Впрочем, последний вариант сам по себе не применяется, обычно он — приятное добавление к строгому взысканию, вроде вишенки в порции мороженого. Он — что-то вроде напоминания тебе и всему миру в придачу, что ты выкинул не просто глупость, которая потребовала внимания военной полиции, но нечто, несовместимое со званием десантника. И поэтому не можешь общаться с товарищами, пока не исправишься.
Правда, в лагере Смита мы могли поехать в город, если не были в наряде, хорошо себя вели и т. д. Автобусы ходили в Ванкувер каждое воскресное утро сразу после богослужения, которое теперь сократилось до получаса после завтрака. Обратные рейсы привозили тебя обратно к ужину или отбою. Инструкторам дозволялось даже провести субботнюю ночь в городе, а то и целых три дня, если расписание позволяло.
Я только первый шаг сделал с подножки автобуса, а уже сообразил, насколько я изменился. Джонни больше не подходил для жизни. То есть для гражданской жизни. Все вокруг казалось восхитительно сложным и невероятно запутанным.
Плохого о Ванкувере не скажу. Красивый город, расположен удачно, жители очаровательные, гостеприимные и привыкли к военным на улицах. Для нас, солдат, в центре города был организован клуб, где каждую неделю устраивали танцы. Юные красотки всегда были не прочь потанцевать, девочки постарше следили, чтобы у застенчивого солдатика (к моему изумлению, и у меня… посидели бы несколько месяцев там, где на всю округу ни одной девчонки, если не считать крольчих, я бы на вас посмотрел!) была партнерша, на чьи ноги он мог бы всласть понаступать.
Но в первую вылазку я в клуб не пошел. Я вообще стоял и глазел по сторонам — на красивые дома; на витрины, в которых было столько всего полезного (и не только оружия!), что и не описать; на толпу людей, спешащих по делам или даже гуляющих просто так (и ни на ком не было одинаковой одежды!); и — на девушек.
В особенности на девушек. До сих пор я даже не сознавал, как они прекрасны. Слушайте, я к ним хорошо относился с того самого времени, как впервые заметил, что разница между нами заключается вовсе не в том, что мы неодинаково одеваемся. Насколько могу припомнить, я так и не вступил в тот период, когда мальчишки, как предполагается, узнав, что девочки от них отличаются, начинают их ненавидеть. Мне девочки нравились всегда.
Но только сегодня я сообразил, чего был лишен.
Девочки просто восхитительны. Просто стоять на углу и смотреть на них — сплошное удовольствие. Они же не ходят. Ну, не так, как мы ходим. Я не знаю, как это называется, но движение более сложное и, безусловно, красивое. Они не просто ноги переставляют, у них вообще движется все и в разных направлениях… очень грациозно.
Я бы до сих пор, наверное, там стоял, да вмешалась полиция.
— Как жизнь, ребятки? — поинтересовался представитель закона, оглядывая нас с ног до головы. — Развлекаемся?
Я быстро покосился на планки у него на кителе и остолбенел.
— Так точно, сэр!
— Ко мне можешь так не обращаться. Здесь это мало значит. А чего ж в клуб не идете?
Он дал нам адрес, объяснил, как пройти, и мы пошли туда — Пэт Лейви, Котенок Смит и я. Полицейский весело крикнул нам вслед:
— Счастливо отдохнуть, ребятки! Только не нарывайтесь!
Вот и сержант Зим напутствовал нас точно так же, когда в автобус сажал.
Но до клуба мы не дошли. Пэт Лейви ребенком жил в Сиэтле и захотел посмотреть на свой старый дом. Деньги у него были, и он предложил, что оплатит нам дорогу в автобусе, если мы вместе с ним поедем. Я не возражал, все было нормально. Автобусы бегали каждые двадцать минут, и нигде не говорилось, что увольнительную мы обязательно должны провести в Ванкувере. Смит тоже решил ехать.
Сиэтл не слишком отличался от Ванкувера, и девчонок там было — море. Мне очень понравилось. Но в Сиэтле не слишком привыкли к военным, да и место, где пообедать, выбрали неудачно.
Слушайте, мы даже не пили. Ну да, Котенок Смит взял одну — повторяю, одну — кружку пива к обеду, но был такой же дружелюбный и приветливый, как всегда. Он поэтому и заработал такое прозвище. Когда у нас случились первые тренировки по рукопашной, капрал Джонс с отвращением сказал про него: «Котенок лапкой и то сильней ударил бы!». Имя прилипло.
В портовом баре-ресторане в униформу одеты были мы одни; большинство посетителей — торговые моряки: через Сиэтл тоннами идет груз. Я в то время не знал, что торговый флот нас не любит. Частично из-за того, что их гильдия уже давно и безуспешно пытается быть приравненной к федеральной службе, но частично, как я понимаю, вражда уходит корнями глубоко в историю.
Там были какие-то молодые ребята примерно нашего возраста — самого призывного, только служить они не захотели. Длинноволосые, грязные какие-то, неуклюжие. Ну, словом, я выглядел точно так же, пока в армию не пошел.
Сначала мы заметили, что за соседним столиком два этих юных хама и еще два торговых моряка принялись обмениваться репликами. Фразочки предназначались нам. Повторять их я не стану.
Мы ничего не сказали. Потом, когда ребята перешли на личности, смех стал громче, а все остальные в баре затихли и стали прислушиваться, Котенок шепнул мне:
— Пошли отсюда.
Я поймал взгляд Пэта Лейви; Пэт кивнул. Платить не надо было, в этом заведении деньги брали вперед. Мы поднялись и пошли.
Парни двинулись следом.
Пэт шепнул мне:
— Внимание…
Мы так и шли, не оглядывались.
Парни нагнали нас.
Тот, что бросился на меня, получил ребром ладони по шее и пролетел мимо. Я бросился ребятам на помощь, но там все уже закончилось. Котенок отметелил двоих, а Пэт намотал своего на фонарный столб, не рассчитав броска.
Кто-то, полагаю, хозяин бара, должно быть, вызвал полицию, как только мы встали из-за стола, потому что примчалась она сразу же, пока мы все еще стояли и думали, а что нам теперь делать с этим мясом. Двое полицейских вроде как по соседству прогуливались.
Старший из них захотел, чтобы мы выдвинули обвинения, но мы отнекивались. Зим же предупредил, чтобы мы не нарывались.
Котенок с безмятежным видом (выглядел он лет на пятнадцать) заявил:
— Они, я думаю, споткнулись.
— Да уж понятно, — согласился полицейский, носком сапога выбил нож из руки моего противника, подобрал, воткнул в щель между плитами поребрика и сломал лезвие. — Шли бы вы, ребятки, лучше в другой район.
Мы и пошли. Я был рад, что ни Пэт, ни Котенок не захотели поднимать шум. Серьезное это обвинение — нападение гражданских лиц на военнослужащих. Но какого черта? Баланс подведен. Сами полезли, сами получили. Все честно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
