— И все-таки!
— Как-то внизу нехорошо… — затосковал Жихарь.
— Боюсь, что лучше не будет, сэр брат… Глядите, глядите!
Жихарь повернулся в указанную сторону. Там стремительно росла, приближаясь к ним, какая-то темная туша.
— Демон! — первым догадался Жихарь. — Эх, не надо было его тогда стрелой задевать!
Демон Костяные Уши был уже близко и двигался скоро, хотя черные его крылья ходили вверх и вниз неторопливо. Руки Демона хищно извивались.
Молочно-белое лицо небесного изверга ничего доброго не выражало, даже привычного презрения на нем не было; только неслышные проклятия вырывались из перекошенной пасти да сверкали здоровенные клыки.
— Бабу свою на Кавказе приголубил, а она, как по твоей песне, и померла, — сказал Жихарь. — Вот он теперь ищет, на ком зло сорвать. Эй, ты, пошел вон!
Мы летим себе и летим, и ты лети!
— Когти у него, однако! — воскликнул Принц.
— Ты нож метко метаешь? Хотя что это за нож, баловство одно…
Демон был уже совсем близко. Он не стал рвать веревки и добираться до побратимов, от которых в близком бою недолго было и схлопотать, он сразу метнулся к верхушке юрты и вспорол удивительную ткань страшными когтями.
Раскаленный воздух плеснул ему в лицо, черные глаза Демона враз побелели и вылезли на лоб, он вырвал когти, он полетел спиной вниз, крылья вывернулись из суставов, и грозный враг, кружась и завывая, пошел на свидание с землей-матушкой.
— Наша взяла! — рано порадовался Жихарь, поскольку летающей юрте тоже пришел конец, как ни старался Будимир. Все сооружение, дымя, тоже устремилось к земле, хотя и не так быстро, как Демон.
— Прощайте, сэр Джихар, — сказал Яр-Тур. — Вы были верным и надежным товарищем и, уповаю, получите достойную награду по смерти.
— Обожди, — засопел Жихарь. — Обожди прощаться…
Каменная равнина была все ближе. Будимир наверху что-то колдовал, кричал по-своему. Жихарь тоже попытался было вспомнить Медленное Слово, но ведь сам же дал опрометчивую клятву…
И он вспомнил Слово — сразу же, как пришел в себя. Спину страшно ломило..
Богатырь открыл глаза.
Принц Яр-Тур сидел на камнях, держа в руках жалкого, почерневшего петуха.
Жихарь пощупал, на месте ли ложка. Он был уверен, что как раз ложка и спасла — все-таки ваджра!
— А где этот?
Принц мотнул головой в сторону. Жихарь поглядел и увидел кучу перьев, из которой торчала голова с выпученными глазами. Рядом дотлевала юрта.
— Летаешь хорошо, а сесть не умеешь! — поучающе сказал богатырь Демону.
Демон не ответил — то ли презирал, то ли от удара лишился и без того невеликого разума.
— И возразить нечего, — подытожил Жихарь и попробовал подняться на ноги.
Вышло кое-как, но кости, кажется, были целы. Жихарь осмотрелся. Повсюду было одно и то же — каменные наплывы и черные стволы кривых деревьев. Небо затянула туманная дымка, отчего солнце стало ровным кругом.
— Здесь нет ни еды, ни питья, — хрипло сказал Принц. — Сэр Будимир, наш спаситель, совсем плох. Он холодеет, и, если мы не найдем воды…
— Давно за мной должок, — согласился Жихарь, подошел к побратиму и принял у него петуха. Будимир стал какой-то невесомый. Жихарь достал из кармана хитрый нож.
— Как можно, брат, — простонал Принц, пробуя встать. — Зарезать того, кому мы обязаны жизнью, и не раз…
— Я же сказал, должок за мной, — ответил богатырь и полоснул себя по руке.
Брызнувшую струйку он направил петуху в бессильно разинутый клюв. Ладонью услышал — глотает. Сердце у Будимира вдруг забилось сильно, как человеческое. И развеялась дымка над головой, и на солнце стало нельзя смотреть. — Я давно догадался, — сказал Жихарь и кивнул на светило. — В петухе нашем помещается сам Ярило. То есть воплощается. Сдохнет Будимир — и наступит вечная ночь.
Принц подполз к ним на коленях и запел старые, старые, позабытые священные слова гимна: «Солнце взошло, солнце взошло, и я говорю — все хорошо!» Гимн этот, по слухам, сочинила знаменитая Лилипутская Четверка.
Помогли и кровь, и молитва. Петух вырвался из Жихаревых рук, выбрал камень повыше, взлетел и радостно заорал.
— Перевяжи, брат, — попросил Жихарь. Яр-Тур перемотал ему руку обрывком ткани, перетянул для верности ремнем, потом встал и пошел к другому раненому.
