Дурнота возвращалась. Я спустилась по лестнице в кухню, усиленно демонстрируя собственную устойчивость. Семья завтракала. Бабушка первая увидела меня и первая сказала, что я бледна. Потом мама и дедушка посмотрели на меня, оба согласились с тем, что я бледна и пожелали узнать, почему.
— Я здорова, — сказала я надменно и села за стол.
Мама пощупала мой лоб, сказала, что он влажный, и она уверена: я заболеваю. Дедушка начал бурчать, что меня надо оставить дома и поставить горчичники. Сколько раз я слышала от него, что единственный способ справиться с простудой — горчичники! Я продолжала утверждать, что со мной все в порядке.
И действительно, я почувствовала себя нормально. К полудню на съемках я полностью забыла, как плохо и страшно мне было в ванной. Мы сняли сцену в дансинге, в которой Чарли без ума от меня, где он видит, как я улыбаюсь и машу рукой и думает, что это ему я улыбаюсь и машу рукой. И застенчиво отвечает. Я приближаюсь к нему — и прохожу мимо, поскольку в действительности улыбаюсь мужчине позади него. Мы проделали это дважды, и у Чарли не было претензий. «Иногда на съемочной площадке все само собой получается прекрасно. Это как раз тот случай», — доверительно сообщил он стоящим рядом, убедившись, что мама среди них.
В половине четвертого я попросила Чака Рейснера потихоньку узнать у м-ра Чаплина, могу ли я уйти. Через пятнадцать минут Чарли поймал мой взгляд и кивнул мне. Я пошла в раздевалку, сняла грим и костюм, оделась и ушла из съемочного павильона через боковую дверь. Мама не любила терять меня из виду, но, по крайней мере, она могла видеть, что я и Чарли не вместе.
Доктор Финней пригласил меня в офис, и я сразу же спросила его о маме:
— У нее рак, или вы подозреваете?
— На самом деле, она не очень крепкая. У вас остались сомнения?
Скрестив руки на груди, д-р Финней заразительно улыбнулся.
— Ответ: НЕТ, определенно НЕТ Просто и ясно — НЕТ. Что-нибудь еще?
Он не видел, как я сжала ручки кресла.
— Могу я попросить вас кое о чем так, чтобы вы не сказали об этом моей маме?
— Попытаюсь.
— Можете вы сказать мне, не беременна ли я?
Д-р Финней задал мне вопросы. Имя Чарли не упоминалось. У меня взяли анализ, и теперь я должна была позвонить на следующий день.
Так я и сделала, и получила результат. Я носила ребенка. И в этом не было никаких сомнений.
Глава 9
С начала было оцепенение. Потом — паника.
Я позвонила Чарли. Коно сообщил, что мастер уехал из города на уик-энд и с ним нельзя связаться, но, возможно, он будет звонить. Может быть, я хочу оставить ему сообщение? Можно мне позвонить куда-нибудь? Я ответила: «Нет».
Я повесила трубку и долго сидела в будке. Это казалось нелепым, но единственным человеком, с кем я могла поговорить, была Мерна Кеннеди, а я определенно не собиралась идти к ней. Д-р Финней проявил ко мне внимание, он приглашал меня заходить, но я не могла, по крайней мере, сейчас. Я выбралась из будки и шла, словно оглушенная, и невыносимо одинокая. Впереди виднелась церковь. Я поспешила туда — но остановилась в дверях, стыдясь зайти.
Маме, конечно, следовало знать, но от одной мысли, что надо сказать ей, мне становилось дурно. В ту ночь, лежа с ней рядом в кровати, я гадала, как долго смогу скрывать от нее новость. Если бы я могла связаться с Чарли, он наверняка должен был знать, как поступить.
Утром сделала именно то, что обещала себе не делать ночью. Я сказала маме.
Она закрыла рот рукой, словно пытаясь сдержать крик. Она заставила меня повторить сказанное, а потом зарыдала так горько и безутешно, что я опасалась, как бы ее не услышал дедушка и не прибежал сюда. Когда я попыталась успокоить ее, она ударила меня по лицу. А потом обняла и начала качать, словно баюкая.
Когда мама смогла справиться с собой, она позвонила д-ру Финнею. Потом она позвонила в дом на Беверли-Хиллз, хотя я говорила ей, что Чарли нет в городе. Коно повторил ту же информацию: м-р Чарли вернется не раньше, чем в воскресенье ночью. В понедельник утром, на студии, мама разыскала Чарли и настояла на немедленной встрече наедине.
Он недовольно спросил:
— Это не может подождать? У нас так много работы.
— Нет, не может.
Он посмотрел на нее, потом на меня, и снова на нее. После этого кивнул и проводил ее в офис. С удивлением он увидел через плечо, что я не иду с ними. Она велела мне оставаться там, где я была.
Они пробыли вместе, пожалуй, минут пятнадцать, после чего он выскочил, красный от ярости, и, топая ногами, словно ненормальный, закричал Элфу Ривзу: «Закрыть студию, всем по домам, сегодня работать не будем!» Все были в недоумении. В компании знали его нрав, но топать ногами было не в его манере.
Хотя мама старалась держать себя в руках, по дороге домой она была не менее рассержена, чем Чарли.
— Он ведет себя отвратительно, — жаловалась она. — Он наговорил мне таких гадостей! Ну, ничего, мы еще увидим!
— Мама, хватит говорить загадками, расскажи, наконец, что случилось!
— Когда я сказала ему, что срочно нужно жениться, он был так взбешен, что я подумала, как бы он не ударил меня. Он кричал: «Ни в коем случае!» Он начал валить всю вину на тебя и даже на меня. Он даже сказал…
Тут она запнулась.
— Он даже сказал, что если ты действительно беременна, то нужно еще доказать, что ребенок от него, — представляешь? Твой обожаемый м-р Чаплин смеет предполагать, что кто-то другой сделал это с тобой! Ну, что теперь скажешь о своем прекрасном джентльмене?
В отчаянии я спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Пока он не придет в себя, я ничего не собираюсь делать. А потом, если он по-прежнему будет упираться, скажу дедушке, и он возьмет это на себя.
— О нет… — содрогнулась я. — Дедушка сойдет с ума.
— Совсем недавно тебя это не волновало, — фыркнула она. — Теперь главное — это ты. М-р Чаплин отвечает за то, что случилось, и он должен вести себя правильно, хочет он того или нет.
На следующий день Чарли был спокойнее, когда его отозвала мама. Он все продумал, объяснил он ей. Если доктор подтвердит, что я действительно беременна, он поступит должным образом. Он оплатит аборт.
Он говорил все это необычайно холодно и спокойно. Я находилась в комнате, но он даже не взглянул на меня.
Мама сказала, что об аборте не может быть и речи.
— Что за шантаж вы затеяли? — ледяным тоном произнес он. — Я не могу жениться на этом ребенке. Вы знаете это. Я уже женился раньше на шестнадцатилетней девочке, и пресса сделала из меня посмешище. Они будут ликовать, если это случится снова. Я вылечу в трубу! Моей карьере — конец! Вы понимаете это?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
