Если, конечно, не откроются новые обстоятельства, Если не окажется, например, что подражатели как-то угрожают обитаемому космосу. А почему нет? Любая форма жизни стремится развиваться, плодиться и доминировать, даже плесень.
Макреев счел переговоры удачными и развалился в кресле со стаканом в руке. Вид у него был благодушный и покровительственный.
– Да не убивайся ты, капитан, – сказал он. – Выпей и расслабься. Ты свое дело сделал. Почти. И деньги свои отработал.
– Какие деньги?
– Скоро узнаешь, какие. Когда закончишь дело. Но это уже будет нетрудно.
– Вернуться в Торонто и распространить контркультуру? Я и не сомневался.
– Биолог твой говорит, что послезавтра его отрава будет готова. Оба отправитесь обратно и проведете обработку. Тем временем на твой счет ляжет очень приятная сумма. В принципе, ты сможешь сразу уволиться и отчалить на свою усадьбу.
Макреев рассмеялся, заметив удивление в глазах Сенина.
– Я же знаю, что ты в корпорацию не шашкой махать пришел, а деньги зарабатывать, – сказал он. – Даже знаю, на что. Сказать?
Сенин безразлично пожал плечами.
– Хочешь ты, капитан, яхту купить и кралю свою на ней катать. Всё точно?
– Да, точно. – Сенин не удивился, что Макреев знает такие подробности. Скорее всего, он сам сказал про яхту на одном из собеседований. Никакой особой тайны в этом не было.
– Будет у тебя яхта, капитан. Будешь сидеть на корме с удочкой, в ковбойской шляпе и пить текилу. Дивный отдых для боевого ветерана, я бы и сам не отказался.
«Вот меня и купили, – с грустью подумал Сенин. Впрочем, грусть была не сильной и не очень-то искренней. – Пошли они все к черту, пусть сами разбираются, уж скорее бы всё кончилось…»
Выпивка не шла, и настроение не улучшалось. Сенин сказал, что хочет отдохнуть, и ушел.
– Ну, что скажешь? – спросил Макреев у своего загадочного спутника.
– Не нравится он мне, – ответил тот. – Вроде поддался, но…
– Мне тоже не нравится. С самого начала не нравился. Я всегда говорил, что кадры нужно растить и лелеять, а не брать чужаков в дом.
– Закрепить бы результат.
– Попробуй проведи обработку. Только что толку от твоих обработок…
* * *
Никакого желания ехать в гостиницу и оставаться наедине со своим дрянным настроением Сенин не испытывал. Он попросил шофера высадить его возле большого торгового центра, где всегда было оживленно и празднично.
Побродив полчаса в толпе, Сенин уступил порыву и купил бутылку можжевеловой водки. Но что делать с ней, не знал. Сесть в сквере и вылакать из горла? Романтично. Особенно в форме охранника. Отличное будет дополнение к отчету, составленному ненаглядными сослуживцами.
Идти в бар? Пошловато всё это как-то…
Потом его взгляд наткнулся на вывеску терминала глобальной связи. Он уже пытался выловить во Вселенной очередное письмо от Элизы, но ничего не выходило. Со связью в большом космосе всегда был полный бардак. Ни о какой скорости передачи данных пока и речи не могло идти. Любая информация долго и мучительно скиталась по почтовым серверам, прежде чем найти получателя. Не раз случалось, например, что человек в отдаленной колонии переходил работать из одной фирмы в другую, а головной офис продолжал начислять ему зарплату.
А могло случиться, что он вообще умер, и зарплату ему еще долго платили бы обе фирмы…
Вчера по запросу поисковая система открыла Сенину письмо на немецком языке, где какой-то Вертер досадовал по поводу плохого качества каких-то датчиков. Бардак, он и есть бардак.
Он всё же зашел под вывеску, бросил монетку в автомат и ввел свой пароль. И, к искренней радости и удивлению, обнаружил, что его дожидается свеженькое письмо от жены. Наконец-то.
«Привет, Сенин, – устало улыбнулась с экрана его ненаглядная. – Получила наконец твое известие. Значит, говоришь, деньги зарабатываешь? Давай, зарабатывай, нам понадобятся. Хочу, чтобы у нас был лучший дом во всей округе. Я люблю, чтоб уютно было и хорошо. Я уже думаю, что у нас там будет. Цветы, яблони, беседка. Представляешь, как здорово…»
Она мечтательно прикрыла глаза. Сенин смотрел на нее и невольно улыбался. Ему самому уже не терпелось, чтоб было так, как сказала Элиза. Ему хотелось просыпаться утром и видеть ее рядом с собой. Возиться в мастерской. Дружить с соседями.
И чтобы обязательно на кухне стояла любимая чашка. Большая фарфоровая чашка, из которой каждым солнечным утром он будет пить горячее какао.
