Таннет бы рассказал про каждое чудовище из зверинца, про их происхождение, повадки, слабые и сильные стороны, но теперь он сам был в клетке, словно один из них. Как с ним обращаются там? Правда ли Гидор его поместил в камеру для важных заключенных или все же бросил в сырой подвал с еще десятком арестованных, где за три дня можно подцепить заразу, а потом всю жизнь плеваться кровью? Вопросы без ответов. Дарлан понимал, что проверять, сдержал ли слово продажный сержант, не стоило, тот мог и разорвать сделку. С подобной мразью нужно было держать ухо востро, не напоминая о себе лишний раз. Оставалось надеяться и вспоминать молитвы богам. Какая-то ярмарка надежд выходила, а ведь они всего лишь хотели найти здесь работу. Ничего, когда это все закончится, монетчик устроит Таннету такую взбучку, что он никогда больше не сядет играть в кости.
Осмотрев все клетки, Дарлан вышел из секции зверинца. Пора было возвращаться в Арнхольмград к своим клопам.
3
— Я так понимаю, что сегодняшний день сложно назвать удачным? — спросил Куан, протягивая Дарлану блюдо с вымытым виноградом в сахарной пудре. Они спрятались от солнца в тени шатра, где дышалось хоть немного легче. Слуги купца создавали иллюзию ветерка своими гигантскими веерами. С западной стороны ярмарки долетали звуки приятной музыки, способствующей здоровому аппетиту.
— Вы наблюдательны, — ответил монетчик, принимая сладкое угощение. Виноград был спелым и сочным.
По правде говоря, день оказался катастрофичным для Дарлана. Вчерашнее везение вдруг изменило ему, будто он каким-то образом разгневал богов. Работы почти не было, а то, что удалось выручить за половину второго из отмеренных ему на поиск денег дней, ушло на завтрак и обед. Идею с выступлением не удалось претворить в жизнь — свободных площадей не нашлось, да и снять место на Великой ярмарке стоило недешево. Дарлан почти получил шанс заменить куда-то пропавшего из труппы акробатов жонглера, но тот внезапно появился перед самым выходом на помост. Задержался у местной вдовушки, как выяснилось позже. Неужели не мог ублажать ее до вечера? Потом к монетчику прицепился тот самый торговец, что вчера утром предлагал убить своего конкурента. Он настаивал, что если Дарлан лишит жизни этого негодяя, то совершит благое дело для всего мира. На вопрос в чем благость для мира от смерти одного купца, настырный наниматель лишь пожал плечами и удвоил награду. На этот раз Дарлан не стал терпеть и в самой ясной форме дал понять, что если жаждущий крови торговец опять подойдет к нему с тем же предложением, то у его конкурента появится повод для радости. Удалился купец с несвойственной для его комплекции скоростью.
— Да бросьте вы это все, Дарлан. — Куан вытер шелковым платком лоб. — Не мучайтесь, мне печально видеть, как мастер Монетного двора зарабатывает не своими способностями. Кому вы там должны денег? Найдите его сегодня же и сообщите, что завтра сумма будет у вас.
— Поверьте, Куан, я не страдаю от того, что занимаюсь не тем, чем обычно занимаются члены моего ордена, — сказал монетчик, вытирая пальцы салфеткой, заботливо поданной слугой купца. — Это лучше, чем сидеть без дела на заднице.
— Чем больше с вами беседую, тем более занятным человеком вы мне кажетесь. Я-то всегда считал, что рыцари монет, так вас зовут в краях откуда я родом, — люди, чрезмерно подверженные гордыне.
— Почему?
— Возможно, вам не понравится мой ответ.
— Господин Куан, я больше не в братстве, поэтому вы легко можете говорить все, что вам заблагорассудится.
