Дождавшись, чтобы дыхание снова сделалось бесшумным и глубоким, Берит встал ногами на морду горгульи, осторожно выпрямился и пополз дальше, наконец-то дотянулся руками до края стены. Теперь он стоял совсем спокойно, прислушиваясь: не хватало только перевалить через край стены в объятия задремавшего стражника… Но на стене никого не было, где-то дальше, за висячей настенной башенкой, действительно кто-то негромко переговаривался, но это было далеко, ярдах в сорока от него. Путь же до лестницы и дальше, в одну из пристроек к кухне, был свободен. Гиена перемахнул через стену между зубцами, тут же присел, вжался в каменный парапет, осмотрелся еще раз, еще вернее. Так и есть, можно одним рывком сбежать со стены к этой пристройке главного здания, вот только бы двери в нее оказались незапертыми.
Он пробежал, низко пригибаясь, по стене, потом вниз, по нешироким, но надежным ступеням, добрался до двери. Открыл ее едва на фут, знал по опыту, что скрипит дверь обычно, когда ее открываешь чуть больше. Как он определял то место, где дверь начинала издавать звук, как он умел почувствовать характер каждой петли – он и сам не знал, это умение было в нем, кажется, от рождения. Проскользнул внутрь. Это было хорошо, теперь его было не видно. Снова передохнул.
Так, теперь по коридору вправо и вниз, там должна быть лестница, и что самое замечательное – эти службы пустовали, ни стражников, ни монахов, ни служек тут не имелось, только крысы да тараканы могли ему теперь встретиться. Берит побежал, по-прежнему почти бесшумно, то есть те звуки, которые он все же поневоле создавал, можно было услышать только с расстояния считаных футов, не дальше. Дверь в подвалы оказалась неплохо освещена факелом, вставленным в стенную державку, но поблизости никого не было, и он рискнул. Она была заперта, но всего лишь на обычный засовный замок, грубо отлитый из черной, незвонкой бронзы, он справился с ним минуты за две, приоткрыл дверь, снова едва на три ладони, протиснулся за нее, прикрыл. Запирать, естественно, не стал. Перед ним оказалось подземелье.
И в нем никого не было, оно было почти пусто. Почти… Потому что Гиена отчетливо ощущал: что-то в нем есть, какие-то сигнальные устройства, что-то в высшей степени хитроумное, по мнению строителей храма, а для него – уже семечки, пустяки, воплощенная глупость тех, кто это подземелье строил. Берит двинулся вперед мягко, словно и не был живым существом, а был частью самого храма или летучей мышью, которая не задевает ни пола коридора, ни стен, ни низкого, сводчатого потолка.
Глаза привыкли видеть в полной тьме, едва он дошел до следующих дверей, уже спустившись по узкой лестнице ниже уровня земли, наверное, футов на двадцать. Эти двери были еще массивнее тех, прежних, и повозиться с ними пришлось чуть подольше, зато можно было не опасаться, что кто-то услышит звяканье отмычек. Тут Берит был один-одинешенек и едва ли не отдыхал при этом.
Вот только для замка этого пришлось три отмычки использовать одновременно, уж очень у ключа, который его отпирал, была сложная бородка. Но Гиена и тут сумел. Расправившись и с этой дверью, он собой едва ли не загордился. Преждевременно, конечно, но главное – почему-то у него появилось ощущение уверенности в успехе, он решил, что все у него получится, и это было настолько приятно, настолько вкусно… что пришлось даже ощущение это слегка подавлять, потому что он знал – освобождение от настороженности почти так же мешает выполнению дела, как плохие отмычки.
Дверь чуть скрипнула, но он не торопился, открывал ее едва ли не медленнее, чем трава растет, а потому сразу замер. Все оставалось покойно, скрежет в верхней, кажется, петле никого не насторожил. Берит продвинулся в образовавшуюся щель, придерживая дверь изо всех сил, пришлось и воздух выпустить, и брюхо втянуть, но он все же просунулся. Перед ним снова была лестница вниз, он пошел по ней, оглядывая стены, ступени, потолок… Ловушек пока не было. И наконец-то он оказался перед совсем уж глубоким коридором.
Идти по нему было скользко, вода подтекала тут по стенам тихими, сложными узорами, но и уходила по полу куда-то еще ниже. И когда Берит прошел уже ярдов двадцать, наконец он увидел… Это была «паутинка», ловушка, сотканная из нитей в виде настоящей паутины. Вот только сплели ее не пауки.
Но справляться с такой Гиена научился еще в детстве, мать научила. Она тоже не чуралась в иной чулан залезть, чтобы едой запастись, когда совсем уж голодно становилось. Весь фокус был в том, чтобы подуть на нее, а потом, когда она уже начнет колебаться, разорвать, подув чуть сильнее на некоторые из боковых нитей, ведь бывают же сквозняки, и даже в таких коридорах… Он освободил один из нижних углов, закрытых «паутинкой», сосредоточился, еще раз дунул, чтобы она поднялась, как легкий занавес… И перетек под ней по полу, не обозначив себя кому-то там наверху, кто наверняка за этой системой безопасности послеживал.
Теперь еще нужно было пройти по коридору в определенной последовательности его ответвлений, не тыкаться наобум. Берит это понял, еще когда первый раз изучал подземелье, сидя перед храмом. Это была тоже довольно хитрая ловушка, нужно было миновать сначала левый коридор, потом свернуть направо, снова пройти по коридору, оказаться почти на том же месте, с какого он начинал движение после «паутинки», и лишь потом двигать по центральному проходу, ведущему к сокровищнице. Гиена так и сделал, все было в порядке, он прошел и эту ловушку. И оказался наконец-то перед последней дверью, за которой находилось главное хранилище храма.
Для начала он обследовал ее тщательнее, чем мастеровой, который когда-то ее изготовил. Но вроде бы все было в порядке, не было тут никаких сигналок о том, что дверь открывается. Он не поверил и проверил все еще раз, потом посмотрел на дверь измененным взглядом. Это было непросто, да и само это его изменение было неосторожностью, оно могло вызвать какой-либо магический шум, его вполне мог кто-нибудь заметить там, наверху. Но это было все же необходимо, это была разумная неосторожность, можно сказать, необходимый риск. Но и тогда он ничего не заметил.
Тогда стал открывать замок. А был тот совсем старым, настолько, что поневоле приходили в голову мысли о столетиях, миновавших с того дня, когда этот замок установили здесь. Общую систему Гиена, конечно, понимал, но какие-то хитрости, уже забытые нынешними мастерами, не позволяли с замком справиться. Берит даже разозлился на себя, потому что не ему, Гиене, было тормозить перед таким запором. А потом что-то щелкнуло, и все – дверь качнулась… Всего-то на волос, но она, несомненно, сдалась, и он толкнул ее.
В сокровищнице было не так темно, как в коридоре. Откуда-то пробивался лучик света, вероятно, от лампы, зажженной наверху, отбрасывающей свет по сложной системе вентиляции умело поставленными зеркалами. Храмовники всегда были мастерами на такие штуки. Для привыкшего к подземельной тьме Берита это было неумеренной иллюминацией. А еще тут было сухо и свежо, вовсе не чувствовалось застоявшейся сырости, которая осталась за дверью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
