— А чего же она Евдокию боялась? Самое страшное та ей уже сделала.
— Она не Евдокию, а себя боялась, говорила, что не может с Евдокией встречаться, хотелось убить ее на месте. Учтите ее состояние, — добавила Маргарита Ивановна, — от сына ни слуху ни духу, ясно только, что он в Чечне, а Евдокия ведь при встрече обязательно норовила спросить, как сыночку служится и пишет ли маме письма.
— Ну и сволочь!
— Да уж, такая была. И вот, спряталась она, а тут открывается входная дверь и входит человек.
— Какой человек? — вскрикнула Надежда.
— Вот и к делу подошли. Майя говорит — человек как человек, нормальный, в общем. Мужчина, нестарый еще, но в возрасте. Росту невысокого, но крепкий по виду. Волосы седоватые. Никаких особых примет она не обнаружила, разве что голову немного набок держит. И шеей так поводит, как будто ему воротник мешает. Майе не хотелось, чтобы он ее заметил, неудобно было, что прячется.
— Может, это ей жизнь спасло… — пробормотала Надежда. — Ас чего вообще-то она взяла, что это убийца?
— А с того, что одет был мужчина в куртку неприметную и как-то странно ее придерживал И Майя потом только догадалась, что у него снизу торчало.
— Что торчало — нож? — недоуменно спросила Надежда.
— Да не нож, — досадливо отмахнулась Маргарита Ивановна. — Стебель розы.
Она насладилась произведенным эффектом и продолжала:
— Понимаете, роза-то ведь была на очень длинном стебле, я точно помню.
— Эти розы, темно-красные, всегда с длинными стеблями, сорт такой, — радостно подхватила Надежда. — Не мог же он нести ее на виду, кто-нибудь бы заметил и потом вспомнил. Он спрятал ее под куртку, нес осторожно, чтобы не сломать, поэтому и придерживал куртку, а роза ведь могла соскользнуть вниз. А дальше что было?
— Дальше Майя выскочила на улицу, пока он поднимался наверх, потому что лифт приехал пустой, это Евдокия просто спускала ведра с грязной водой. Майя пошла себе в церковь, а про человека и про розу догадалась уже вечером. Когда ей рассказали, что Евдокию убили. И никуда, естественно, не обратилась, потому что испугалась, что на нее подумают — мотив-то у нее был самый что ни на есть распрекрасный.
— А теперь что изменилось? — Надежда внимательно посмотрела Маргарите в глаза.
Та ответила ей таким же внимательным и дружелюбным взглядом.
— А теперь сын живой оказался. Опять же Рождество на носу, а Майя верующая.
Захотелось ей доброе дело сделать, но в милицию идти боится, станут спрашивать, почему раньше не сказала и так далее. Опять же мотив.
Надежда сообразила, что неугомонная ее соседка Мария Петровна проболталась Маргарите про капитана Сергея Гусева и про то, что Надежда кормит его ужинами и даже иногда завтраками. Маргарита Ивановна воспользовалась больным Надеждиным зубом и решила убить двух зайцев. С одной стороны, ей не хотелось подводить соседку, а с другой — быть замешанной в укрывательстве убийцы. Поэтому она вроде бы случайно поведала всю историю Надежде в виде обычного бабьего трепа, оставив дальнейшее развитие событий на усмотрение Надежды.
Надежда поблагодарила Маргариту Ивановну за отлично сделанную работу и отправилась восвояси, глубоко задумавшись.
Сергей шел привычной дорогой к школе и поглядывал по сторонам. Все было как обычно. Он вошел в холл, и тут же его окликнула старинная знакомая тетя Поля.
— Молодой человек, вы к кому? — строго начала было она, но тут же узнала Сергея.
— Ну что, тетя Поля, как жизнь?
— Все нормально, а ты куда это наладился?
— Завуча повидать, Аллу Константиновну, и к вам вопросы тоже имеются.
— К Алле Константиновне ты сегодня не попадешь, — безапелляционно ответила тетя Поля, — она сильно занята.
— Чем это так завуч занят?
— Не завуч Алла теперь, а директор.
— Когда ж ее назначили?
— Недавно и назначили. Больше-то некого было, вот она и согласилась, за школу очень болеет. А когда ее в РОНО уговаривали, то она непременное условие поставила, чтобы Чердынцева Владимира Николаевича обратно взять, что он такой математик хороший, без него никак. Взяли, куда они там в РОНО денутся? Он с ребятами душа в душу, с Аллой у них — полный контакт, еще пригласила учителей хороших, которые раньше из-за нашей сбежали.., в общем, учеба теперь на высоте, и как раз сегодня, — тетя Поля понизила голос, — комиссию ждем городскую, насчет того, чтобы нам статус гимназии дали. Так что и не проси, к Алле я тебя сегодня не допущу, ей волноваться нельзя перед комиссией, а то чего-нибудь не так скажет.
