Все разом изменилось и пришло в движение в девять тридцать пять.
На соседнем участке послышались громкие голоса, группа из дюжины вооруженных боевиков прошла вдоль боковой стены дома и остановилась у двери, обращенной во внутренний двор.
Примерно половина боевиков исчезла за этой дверью, остальные принялись готовить «подиум» — невысокий деревянный настил площадью около двадцати квадратных метров. Четверо расправляли складки серого брезента, пятый сразу же подметал его веником, шестой устанавливал два осветительных прибора. Еще один, присев у постамента на корточки, «колдовал» над большой профессиональной видеокамерой.
Через несколько минут на заднем дворе появилось начальство — трое одетых в новенькую форму мужчин. Двое были в армейских кепках песочного цвета, третий — с непокрытой головой и в темных очках. Он по-хозяйски уселся в раскладное кресло, поставленное в тени дерева, и стал лениво переговариваться с соратниками.
Приготовления длились минут десять. Наконец во двор вывели пленников, одетых в оранжевые балахоны, — сначала первую тройку, затем вторую. Всех шестерых поставили в ряд у стены, и какой-то бойкий юноша сделал каждому по инъекции — это Павел понял, всматриваясь в происходящее сквозь мощную оптику бинокля.
В фильмах людям запросто вводят усыпляющий препарат или наркотик, после чего те быстро засыпают или становятся послушными. В реальности все сложнее. Для усыпления понадобится минут пять-десять. Для правильного действия наркотика нужно хорошо рассчитать его дозу, а потом контролировать человека, чтобы, к примеру, его язык не заблокировал дыхательные пути.
Бойкий юнец, сделавший пленникам инъекции, и впрямь некоторое время стоял возле них и внимательно наблюдал за реакцией. Через несколько минут, убедившись в том, что наркота действует нормально, отошел.
В это время со стороны улицы послышался шум.
— «Второй», ответь «Юнкеру», — позвал капитан.
— «Юнкер», «Второй» на связи!
— Глянь, что происходит на улице.
Женька осторожно подобрался к другому краю крыши и через минуту доложил:
— По-моему, боевики насильно сгоняют на мероприятие простых горожан. У ворот топчется целая толпа — человек двадцать, если не больше.
— Ты уверен, что там только гражданские?
— Да, «Юнкер». С оружием всего три-четыре человека.
— Понял, возвращайся на свою позицию.
Тем временем пленников заставили подняться на «подиум» и встать на колени. Каждому связали за спиной руки.
Сидевший на складном кресле полевой командир подал знак, и его помощники открыли ворота, запуская с улицы горожан. Толпа оказалась еще многочисленнее, чем предполагал Суров, — с улицы в передний двор ввалилось человек сорок. Все они, довольно громко переговариваясь, устремились мимо дома к месту предстоящей казни. Среди пришедших жителей города преобладали старики и пожилые мужчины, но были также и женщины, и подростки.
— Внимание, — поднеся к устам рацию, тихо произнес Андреев. — Сейчас главарь толкнет короткую речь и даст команду к началу казни. Всем приготовиться к работе.
— Готов, — доложил прапорщик.
— Готов, — вторил ему старлей.
— «Второй» и «Третий», на вас палачи. Как поняли?
И эту информацию его подчиненные приняли.
— «Анвар», как у вас дела? — спросил Павел, обращаясь к сирийскому лейтенанту.
— «Юнкер», я — «Анвар». Мы на местах.
— Через несколько минут начинаем работу.
— Понял. К работе готовы.
Толпа местных жителей встала на небольшом удалении от настила. В оставшемся пространстве расхаживали боевик с камерой и его ассистент, держащий на длинном штативе микрофон.
К пленным подошли двое с повязанными на лица темными платками. В правой руке у каждого поблескивал на солнце большой нож.
Поднявшись со своего кресла, полевой командир взошел на «подиум» и стал что-то говорить, обращаясь к собравшимся людям. При этом он достал из кармана куртки монету, высоко поднял ее над головой и потрясал ею в воздухе.
До слуха Павла долетала лишь часть его громких, отрывистых фраз. Новенькая монета сверкала в лучах солнца, а главарь выкрикивал фразы о турецких друзьях, о новой валюте — исламском золотом динаре, который чеканится в турецком городе Газиантипе, и о чем-то еще…
Павел снял с предохранителя винтовку, припал щекой к прикладу и совместил перекрестье оптического прицела с непокрытой головой оратора…
Покончив со вступительной частью, Ахмад Хасани наполнил свою речь проклятиями в адрес всех тех, кто поддерживал режим Асада и мешал Исламскому государству. И чем дольше он говорил, тем громче становился его голос — Павел слышал уже не обрывки, а каждое слово.
