— Что? — мягко спросил его Гектор. Он был доволен тем, что заслужил доверие старейшины деревни.
Старик еще раз почтительно поклонился, потом повернулся и поманил кого-то, кто прятался в бамбуковых зарослях.
Человек, вышедший на зов старика, во многих отношениях походил на прочих жителей деревни. Одетый в такой же грубый хлопковый серый балахон, он был бос, худ, узкоглаз и с желтоватой кожей. Однако его длинные седые волосы свободно падали на плечи. Еще у него была клочковатая борода, доходившая до середины груди. Гектор затруднился определить его возраст по худому обветренному лицу — вероятно, лет семьдесят, а может, и больше. В отличие от старейшины, этот островитянин держался без робости, а его темно-карие глаза светились любопытством. Приглядевшись к новому знакомому, Гектор заметил еще кое-что, чего не было у остальных жителей деревни, — на лбу у него красовалась бледно-голубая метка в форме вытянутого ромба. Чернила глубоко въелись в кожу.
Старейшина, как бы извиняясь, кашлянул и на своем мягком, мелодичном языке что-то сказал. И тут бородатый незнакомец, посмотрев Гектору прямо в глаза, медленно и тщательно выговаривая слова, произнес:
— Мое имя Пану. Я помогать. Я переводить.
Он говорил с очень сильным акцентом, и в первый момент Гектор был слишком удивлен, чтобы осознать, что к нему обратились по-испански.
— Нам нужно запастись водой и отдохнуть, — ответил он, опомнившись.
— Вы капитан? — спросил Пану.
— Нет. Капитан — вон там, — Гектор указал на Итона, который разговаривал с боцманом Ариансом неподалеку от лагеря.
— Йема просить вас уйти скорее.
Гектор понял, что Йема — и есть старейшина.
— Мы всего на несколько дней, — заверил он переводчика.
— Если вам что надо, говорить Йема. Деревня вам дать.
Заинтригованный, Гектор спросил переводчика:
— Где вы научились говорить по-испански?
— Голландский знать лучше.
Гектор еще больше удивился, а потом сообразил, что Пану проще говорить по-голландски. Заметив неподалеку Штолька, юноша позвал его и с его помощью скоро узнал историю Пану.
Тот рассказал, что родом он с маленького острова юго-западнее этого. Когда-то там был испанский торговый форт. Говорить немного по-испански Пану научился в детстве, у своего отца, работавшего десятником на складе у белолицых чужеземцев. Но однажды, когда Пану было лет двенадцать-тринадцать, испанцы внезапно покинули форт, а через несколько лет появились голландцы. Они дали отцу Пану его прежнюю работу, и сын помогал ему.
— Как назывался этот голландский форт? — спросил Штольк.
Переводя, Штольк все больше оживлялся. Гектор вновь подумал, что до того, как стать пиратом, Штольк, вероятно, работал на голландскую Ост-Индскую компанию.
— Форт Келунг.
Штольк нахмурился:
— Не припомню такого.
— Возможно, он был слишком мал, чтобы о нем кто-то знал. Отец не мог больше работать, и я занял его место, но тут пришли китайцы.
Лицо Штолька просветлело:
— Ах да, теперь припоминаю! У компании был небольшой форт на одном из малых островов севернее Формозы. Однажды он словно бы пропал, и я никогда не слышал, что же все-таки с ним случилось.
— Китайцы прогнали голландцев.
— А что стало с вами? — спросил Гектор через Штолька.
Пану сразу как-то замкнулся — сжался от тяжелых воспоминаний.
— Я пытался сохранить работу. Отца, тогда уже совсем старика, убили во время сражения. Потом я потерял семью и дом — город сожгли дотла.
— А как вы оказались тут?
На лице Пану появилось выражение смирения:
— Я был полезен китайцам, ведь я говорю на языках, нужных для торговли. Иногда они брали меня на свои джонки, когда собирались торговать с японцами.
— Но это невозможно! — сказал Штольк Гектору, а потом перевел свои слова Пану. — В Японии запрещено торговать с Китаем.
Пану устало взглянул на голландца:
— А на что контрабанда? Китайские джонки в саму Японию не плавали. Они приходили сюда, на эти острова, и торговали с японскими купцами через посредников. Такая торговля была очень выгодна обеим сторонам.
— Так вы и по-японски говорите? — спросил Гектор.
Спокойная уверенность этого человека произвела на него сильное впечатление, хотя он понимал, что она всего лишь скрывает глубокую печаль.
На лице Пану появилось настороженное выражение:
— Когда я решил сбежать от китайских торговцев, в этой деревне меня приняли. Они поняли, что я могу им пригодиться.
Гектор повернулся к Штольку:
— Вот мы и выяснили, где находимся. Этот остров лежит между Японией и Формозой. Он не отмечен на моей карте, но это и не Чипангу.
Но Штольк не хотел расставаться с надеждой.
— Скажи мне, — обратился он к Пану, — где местные берут золото для своих заколок?
Переводчик предпочел перевести вопрос старейшине, который все это время терпеливо ожидал рядом. Йема вдруг ужасно испугался. Он замотал головой и забормотал что-то неразборчивое.
— Он говорит, такие вопросы задавать нельзя. Та-инь решает, кому можно носить золото… Он раздает…
В глазах Штолька зажглась искорка подозрительности:
— Кажется, он увиливает от ответа. Кто такой этот Та-инь?
Пану не стал переводить вопрос, а сам ответил на него:
— Никто не знает, когда придет Та-инь и надолго ли. Он — Хозяин.
Йема стал бочком отходить в сторону. Ему было очень неловко, но он не хотел даже слышать дальнейший разговор. В последний раз поклонившись, он почти убежал прочь. С «Николаса» на берег отбуксировали целую связку пустых бочек для воды, и старейшина присоединился к соплеменникам, которые принимали их на берегу и катили по песку к лагерю.
Гектор не торопясь двинулся к Жаку. Тот все еще разбирался с едой, принесенной жителями деревни в корзинах. Овощи и фрукты были большей частью знакомы: лук, сахарный тростник, кокосы, папайя… Правда, батат имел непривычный лиловый цвет. Француз разглядывал длинный зеленый овощ, формой похожий на огурец, но с шипами.
— Как ты думаешь, что это? — он отрезал кусочек и предложил Гектору.
Гектор откусил немного:
— На вкус — как дыня.
Жак обвел взглядом множество полных корзин, и глаза его радостно заблестели:
— Из всего этого я буду готовить! — торжествовал он.
Француз выбрал некрасивый, грубый, шишковатый плод, похожий на корявую картофелину с бледно-коричневой кожурой, и разрезал его пополам. Мякоть оказалась яркого желто-оранжевого цвета. Он понюхал ее и удовлетворенно вздохнул.
— В моем распоряжении никогда не было такого разнообразия, — признался Жак и сунул какой-то корень Гектору под нос. Тот понюхал — пахло имбирем и апельсином, и еще был какой-то намек на горчицу.
