– Я ничего не знаю, – усталым голосом сказала Елена Кирилловна.
– Что? – обернулась Калерия Константиновна. – На улице праздник? Чей?
– На улице пурга! – отчеканила Люда. – Я беру ваши лыжи.
Громыхая лыжами, она выскочила на крыльцо.
Лыжня уходила во тьму.
Люда побежала по этой лыжне. Она не знала, чего она хотела, она не знала, что делает. Ей нужно было догнать Бурова.
Наступила снежная тьма. Люда ничего не видела. Огни поселка скрылись. Ветер дул одновременно отовсюду, снег крутился, слепил глаза… если их вообще можно было слепить в такую темь.
– Она беременна! – всхлипывала Люда. – А он не теряется… Он погибнет.
Глава третья. Погасить солнце!
«Я снова вытащила свою общую тетрадку. Мне кажется, целую вечность не писала в ней. Но сейчас произошло такое, что я не имею права не писать… Совет безопасности ООН разрешил провести ядерный взрыв в мирных целях.
Академик Овесян вызвал маму на установку нового «Подводного солнца». Буров велел мне ехать вместе с ней.
Я чувствовала себя разведчицей. Я догадывалась, что Буров что-то задумал и посылает меня неспроста.
Мы поехали с мамой на оленях. Это было очень интересно. Я сама пробовала править хореем – такой длинной палкой, которой погоняют оленей. Они удивительно смирные и приятные животные. Прежде я никогда не думала, что они такие маленькие, всего по грудь мне.
А бегают они быстро, но, как бы ни скакали, несут рога параллельно земле, не колебля их.
Овесян, как он говорил, несколько раз выходил встречать нас и наконец встретил.
Я знала, зачем ему понадобилась мама. Он не хотел без нее зажигать новое «Подводное солнце». Все-таки она очень много значила для него в жизни, хоть они и спорили всегда.
Амас Иосифович даже не дал нам с мамой отогреться.
– В блиндаж! Скорее в блиндаж! – торопил он. – Кофе вас там ждет… И даже кое-что покрепче.
– Ей еще нельзя, рано, – строго сказала мама.
Академик выразительно подмигнул мне. Я уже пила коньяк… Он же меня и угощал еще в Москве.
– Это только в случае победы, – сказал он.
Он повел нас снежными тропами к округлому холму, в глубине которого соорудили бетонное убежище.
Я спускалась по темной лестнице, нащупывая рукой шершавую холодную стену. Вспыхнул электрический свет. Овесян вел маму. Он и зажег лампочку.
Блиндаж был с узкими горизонтальными бойницами, совсем как на войне, только вместо пулеметов здесь приборы. Противоположную узким щелям стену занимал пульт с рукоятками и кнопками, в которых я, конечно, разобраться не могла.
Академик протянул мне темные очки. А на улице и так было темно. Теперь узкие щели стали черными.
Академик отдал команду. После этого в репродукторе послышался голос, предупреждающий об опасности:
– Всем укрыться в убежищах! Атомный взрыв! Всем укрыться в убежищах…
Мне стало жутко, и я никак не могла совладать с собой. Зубы начинали стучать. Если бы Буров меня увидел, он стал бы презирать…
Потом в репродукторе послышался стук метронома.
– Все, как тогда, – оглянувшись на маму, сказал Овесян.
Она улыбнулась ему.
В репродукторе слышался голос:
– Девять… восемь… семь… шесть…
Я ухватилась за спинку стула, на который села мама, до боли сжала пальцы.
– Пять… четыре… три… два…
Овесян поднял руку.
– Один… ноль! – в унисон с репродуктором крикнул он.
Я смотрела в черную щель. Мне показалось, что ничего там не произошло. Но вдруг на горизонте беззвучно выросло огненное дерево… Именно дерево, потому что оно расплылось вверху светящейся листвой. Говорят, что у гриба атомного взрыва черная шляпка. Это только днем. А в полярную беззвездную ночь эта черная шляпка светилась.
И потом заколебалась почва. У меня закружилась голова.
У подножия огненного дерева на горизонте образовался белый холм, словно море со льдами приподнялось там.
И только потом на нас обрушился звук. Он сжал голову, в глазах у меня помутилось, стены поехали куда-то вбок. Если бы я судорожно не держалась за стул, я бы упала.
Академик целовал маму.
Потом, одетые в неуклюжие защитные противоядерные балахоны поверх шуб, мы вышли на берег моря.
Мама и академик уже знали, что все вышло, как ждали: произошел не только инициирующий атомный взрыв – загорелось под водой и атомное солнце. Реакции, которые не проходили на старом месте, здесь протекали нормально.
На берегу мы застали капитана Терехова.
Овесян обнял его за плечи.
– Ну как, ледовый волк? Пришел конец твоим льдам! Доволен? Сейчас коньяк будем пить, плясать, шашлык жарить!..
– Принимать ледокол спешу, – ответил капитан.
– Вот и выпьем сразу за все… Ты только посмотри, как быстро освобождается от льдов полынья. Слушай, капитан. Хочешь ледовую разведку провести? Бери катер, иди к старой установке. Если пройдешь на катере – значит, скоро вся полынья от льдов освободится. И путь твоему возрожденному ледоколу станет намного легче.
– Можно, я тоже поеду с капитаном? – попросила я.
Мама хотела запротестовать.
– Можно! Можно! Пойдешь против течения. Никакой опасной радиоактивности. Будешь гонцом нового марафона. Сообщишь Бурову о победе слепцов. Скажешь: вслепую, а зажгли «солнце».
– Почему вслепую? – удивился капитан.
– Потому что так и не поняли, почему оно погасло. А ты думаешь, люди знали, что такое электрический ток, когда строили первые динамо-машины?
Капитану не терпелось скорее вернуться к своему ледоколу.
Катер весело застучал мотором, и мы отплыли от берега, лавируя между льдинами. Так и не успел Овесян угостить нас коньяком.
Может быть, атомный взрыв разогнал тучи – в небе засветились звезды, но они померкли сейчас рядом с роскошными занавесами, которые свисали с неба, переливаясь нежными фиолетовыми и красноватыми, тонами.
Овесян шутил, что это все в честь одержанной победы.
Я видела такое сияние впервые, и мне оно действительно казалось связанным с тем, что здесь недавно произошло.
Капитан сам сидел за рулем и искусно вел катер, выбирая разводья. Мы двигались против течения и против ветра, который гнал нам навстречу льдины, подтаявшие в районе подводного вулкана. Он сейчас словно работал в паре с «Подводным солнцем», подогревая полынью.
За каких-нибудь два часа мы уже были около научного городка.
Буров и Елена Кирилловна встречали меня.
У них был загадочный вид. Они, конечно, уже знали обо всем. Им сообщили по телефону, да они и сами видели атомный взрыв. Он вызвал здесь такой ураган, что с Великой яранги чуть не сорвало купол, оборвалось несколько струн-оттяжек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