— Ну что ж, — начал купец, взяв у слуги бокал с абрикосовой настойкой, хорошо разбавленной водой. — Я сужу только по собственному опыту, и даже такому опытному человеку, как мне, случается ошибаться. Путешествуя по княжествам, я сталкивался с несколькими мастерами, включая того, о котором я вам уже рассказывал. Все они были схожи в том, как вели себя с другими. На князей они смотрели ли чуть ли не как на закадычных приятелей. На солдат, замечу, бывалых солдат, закаленных в настоящих сражениях, они смотрели, будто на новобранцев, только научившихся держать клинок с правильного конца. Но ведь способности мастера Монетного двора были добыты ими не в бою, это судьба распорядилась так, что их вырастили людьми с удивительными умениями. Откуда такая спесь? Это чувство собственной значимости, даже превосходства над другими?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ваши мысли мне понятны. — Дарлан заранее знал, о чем будет говорить его собеседник. — И даже не собираюсь вас в чем-то переубеждать, потому что многие члены моего ордена действительно таковы, какими вы их видите. И не только вы. Но проблема в том, что никто не ведает, через что мы проходим, чтобы обрести эти способности. Для кого-то из мастеров эти испытания — реальный повод для гордости, а у кого-то эта гордость со временем преобразуется в гордыню. Поймите, у нас же ничего нет, кроме того, что дает нам Монетный двор. Наши особые умения — это наше богатство, и до конца жизни мы расплачиваемся с магистрами за то, что мы обладаем тем, о чем обычные люди лишь мечтают. Поэтому многие из мастеров могут показаться наглыми гордецами, но есть и исключения из этого правила.
— Да, вероятно вы правы. Значит, мне повезло, что на моем пути встретились вы, исключение из правила.
— Куан, вы мне льстите. Вдруг я просто на время спрятал свою гордыню?
Они разговаривали и разговаривали. Обсудили политику, налоги, историю вероломного предательства урсалов; некоторые книги, которых, к его собственному сожалению, Дарлан прочел не так уж и много. Коснулись последних новостей из бастионов на западном крае континента, чьи наблюдательные башни зорко смотрели в бушующие волны океана, откуда иренги раз в десять лет приплывали на своих боевых кораблях, чтобы вновь попытаться отбить земли, с которых однажды их прогнал союз людей и урсалов. Дарлан поделился историей про остров, плавающий в озере, которая здорово заинтриговала Куана, оказывается, до княжеств еще не дошли вести, о том, что орден некромантов внезапно возвратился спустя столько лет. Сам же торговец рассказал, что его караваны не раз подвергались нападению всякой нечисти, когда они срезали путь через брошенные поселения, лесные тропы или предгорья. Без потерь среди охранников не обходились, всегда один-два гибли, поэтому не только из-за престижа Куан жаждал нанять Дарлана.
После того, как Таннета увели в темницу, Дарлан неожиданно для себя открыл, что стал испытывать потребность в общении. Дни и недели, проведенные в компании с иллюзионистом, приучили его к интересным беседам, хотя поначалу сам монетчик и пытался отмалчиваться. С Куаном было комфортно обсуждать все, от княжеских семей с их интригами до оружия, которым тот торговал всю свою сознательную жизнь. Дарлан уже склонялся к тому, что нужно согласиться с купцом, пойти к Гидору и просить его дождаться, пока будут обналичены векселя. Но тут судьба предложила ему еще один вариант.
— Эй, ты, — раздался неприятный голос.
Дарлан и Куан, замолкнув на полуслове, дружно повернулись в сторону того, кто так невежливо прервал их разговор. Это был здоровенный мужик, на голову выше монетчика. Футов семь, если не больше, оценил Дарлан. В плечах незнакомец был широк, словно два связанных вместе Таннета. Мощное тело великана скрывала просторная белая рубаха, шитая черными нитями. На ногах невероятной толщины — шаровары, перехваченные поясом с серебряной на вид бляхой. Сандалии демонстрировали громадные ступни. За могучей спиной незнакомца стояли, важно сложив руки на груди, двое парней помоложе с кучерявыми волосами. Если бы детина не брил голову на лысо, их сходство бросалось бы сильнее. Братья.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Кто вы? — спросил Куан. Купец был готов в любую секунду хлопнуть в ладоши, чтобы его стражники обнажили оружие.
— Я не к тебе, папаша, — произнес незнакомец так, будто торговец раздражал его, словно щепка, застрявшая в пальце. — Я к монетчику.
— Мне плевать к кому ты, щенок. — Куан прытко вскочил со своего кресла. — Ты у моего шатра, проявляй уважение.
