Глава 11
Такие пышные лепестки. Сердцевина точно кровь. Как нечто настолько прекрасное может прикрывать нечто, столь мерзкое и унизительное?
Меня охватывает стыд настолько сильный, что не могу поднять глаза. Я знаю, что все смотрят сейчас на меня. На цветок у меня на коленях. Я знаю, о чём они сейчас думают.
В груди тяжесть, с каждым ударом сердца жжёт под рёбрами. Но слёз нет, будто я превратилась в неживую куклу на шарнирах.
Вижу только часть пола, покрытого узорчатым красным ковром. Подол пышного платья Мелии, золото на золоте. Кончики её изукрашенных туфель. Как-то отстранённо отмечаю, что хрупкие дорожки инея начинают разбегаться от места, где мы сидим, стремительно заволакивают ковёр. Туфли Мелии почему-то делают пару шажков назад.
— Будь умницей, Шиана! — странным голосом, как будто немного неуверенно или испуганно говорит вторая жена отца. — Надеюсь, ты помнишь о своём долге.
Приглушённый ковром цокот каблуков. Мелию как ветром сдувает из комнаты, но её слова всё ещё звенят в воздухе.
Я прекрасно понимаю, о чём она говорила. О чём напоминала мне.
Вовсе не о гадком обычае, который она выдумала только что. Просто чтобы подтолкнуть, наконец, события. Никогда за всю историю наш народ не падал настолько низко, чтобы хозяева предлагали своих дочерей гостям. Женщины — слишком ценная собственность. Ими не принято делиться. Ни один мужчина потом не возьмёт в жёны «порченую»… видимо, Боргу посулили что-то очень ценное. И то он бесится и готов скорее меня убить, чем выполнить свою часть приказа элара.
А напоминает мне Мелия именно о нём, об этом приказе.
Осталась одна, последняя ночь. Завтра чужаки уедут, вернутся в свой мир.
Только одна ночь для зачатия сына, которое предписано мне, и предписание вшито магией в мою кожу.
Я должна отдать цветок тому из трёх, кого выберу в отцы своему будущему ребёнку.
Беру в обе ладони, как в чашу, хрупкие лепестки.
Тишину разрывает мрачный мужской голос:
— Так, Лягушонок! А ну-ка идём отсюда. Нечего слушать взрослые разговоры. Тебе пора спать, я провожу.
Медленно поднимаю глаза. Встречаюсь взглядом с Гаяни, которую Ричард Винтерстоун тащит мимо дивана к выходу. Тем самым решительно вычёркивая себя из списка кандидатов.
У сестрёнки глаза перепуганные и сбитые с толку.
«Всё будет хорошо», — шепчу ей беззвучно, она неуверенно кивает. И послушно следует за своим рыцарем.
На пороге Ричард останавливается и раздражённо бросает через плечо на языке, которого я не должна понимать:
— Разберись с этим. И разберись правильно. Меня ты уже давно не слушаешь, так что извини, но придётся использовать шантаж. Хоть это и не в моих правилах. Узнаю, что наломал дров — скажу твоей матери. У меня всё.
Я вздрагиваю. Это какая же мегера должна быть его мамочка, если Ричард пугает Орвика ею? Небось, ещё похлеще Мелии. Я почему-то не сомневаюсь, что эти слова адресованы старшему племяннику.
Орвик не отвечает сначала. Всё это время я до смерти боюсь даже посмотреть в его сторону. Его рука, обнимающая меня за талию, будто окаменела. Иней под нашими ногами прорастает кристаллами льда.
— Я уже давно вырос из того возраста, когда в таких делах нужны советы мамы. Или чьи-то ещё.
Ричард громко хлопает дверью, уходя.
Так тихо, что слышно, как мерно стрекочут стрелки часов.
— Кхм-кхм… что-то устал я сегодня. Пойду-ка спать, — заявляет Уилл и покидает кресло, старательно отводя взгляд от нас с Орвиком.
Ну вот, ещё один кандидат самоустранился.
И мы остаёмся совсем одни.
Я по-прежнему не могу поднять глаз. Какой всё-таки красивый цветок. Жаль, что эта красота недолговечна. Его сорвали. А сорванные цветы долго не живут.
На нежные лепестки ложится тень.
Большая ладонь тянется и забирает у меня цветок.
— Пойдём.
