покончено, и пусть будут прокляты выходки твоего братца. Все поняла?
Я будто цепенею внутри. Только так получается выдержать ее взгляд.
– Сделаешь это – и потеряешь всякую возможность провести матушку, когда она явится к свадьбе. До принца мне нет дела, покуда ты не предаешь его. Нет нужды в таких угрозах. – Я встаю и расправляю юбки. – Доброй ночи, Валка.
Ее лицо искажает гримаса, и я отворачиваюсь. Я знаю, что не стоило дразнить ее собственным именем, и все-таки не могу сдержать улыбку.
Глава 14
На следующее утро земля укрыта тонким слоем ледка, что крошится под копытами лошадей и остается лежать легкой белой пудрой. Дома в эту пору деревья уже стоят голые, а мороз обводит инеем узоры прожилок на листве под ногами и посыпает еловые иголочки волшебной пылью. Я знаю все это в точности, но почему-то не могу вспомнить ни вид с дороги на лес, ни деревца в моей маленькой лощине.
Мы подходим к каменной ограде и уже видим стадо гусей, когда я заставляю себя произнести то, что должна, те слова, что тяготят меня со вчерашнего разговора с Валкой.
– Думаю, тебе лучше поскорее уйти.
Фалада останавливается и смотрит на меня:
– Почему?
Я встречаю его взгляд:
– Принцесса сказала…
– Что?
– Если я… если ей покажется, что я добиваюсь принца, тебя убьют. Я не стала бы с ним даже заговаривать, но сам он уже однажды посылал за мной. А я не могу ослушаться приказа. Что, если она узнает? Фалада, я не допущу, чтобы ты погиб из-за меня.
Он отвечает задумчивым взором, пока я стою, стискивая юбки в дрожащих руках.
– Не волнуйся, Алирра, – произносит он мягко. – Валка не подвергнет себя такой опасности. Ты слишком нужна ей сейчас, она не посмеет остаться без помощи в своем спектакле.
– Мы не знаем наверняка, – резко говорю я. – Она мелочная и злобная. Она может.
Белый склоняет голову:
– Я осознаю и принимаю такую возможность.
– Фалада…
– И предпочитаю зимой не путешествовать слишком далеко, – добавляет он, будто все уже замело снегом. – Я оставлю тебя весной.
После их свадьбы. Я пожимаю плечами и отворачиваюсь. Не хочу загадывать так далеко. К тому же часть меня отчаянно благодарна Фаладе за решение остаться. Поэтому я просто спрашиваю:
– Куда отправишься?
– К югу от Пышных Равнин.
Я осторожно кошусь на него. Он молчит, так что я снова задаю вопрос:
– Ты скучаешь по дому?
Он удивленно наклоняет голову:
– По дому?
– По югу Пышных Равнин?
– Дом, – тихо бормочет он. – У нас, Коней, не бывает одного дома – весь простор мира наш. Но я скучаю по некоторым местам. И некоторым Коням.
– У тебя есть семья, – неуверенно говорю я.
– Конечно. Разве не так большинство созданий приходит в наш мир?
Я фыркаю:
– Речь не о родителях.
– Не о них, – весело соглашается он. – У меня двое детей, уже взрослых.
– И жена?
Он обводит взглядом равнину, и я снова вижу ту самую усталость в его глазах.
– Да.
– Какая она?
– Селарина была горяча нравом, великолепна и упряма, как никто другой на свете. – Он оборачивается ко мне: – Даже ты.
– Была? – тихо повторяю я.
– Скоро уже год, но боль не становится слабее. Когда меня поймали, я подумал, что пора со всем заканчивать. Но тут появилась ты, приказала выпустить меня и попалась сама. Поэтому я остаюсь с тобой.
Я киваю, не продолжая расспросов. Все мы о чем-то молчим. У всех нас есть тихие горести, потаенные надежды и решения, о которых мы можем пожалеть.
Придя на пастбище, мы с Фаладой сворачиваем к тому же дереву, что обычно. В полуоблетевших ветвях дуба поджидает сова, ярко-белоснежная среди темной листвы. Я не могу отвести от нее взгляда, дыхание застывает в груди. Она смотрит в ответ пронзительными желто-золотыми глазищами. И, взмахнув сильными крыльями, улетает.
– Просто сова, – шепчет Фалада сбоку от меня.
Я киваю, прекрасно зная, что это не так, что Дама наблюдает и напоминает о себе. И иду искать другое дерево.
Через два дня, вернувшись с пастбища, я нахожу свою комнату пустой, мои вещи исчезли. Все, что осталось, – маленький табурет и свернутый в углу матрас. Застыв на месте, я вспоминаю, как снисходительно смотрела на Валку из-за того, что та мнит свое имущество неприкосновенным. Оборачиваюсь к выходу и сталкиваюсь с Матсином эн Корто.
– Верия. – Он жестом указывает на лестницу, словно бы вообще не зная моего языка. Я опускаю голову и бреду за ним вниз к карете, которую миновала на входе. Он видел, что я иду в дом, и дал мне время обнаружить пропажу. Интересно, по собственной воле или по приказу Кестрина?
Весь путь по Западной дороге и через коридоры дворца я пытаюсь придумать, что делать, что вообще можно сказать принцу. Потому что ведут меня к нему, не сомневаюсь, и он уже нашел спрятанный в сундуках плащ. Зачем еще было приказывать их увезти, а потом посылать за мной, если не для поисков подарка и обвинения меня в его краже? Но меня уже впускают в комнату к ожидающему принцу, я приседаю в реверансе и слышу, как уходит стража, а спасительных ответов так и не знаю.
– Присядьте со мной. – Кестрин лениво раскинулся в кресле у столика с серебряной вазой, наполненной фруктами. Мне стало так привычно слышать менайский, что слова родного языка уже звучат странно. Я подхожу и сажусь в молчании.
Кестрин выбирает персик и режет его украшенным самоцветами ножичком. Выкладывает по одной округлой золотистой дольке на тарелку перед собой.
– Вы голодны?
– Все хорошо, Ваше Высочество.
Я перевожу взгляд с тарелки на стол. Внутри тяжелеет, когда я думаю о том, как Сальвия и конюхи делят свой скромный ужин, и потом об этом персике. Его привезли издалека, ведь здесь все деревья давно сбросили листву.
Принц опускает последний кусочек на тарелку и пытливо смотрит на меня:
– Должно быть, вы скучаете по таким лакомствам?
– Я рада тому, что у меня есть, Ваше Высочество.
– Вот как. – Он протыкает дольку кончиком ножа, поднимает и, не сводя с меня глаз, откусывает половину. Я моргаю – и когда успела перевести взгляд на него? Снова опускаю голову и жду, а он все смотрит на меня.
– Однако вы, похоже, взяли больше, чем причитается.
– Ваше Высочество. – Получается не вопрос, а признание.
С нарочитой небрежностью он говорит:
– Объясните, как это вы забыли во время нашей прошлой беседы упомянуть, что плащ принцессы у вас?
Я перебираю возможные варианты. Не так уж их и много. Осторожно улыбаюсь и отвечаю:
– Вы не спрашивали, Ваше Высочество.
– Воистину моя ошибка.
Бросив на него взгляд, я успеваю заметить усмешку в легком изгибе губ. Решаюсь предположить:
– Вас беспокоит совсем не плащ.
– Меня беспокоит не только плащ, – поправляет он. – Я позволил себе осмотреть ваши сундуки.
– Неужели? – говорю я сухим голосом.
Что еще из найденного он намерен обратить против меня? Там были только одежда, украшения и нательное белье. Вспомнив о последнем, я