— Сам оклемается, — проворчал богатырь, но тоже встал и направился к Демону. Интересно же было, где у Демона что осталось после такого падения.
Печальный дух изгнания приходил в себя: бельма с глаз сползли и красные зрачки злобно уставились на сердобольного Принца.
— Все кости переломаны, — вздохнул Яр-тур.
— Как же ты не знаешь? — изумился Жихарь. — Ты, брат, видно, за девками бегал, пока друиды твои дело говорили. Ведь у Демона, как всем известно, костей вовсе нет, одни уши костяные, потому что настоящие у него отрезал на память Дыр-Танан, а как бы даже не сам Ваня Золотарев.
— Как же он без костей может двигаться и тем более летать?
— Устройство такое: он от презрения наливается кровью и становится твердым…
— Вот как, — сказал Принц и с отвращением отбросил гибкую, как змея, руку.
— Значит, сэр Демон, в сущности…
— Вот именно! Только неизвестно чей… Оба расхохотались, отчего поверженный совсем скукожился.
— Однако же не дело бросать его тут на верную погибель, — заметил Принц.
— Верно, прикончить надо…
— Я имел в виду совсем другое. Для воина дело чести — оказать помощь побежденному противнику.
— Ну, мы его, скажем так, не побеждали — пострадал от собственной глупости и злобы.
— Что же с ним делать?
— Ему, чтобы подняться и взлететь, надо кого-нибудь сильно запрезирать, — объяснил Жихарь. — А мы для этого дела не годимся — вон мы по сравнению с ним какие бравые!
Богатырь выпятил грудь и охнул от боли.
— Ой-ой-ой! — закричал он. — Бедные мы, горемычные! Коней у нас нет, одеты во что попало, люди увидят — станут смеяться, а мы и наказать насмешников не сможем: ни оружия нет, ни доспехов! Помирать нам тут горькой смертью! А голубчик наш расправит крылышки соколиные и полетит в высокие небеса! А мы поплетемся, маленькие и жалкие, по убогой земле, по каменной стране!
Принц даже испугался:
— Да что это с вами, сэр Джихар? Разве пристало бойцу такое малодушное отчаяние?
— Помалкивай! — шепнул Жихарь. — Это ведь я так его врачую! — И продолжал:
— Увы, увы нам, бессчастным, бесталанным! Увы сиротам убогим! Нас ведь всякий норовит обидеть, а мы утрем только сопельки да поплачем тихонечко в уголку! Ничего-то мы толком не умеем, грамоте не знаем, ни которому ремеслу не обучены! Помрем скоренько — никто слова доброго не молвит, песенки печальной не сложит!
Такое нарочитое самоуничижение возымело желаемое действие: глаза Демона загорелись самодовольным блеском, спина оторвалась от камня, он начал подниматься всем телом, словно ветка, стряхнувшая снег.
— Вот видишь! — восхитился Жихарь. — А ты говорил!
Хотя ничего Яр-Тур не говорил.
Между тем Демон возвысился надо всем окружающим, поглядел на побратима сверху и скривил губы в гримасе такого нечеловеческого презрения, что Жихарь и впрямь почувствовал себя ничтожнейшей из тварей.
Демон торжествующе похлопал костяными ушами, взмахнул крылами и устремился ввысь, не забыв при это плюнуть в своего спасителя.
— Сэр, да вы скотина! — вскричал Принц Яр-Тур.
— Хрен с крыльями! — помог ему Жихарь. Но горделивый дух уже не слышал этих обидных слов: он поднимался все выше и выше, подпитываясь презрением не только к этим двум сиротам убогим, не только к их жалкой птичке, но и к земле, небу, воде и огню.
Полет его был так легок и стремителен, что даже оскорбленные побратимы залюбовались.
— Отчего же ваш мудрый сэр Беломор не отправил в поход за Полуденной Росой, скажем, того же Демона?
— Оттого, что демоны много глупее человека.
— Пока что глупцами выглядим мы, — сказал Принц. — Потому что примерно половина из того, что вы тут ему про нас наговорили, — святая правда.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Если рыба утомилась, хвост ее краснеет. Хвост леща от природы белый, а теперь он стал красным, значит, усталость его весьма велика.
Комментарии к «Ши Цзин»
Побратимы умирали, а Жихарь, так тот считал, что давно уже умерли, не по первому разу, и гуляют сейчас где-то на подступах к Костяному Лесу.
Конца каменному склону не было. А может, и был, только не проглядывал за туманом, павшим внезапно и, как оказалось, навсегда.
Побратимы умирали, но виду друг другу старались не подавать, переставляя ноги. Жихарь все чаще останавливался, доставал золотую ложку, ставил на камень поровнее и сверялся по черенку, верно ли идут.