— Да я и не собираюсь ее волновать! — возмутился Сергей. — Я же все-таки по делу.
— По делу давай со мной разговаривать! — Тетя Поля была непреклонна.
— Уж очень бережете директора нового, — ворчал Сергей.
— А как же! — воскликнула тетя Поля. — У нас теперь при Алле другие порядки пошли. При Тамаре-то покойной ни у кого времени не было, хоть завуч, хоть простой человек — всех в школе допоздна держала. А Алла — сама женщина семейная, так и других понимает, попусту в школе не держит. Что надо сделают — и идут себе. А обучение еще лучше пошло — люди видят, что к ним по-человечески и стараются…
Тети-Полин монолог прервался на самом патетическом месте: распахнулись двери школы, и в холл вошла большая группа людей. Наметанным глазом Сергей сразу узнал педагогов и товарищей из РОНО.
Встретил их бойкий кудрявый молодой человек.
— Новый учитель английского, — шепнула тетя Поля. — Алла говорит, что нужно омолаживать кадры. Ребята с ним хорошо ладят, он английский преподает по-новому, сам недавно из Лондона вернулся.
Сергей оценил тонкий расчет Аллы Константиновны: при виде обаятельного коллеги комиссия, сплошь состоявшая из немолодых теток из РОНО, расцвела улыбками.
— Вот видишь, правильно сделала я, что тебя не пустила, — радовалась тетя Поля, — ну, сам посуди, приходят люди, а в школе — милиция…
— Ладно, теть Поля, сам вижу, что без старой директрисы у вас значительно лучше стало.
— Ох, милый, грех такое говорить, но только без Тамары и впрямь дышать легче.
Ее, считай, никто и не вспоминает, как будто и не было человека, а ведь работала же, и долго работала…
* * *
Опять Сергей плелся домой, нехотя переставляя ноги. До праздников осталось меньше недели, и триста шестьдесят дней старого года давили на него непосильным грузом.
И опять на площадке тихонечко приоткрылась дверь соседской квартиры, и Надежда окликнула его шепотом.
— Ты, тетя Надя, прямо как кошка у мышиной норки меня караулишь.
Надежда не обиделась, она вообще на такие мелочи не обращала внимания.
— Говори тихонько, Саша пришел недавно, да что-то ему нездоровится, прилег.
— Ну неужели он дома? — поразился Сергей. — Не может быть!
— Ладно, не баси, и знаешь что, идем-ка к тебе, там и поужинаешь.
Надежда подхватила заранее подготовленную кастрюльку, укутанную полотенцем.
— А что там такое? — потянул носом Сергей.
— А тебе будто не все равно в одиннадцатом-то часу вечера? — нахмурилась Надежда.
— Где-то да, но чувствую запах котлет.
— Так оно и есть!
После солидной порции котлет с картофельным пюре и двух стаканов крепкого сладкого чая, Сергей понял, что жизнь не так плоха.
— Ну что, ты скажешь мне наконец, лечились ли они все в больнице? — не выдержала Надежда.
— Приготовься к неприятному, — вздохнул Сергей. — В больнице-то они все лежали, но вот вопрос — в какой… У все четырех что-то есть. Два аппендицита, одна щитовидка, один желчный пузырь.
— Печень, значит.
— Не печень, а желчный пузырь, — строго поправил Сергей, — ты меня не путай, хотя я понятия не имею, что это такое.
— Молодой еще, — вздохнула Надежда, — состаришься — все болезни узнаешь.
— Но все больницы разные, понимаешь — разные! И в разное время они там были. Стаднюк Тамара Алексеевна — операция аппендицита аж в 1981 году, больница имени Карла Маркса, это на Выборгской стороне, Воробьева Евдокия — у нее щитовидка, операция была сравнительно недавно, три года назад, в больнице Святого Георгия, это у нас тут рядом.
— Да знаю я, где это, пешком дойти можно!
.. — Дальше у Сталины Викентьевны тоже аппендицит в девяносто втором, опять же в больнице имени Карла Маркса, это мне ее дочь рассказала, и остается Римма Точилло, так про нее никто ничего не знал, но вообще-то лечилась она в поликлинике при больнице Академии наук, так там в карточке все было, что операция по удалению желчного пузыря в одна тысяча девятьсот девяносто четвертом году в той же больнице при Академии наук на проспекте Мориса Тореза.
— Н-да, все в разное время и в разных больницах… Ну а как вообще там родственники живут?
— Прекрасно! Все родственники и знакомые потерпевших живут прекрасно! У Сталины дома полная ламбада, одна молодежь, все дружат и существуют замечательно. Дачу отчиму отдали, иногда и он приезжает, места всем хватает в четырехкомнатной-то квартире.
