фиолетовые губы зашевелились. Существо что-то говорило Анатолию, но он не мог различить ни единого слова. Послышался низкий вибрирующий звук. Оживший червь продолжал колотить хвостом о бетон. Шум нарастал до тех пор, пока не вытеснил все остальные звуки. Анатолий вдруг понял, что слышит не удары хвоста, а свист воздуха, рассекаемого летящим предметом.
Над опустевшей платформой Тимирязевской кружила огромная черная птица. Присмотревшись, Анатолий сообразил: то, что он принимал за крылья, было широкими рукавами черного плаща. Свои владения облетал Коготь. Покружив под потолком станции, он опустился возле ямы, из глубин которой вырывались сполохи темно-багрового света. Заветная мечта сатанистов осуществилась — они пробились к пеклу и теперь выстроились на краю ямы в длинную очередь. Коготь со счастливой улыбкой заботливого отца, который наблюдает за своим сделавшим первый шаг ребенком, смотрел, как его сектанты, взмахивая руками, прыгают в котлован. Вскоре в станционном зале остались только Анатолий и Коготь. Предводитель сатанистов учтивым жестом пригласил Анатолия тоже пройти в ад. Как ни старался Толя оставаться на месте, невидимая сила толкала его к яме. Когда он оказался рядом с Когтем, тот отбросил капюшон и повернулся спиной. У Когтя оказалось два лица, и вторым было лицо Корбута. Профессор знакомым жестом отбросил со лба прядь седых волос.
— Не пытайтесь скрыться от меня, юноша. Я найду вас в самом дальнем уголке Метро. Вы недооцениваете старика-профессора. У меня много тел и обличий. Все это время вас вел и направлял я и только я. Крест, Коготь и Червь — всего три из великого множества моих ипостасей. Я есмь альфа и омега Метро. Его начало и конец. Раб, червь и Бог! Прыгайте в котлован, юноша, ибо адское пламя — самый надежный вариант генетического модификатора.
Позади, в глубине станционного зала, послышались шаги. Прежде чем Анатолий успел обернуться, в лицо Корбуту ударила яркая вспышка света. Двуликий монстр завопил от боли, закрыл глаза руками и шагнул в яму. Груда земли пришла в движение и стала осыпаться вниз. Вскоре от входа в ад не осталось и следа. Вместе с ямой пропали пепелища костров, клетки и пентаграммы. Тимирязевская стала такой, какой Анатолий помнил ее с детства. По выложенным черным гранитом и светлым мрамором плитам пола к Анатолию приближался Путевой Обходчик.
— Почему ты видишь все только в черных тонах? — загремел под сводами станции уверенный голос. — То, что в темных туннелях нет ярких красок, еще не означает, что их не существует вообще. Учись смотреть на ситуацию под разными углами, с разных точек зрения.
— О чем вы?!
— Двуликий Янус, помимо всего прочего, во все времена считался богом входов и выходов. Если тебе удалось отыскать вход на Тимирязевскую, значит, отыщешь и выход.
Обходчик выключил свой фонарик. Станционный зал погрузился во тьму, а из нее вновь выплыло бледное лицо без ресниц и бровей.
— Он возвращается, — произнесло существо. — Мне удалось нейтрализовать зелье и сейчас он полностью придет в себя.
Анатолий увидел бледную руку, пальцы которой были соединены прозрачными перепонками. Понял, что сейчас она коснется его лба, дернул головой, пытаясь избежать прикосновения, и ударился о трубу клетки.
— Смотри-ка, и правда, очухался! — радостно воскликнул Краб. — С возвращением, Том!
Анатолий выпрямился и коснулся пальцами шишки на голове. Он сидел на полу клетки в обществе Краба и мужчины крайне странного вида. Сосед был похож на великана, которого загнали в слишком маленькую для него клетку. Он производил впечатление существа, наделенного огромной силой. У него была непропорционально большая голова с покатым лбом и далеко выступающими вперед гипертрофированными надбровными дугами. Из-под них посверкивали маленькие, черные глазки в обрамлении набухших век. Ресниц не было вообще, как и растительности на бледном лице и темени, а губы были фиолетового цвета.
— Его зовут Мобат. С Филевской линии, — пояснил Краб.
Филевская линия, почти целиком лежащая у самой поверхности или вообще на земле, по слухам, была населена мутантами. Толща земли защищала от радиации жителей центральных станций, но на Филевской был слишком высокий фон. В первом поколении большинство выживших перемерло от лучевой болезни и рака, а детишки у них родились странные. И Мобат, судя по слухам, был еще не самым удивительным уродом.
Новый знакомец отличался двухметровым ростом, плечами неимоверной ширины и лопатообразными ладонями с перепонками между пальцами. Они-то и поразили Анатолия больше всего.
Краб поправил грязную повязку, прикрывавшую безухую голову. Несмотря на потерю уха, присутствия духа он ничуть не терял.
— А правда, что вы у себя на Филевской людей жрете только так? — поинтересовался вор, продолжая прерванную светскую беседу.
— Едим, конечно, но не всяких, — снисходительно улыбнулся Мобат. — Тебя, к примеру, никто жрать не станет.
— Это еще почему?
— От одного вида тошнит!
— Тогда я к вам в отпуск приеду! — хихикнул Краб. И тут же затараторил: — Мобат — настоящий экстрасенс. Это он тебя откачал. Любого может загипнотизировать, поэтому здешние громилы в одиночку к его клетке не подходят и на работу не выпускают.
— Это правда, — кивнул мутант. — Если бы мог выбраться из этой чертовой клетки, они бы тут живо заплясали под мою дудку. Но замок…
— Самый обычный замок, винтовой, — сообщил Краб. — Прост, как кремневое ружье, и поэтому его можно открыть только родным ключом. Эх, что бы вы без Краба делали!
Вор сунул руку в карман и вытащил оттуда ключ. Анатолий вспомнил, как Краб ни с того ни с сего бросился на конвоира и, цепляясь за его одежду, сполз на пол.
— Красиво, — оценил Толя.
— Мастерство не пропьешь, — скромно улыбнулся Краб.
Глава 14
Жабдар
Однако сам по себе ключ еще ничего не решал. Они могли отпереть клетку, но пройти по платформе через толпу вооруженных, жаждущих крови отморозков казалось делом немыслимым.
Мобат придерживался иного мнения. Он пробыл на Тимирязевской достаточно долго, поэтому был хорошо знаком со здешними порядками. Без лишних слов он обрисовал ситуацию.
Когтю не удалось наладить дисциплину. Подавляющее большинство сектантов не подчинялось никаким приказам и выполняло все поручения из-под палки. Самым действенным способом влияния на склочных и драчливых поклонников Люцифера были галлюциногенные грибы, которые выращивал в укромных, никому не известных местах лично Харон. Грибы высушивали, чтобы есть просто так или готовить отвары. Под грибами выступления Когтя проходили на ура, однако палка имела два конца: вечером сатанисты самостоятельно готовили галлюциногенный напиток в большем котле и напивались так, что не могли шевелить языками.
И точно! Сатанисты сейчас лежали вповалку у потухших костров и храпели так, что потолок осыпался. Бодрствовал только часовой. Анатолий видел, как тот сидит на мешке с песком и, опершись на свой автомат, клюет носом. Краб просто сгорал от желания открыть замок, но Мобат не торопился покидать клетку.
— Мне надо несколько минут на то, чтобы подготовиться. Истратил слишком много сил, когда очищал твой мозг от дурмана. Если не восстановиться прямо сейчас, буду ни на что не годен. В последнее время от этой работы сильно болит моя голова.