В эту минуту всплыло воспоминание об обещанной сумме. Сердце впервые приятно пощекотали невидимые пальчики.
«У меня всё по-старому, – продолжала Элиза. – Устаю очень. Начальство на меня все дела свалило. Зато могу делать что хочу, всегда прикроют. Народ у нас вообще-то служит скучноватый. Любимое занятие у мужиков – нацепив парадную форму, прохаживаться по пассажирской палубе. Поговорить толком не с кем.
Ну ладно, хватит мне жаловаться. Мы сейчас мотаемся на регулярном рейсе Гермес-Элоиза и еще месяца три будем тут ходить. Окажешься рядом – имей в виду.
Сенин, я, кажется, соскучилась. А ты? Смотри там не переженись по-новому, я такого не переживу.
Целую, Сенин, пока!»
Она приблизилась к объективу и оставила на нем пятно губной помады. В последний момент Сенин успел заметить на ее лице новые морщинки. Он вздохнул и вернулся в реальность, где его поджидал Макреев с компанией, проклятая богом планета Евгения и масса неприятных вещей.
Сенин скопировал письмо в блокнот и отправился в гостиницу.
В коридоре он на всякий случай толкнул дверь Валенски. Он был уверен, что тот снова торчит в лаборатории, однако дверь открылась.
Биолог сидел за столом, перед ним был его таинственный деревянный ящик с откинутой крышкой, а также масса разных предметов – большая лупа, набор кистей и что-то еще.
Валенски дернулся было, желая укрыть свое богатство, но было поздно.
– Секретничаешь? – усмехнулся Сенин. – Давай-давай, одним секретом больше – мне уже не повредит.
Биолог кисло улыбнулся.
– Ладно уж, показывай, – сказал Сенин, – что там у тебя?
– Камни, – ответил биолог.
– Камни? – удивился Сенин. – Надеюсь, драгоценные?
– Ну, почти. Вообще-то, это камни шанко.
Сенин слышал про искусство шанко. Он знал только, что это особый метод рисования на камнях. В ящике биолога было несколько десятков ячеек, где лежали круглые камни, покрытые очень тонким рисунком.
– Увлекаешься рисованием… – пробормотал он, разглядывая коллекцию.
– Это не просто рисование, – покачал головой Валенски. – Каждый камень – часть какого-нибудь мира.
– Какого мира?
– Вы ничего об этом не знаете? Каждый камень взят с поверхности какой-то планеты. А рисунок – характерный пейзаж этой планеты. Или какая-то ее особенность, можно в аллегорической форме. И еще важно, чтобы краски были изготовлены из минералов той же планеты. Представляете – в одном ящике вся Галактика.
Сенин присвистнул.
– И ты облетел столько планет?
– Нет, моих камней тут всего шесть. Остальное от отца. Эта коллекция очень дорого стоит. И чем больше в ней камней, тем она дороже. Я надеюсь также передать ее сыну. Если и он ее продолжит, то мои внуки могут стать очень состоятельными людьми.
– М-да? А что мешает набрать булыжников в ближайшей клумбе и изрисовать их чем придется?
– Нет, – рассмеялся Валенски. – У каждого камня сертификат, заверенный местными властями. Всё честно, всё проверяется.
– Ты и на Евгении взял сертификат у властей?
– Конечно.
Сенин хотел посмотреть, что рисует биолог, но тот моментально прикрыл камень рукой.
– Не надо сейчас смотреть. Я покажу, когда закончу. – Сенин сел в кресло, перевел дух.
– Бросай свои кисточки. Давай нажремся. – Он помахал припасенной бутылкой.
– Есть повод? – испуганно улыбнулся Валенски.
– Повод ему нужен… – пробормотал Сенин и подтянул к себе прибор с тонкими стаканами. – Пей. – Он протянул оторопевшему биологу почти полный стакан.
Тот осторожно взял его двумя пальцами и некоторое время не решался даже пригубить.
– Ганимед, – сказал он, – раз уж мы решили с вами выпить, то я хочу кое-что сказать.
– Не можем, значит, без формальностей, – усмехнулся Сенин.
– Я хочу выпить за вас. Вы сильный и целеустремленный человек, который умеет достигать своих целей. Мне этого не хватает. Я мечтал быть таким, еще когда собирался учиться в школе астронавтов. Но, конечно, каждому свое… Очень хорошо, что мы работаем вместе. У нас с вами всё получится.
Он сделал довольно большой глоток и поставил стакан. Ему хотелось поморщиться, но он сдержался.
Сенин опустошил свой стакан за один прием, шумно вдохнул и потряс головой.
– Кончай мне «выкать», – сказал он. – Слава богу, мы не в офисе.
– Хорошо, – просветлел Валенски.
– А теперь скажи: тебя уже успели обработать?