Я послушно встаю и следую туда, куда меня ведут. Не делаю попыток выдернуть заледеневшие пальцы из его руки. Не спорю. И не пытаюсь объяснить, какая это всё чудовищная ошибка и несправедливость.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне как будто всё равно.
Как будто долгие, бесконечные часы борьбы с обстоятельствами и с самой собой сломали что-то внутри. Я просто устала бороться. Надо ли? Что бы я ни делала, всё без толку. Выбора нет. Может, это судьба, и любые попытки противиться ей тщетны? Я была обречена на поражение в этой схватке ещё в тот момент, когда элар принял решение. Когда озвучил мне приказ.
Третья дверь, крайняя справа. Орвик толкает её и мы входим.
За дверью темно. Но это ненадолго.
Со мной огненный маг, а значит — достаточно одного движения его брови, чтобы зажглись толстые, оплывшие свечи на подоконнике и тонкие витые — на стенах.
— Я запру дверь, ты не против? В этом месте слишком много людей, которые привыкли врываться без приглашения.
Это он о Мелии, кажется.
За моей спиной щёлкает замок. У меня внутри всё сжимается от этого звука. Но так и правда лучше, наверное.
Комната намного больше моей. Тёмные драпировки на стрельчатых окнах. Искусно вытканный гобелен ширмы в углу. Краешек медной ванны виднеется за ней, лужи воды на полу. Наверное, он слишком привык к слугам. Это нас, элиан, с детства приучали выполнять любую, даже самую грязную работу, прибираться и стирать самостоятельно. Воспитывали смирение и послушание. Мужчинам это не обязательно. Даже если у мужчины не будет служанок, жена-то по крайней мере будет точно. А то и не одна.
Цепляюсь разумом за все эти мелочи, чтоб не смотреть на ещё один предмет интерьера, которым покои посла существенно отличаются от моих.
Кровать в два раза шире.
Низкое каменное ложе, укрытое плетёной травяной циновкой и коричневым одеялом из шерсти молодой нерги. Нужно непременно до первой линьки, тогда они особенно пушистые.
Сглатываю комок в горле и отворачиваюсь.
Орвик стоит у двери, прислонясь к ней спиной, и смотрит на меня. Взглядом тёмным и непроницаемым, и я никак не могу его прочесть.
Будь, что будет. Будь, что будет — твержу себе.
Я слышала от подруги достаточно о прелестях «первой брачной ночи», чтоб понять, что ничего хорошего девушку не ждёт. Это всё равно рано или поздно случится. Так лучше с ним, чем с другим.
А Орвик сминает цветок в кулаке и отшвыривает прочь.
Когда он делает шаг вперёд, невольно отступаю.
В ноги мне тычется предательница-кровать. Теряю равновесие, неловко плюхаюсь назад и оказываюсь сидящей на краю.
Теперь, когда я сижу, запрокинув голову, особенно бросается в глаза, какой же он огромный. Чёрная гора, нависающая надо мной. Что я могу сделать против такой силы? Против желания, которое разгорается языками тёмного пламени в его глазах, когда встречаемся взглядом. Только покориться.
Понятия не имею, что делать дальше. Но ведь он, наверное, знает?
Ещё на шаг ближе.
Невольно сжимаю колени.
А он вдруг опускается рядом со мной на корточки. Наши лица оказываются совсем рядом, на одном уровне.
Медленно ведёт обеими ладонями по моим рукам снизу вверх — от локтей к плечам.
— Вся дрожишь.
— Замёрзла. Прости. Слишком… легко оделась. Глупо, да?
Как заворожённая слежу за его осторожными движениями, когда он берёт мою правую ножку обеими руками и снимает туфлю. Откладывает в сторону. Начинает массировать стопу.
Так и правда теплее.
Потом то же самое — со второй.
Зачем он это делает? Но мне слишком приятно, чтобы возражать. И я позволяю себе на минуту забыть о том, что последует дальше.
Орвик осторожно ставит мои стопы на светлую шкуру, которая служит ковром.
А потом вздыхает.
— Всё равно трясёшься. Хватит уже. Неужели ты решила, что я собрался воспользоваться правом гостя?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я перестала прятать взгляд и уставилась на него во все глаза.
Меня будто кипятком облили, и я наконец «разморозилась».
— А ты… нет, что ли?
Он покачал головой, пряча лукавую улыбку в уголках губ.
