Все вернулось, вернулось на проклятые круги своя! Никому и в голову не пришло связать бывшего Дохляка с тем, кем он стал в новой жизни!
А в классе происходили удивительные события. Все разбились на группки – точно так же, как давным-давно, в прошлой жизни.
Вон группировка Милы: первая красавица в окружении свиты девочек попроще. У них общие интересы, недоступные ровесникам и лежащие вне пределов понимания глупеньких одноклассников. Это мерзкое «шу-шу-шу» по углам и насмешливо-презрительные взгляды. Один из таких взглядов чиркнул по Павлу и пролетел дальше, в пустоту.
В другом углу грубоватая компания Светки и Катьки. Никого не стесняясь, они закурили, громко обсуждая что-то и сипло хохоча. Да, раньше они предпочитали курить тайком в туалете. Там же происходили и безжалостные кровавые драки за пацанов. Павел видел как-то такую драку. Даже бандитские разборки начала девяностых уступают им по зрелищности и жестокости.
Компания парней сгруппировалась вокруг Миши. Вроде бы, он стал довольно известным человеком. По крайней мере, сейчас, в окружении одноклассников, ему было чем похвастаться. Актер? Или писатель? Не важно. Вон он, негромко вещает что-то со снисходительной улыбочкой.
А почему же наш маленький негодяй стоит в одиночестве? Где же его неизменная компания? Неужели пропала былая популярность?
Саша выглядел потерянным. Ему больше прочих не нравилась ситуация, в которой он очутился. Может, он чувствовал вину? Почему он так старательно НЕ СМОТРИТ на Дохляка. Ведь он специально не смотрит, избегает взгляда на него.
А на что он надеялся? Что этот солидный человек мимоходом отвесит ему подзатыльник? Поставит подножку? Швырнет в него цветочный горшок? Нет, так ничего не получится.
Павел чувствовал, что начинает уставать от ожидания. Надо было брать инициативу в свои руки.
Он медленно поднялся. Кто-то равнодушно глянул на него, словно пытаясь вспомнить – кто это? И отвел взгляд.
Павел не спеша подошел к компании, собравшейся вокруг Миши. Кто-то посмотрел на него и неуверенно улыбнулся. Павел ответил холодным взглядом.
Поздно улыбаться.
Прошел сквозь людей, небрежно их расталкивая. Последним он с силой оттолкнул Мишу – так, что тот отлетел к доске.
– Э, ты чего это? – вяло возмутился Миша.
– Что вы себе позволяете? – крикнула Мила. – Кто это вообще такой?
Павел тяжеловато запрыгнул на учительский стол.
В его руке был пистолет.
И все внимание теперь было привлечено только к Павлу. Теперь он улыбался.
Это было давней мечтой – ворваться вот так в класс и заставить ползать на коленях всех, кто имел наглость считать его пустым местом. Для пущего эффекта следовало с самого начала пристрелить училку. Лучше всего – по литературе. Было за что. Ну, а потом вершить суд по праву сильного…
Конечно, исполнение этого желания несколько запоздало. Но надо бережно относиться к собственным желаниям.
По классу разнесся женский визг. Кричала Мила. Какой, оказывается, у нее отвратительный голос.
– А ну, заткнись, – с отвращением сказал Павел и выстрелил поверх голов.
Брызнула штукатурка. Одноклассники испуганно шарахнулись в стороны. Но визг только усилился. И тут красавчик Миша подбежал к Миле и наотмашь ударил ее ладонью по лицу. Визг оборвался удивленным вскриком.
Ай, да Миша!
Павел оскалился, водя стволом перед испуганными лицами.
– Давайте знакомиться, – сказал он. – Хотя, о чем я? Мы же с вами столько лет учились в одном классе. Итак, кто я? Кто ответит? Подсказываю: за правильный ответ приз – освобождение. За неправильный – пуля.
– Что вы творите… – ахнула Катя.
– Ну! – сказал Павел Кате. – Мы с тобой за одной партой сидели. Кто я?
– Не помню, – пробормотала Катя, пятясь назад.
– Неужели никто не помнит? Ни один из вас? Никто не помнит меня?! – заорал Павел, и пистолет в его руке задрожал.
Оцепеневшие одноклассники молчали.
Павел почувствовал, что его задумка оборачивается совсем другой стороной. Его, безусловно боятся. Но он хотел, чтобы боялись не этого дядьку с пушкой в уках, а того, забытого всеми Дохляка.
Но его просто вычеркнули из памяти.
Он по-прежнему лишний.
– Я помню тебя, – сказал вдруг сиплый голос. – Ты – Дохляк.
Павел резко обернулся.
Говорил Саша.
Павел поднял пистолет, и его ствол запрыгал на уровне переносицы маленького негодяя.
– Неправильный ответ, – проговорил Павел. – Меня Паша зовут. А дохляк – это ты.
Саша был бледнее смерти. Убить его? Это было бы слишком просто. Даже если пристрелить его сейчас – там, в прошлом, он будет продолжать мучить несчастного Дохляка.
– Забирай заслуженную пулю, – сказал Павел и направил ствол ниже.
Снова выстрел, снова визг, к которому прибавились вопли боли.
Прострелянное колено – тоже хорошая память.
10
Войдя в подъезд, Артемий почувствовал себя неуютно. Совершенно необъяснимый рефлекс на невидимую опасность. Неуверенно, будто на ощупь, двинулся вперед и так, небольшими шажками, добрался до лифта.
Вроде обошлось.
Грохочущий лифт с кряхтением вывалил его перед Аниной дверью. Но едва рука дотянулась до кнопки звонка, неведомая сила ухватила за шиворот, отдернула назад, развернула. Артемий не успел даже испугаться, как перед глазами возникло лицо… разъяренного джинна из арабской сказки – лысого, с могучей шеей, крупными чертами, сросшимися бровями и пронзительной синевой щетины.
– Это ты?! Ты! – прохрипел «джинн».
Огромный рост, масса и пальцы, подобные плоскогубцам – вполне убедительный довод, чтобы не лезть с таким в драку. Но что-то смешное и жалкое есть в такой животной мощи.
– Вот, значит, какие персонажи дарят девушкам спорткары, – пробормотал Артемий.
– Чего?! – взревел «джинн». – Что ты там бормочешь, козявка?
– У меня есть три желания? – не удержался Артемий.
И тут же потерялся на некоторое время: его от души приложили крепким кулаком по скуле. Одно из следствий длительного стресса – словесное недержание и неуместное веселье.
Вновь ощутив себя на полу под электрическим щитком, попытался встать. С первой попытки не получилось. Оставалось любоваться видом снизу: вот семенит от греха подальше испуганная бабулька с сумками, слегка приоткрывается и тут же захлопывается соседская дверь, а надо всем горою возвышается джинноподобный и досадливо потирает разбитый кулак.
– Ну, как тебе – за чужими телками бегать? – поинтересовался джинн.
– Тяжело, – признался Артемий. Говорилось с трудом, оставалось надеяться – челюсть не сломана.
– Вот, – ласково сказал джинн. – А будет еще хуже.
– Зря ты меня так, – сказал Артемий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