Однако скоро пыл полевого командира иссяк, и он, вернувшись в кресло, крикнул ожидавшим палачам:
— Начинайте!
Те подошли к стоявшим на коленях пленникам и заняли места позади двух крайних. Ими оказались лейтенант Сайнак и его заместитель сержант Такаль. Схватив головы жертв за волосы, они запрокинули их назад.
До «священного действа» — короткого взмаха ножей — оставалась секунда. Но этой секунды палачам как раз и не хватило.
Вместо привычного движения оба боевика в масках как-то неестественно дернулись и, отлетев к дальней оконечности деревянного постамента, повалились. Один упал замертво, другой хрипел, дергался и обливался кровью.
По толпе присутствующих прошла волна нервного движения, сопровождаемая гулом и возгласами. Выстрелов никто не слышал, а боевики, между тем, продолжали получать пули и валиться на землю.
Одновременно с палачами вскинул руки и упал с простреленной головой полевой командир Ахмад Хамани. Складное кресло, на котором он только что сидел, почему-то подскочило и отлетело далеко в сторону.
Следующей целью стал его заместитель Басир Фахри. В первую секунду он ничего не понял, во вторую присел и стал испуганно озираться по сторонам. А третья стала для него последней — тяжелая пуля разворотила его нижнюю челюсть.
Тут же вскрикнул и, крутанувшись на месте, рухнул связист Билял Шани. Лежа на земле, он зажимал ладонями рану на шее. Но кровь из разорванной артерии все равно находила щели и била тонкими фонтанами.
В течение первых пяти-шести секунд снайперы выпустили по четыре пули и уничтожили двенадцать боевиков.
Дальнейшие события, когда всем стало ясно, что кто-то ведет прицельный огонь на поражение, развивались стремительно.
Мирные жители в жуткой панике и с криками разбегались в разные стороны.
Связанные пленники распластались на деревянном постаменте.
Оставшиеся в живых боевики, похватав оружие, начали палить в разные стороны и прятаться за имевшиеся укрытия. Вот только от кого прятаться и с каких направлений по ним велся огонь — они не понимали.
Это облегчало задачу, и еще с минуту снайперы продолжали без проблем выискивать и уничтожать цели.
Сменив в винтовке очередной магазин, Павел осмотрел усеянный телами убитых боевиков двор и только теперь обнаружил ожидаемую перемену: целей больше не было. Все уцелевшие бандиты расползлись по щелям, заскочили в дом или же спрятались под каменным забором.
Нападения на снайперские позиции не последовало, поэтому самое время было отдать приказ командиру сирийского спецназа:
— «Анвар», ответь «Юнкеру»!
Тот отозвался через пару секунд:
— Да, «Юнкер», «Анвар» на связи.
— Мы отработали — уничтожено две трети боевиков. Начинайте зачищать задний двор и приступайте к эвакуации пленных.
— Понял. Выходим.
«Теперь неплохо бы связаться с авиаторами», — подумал Павел и вызвал Сурова:
— «Второй» — «Юнкеру».
— «Юнкер», «Второй» на связи.
— Что там с «вертушками»?
— Пока тихо.
— Мы управились немного быстрее, чем рассчитывали, поэтому вызывай — пусть подскажут место посадки.
— Понял. Постараюсь.
— «Третий», мы прикрываем спецназ, — напомнил командир очередную задачу Гриду.
Тот тут же отреагировал:
— Понял-понял, «Юнкер». Я весь во внимании…
Когда голова полевого командира Ахмада Хамани резко дернулась назад, а тело совершило кульбит и рухнуло вместе со складным креслом под забор, Давуд Газал сразу смекнул: дело неладно. А уж когда под забор отлетел с изуродованной головой и заместитель Хамани — Басир Фахри, он распластался на земле и, подобно ящерице, проворно пополз. Куда — в те секунды не волновало, лишь бы оказаться подальше от падавших замертво товарищей.
Добравшись до стены дома, он юркнул в одну из двух дверей — в ту, что вела внутрь первого этажа. Его руки так сильно тряслись, что с минуту он не мог дослать патрон в патронник автомата. Такого панического ужаса он не испытывал давно. Еще бы не струсить! Его соратников убивали одного за другим, а выстрелов даже не было слышно.
