Давно уже, еще в конце XIX — начале XX века, трудами швейцарского ученого Августа Фореля, немцев Карла Эшериха, Эриха Вассмана и Вильгельма Гетча, американцев Вильяма Вилера и исследователя кочевых видов Т. Шнейрла, англичан Джона Леббок и Г. Донисторпа, французов Ш. Эмери и Альберта Ренье, исколесивших чуть ли не весь мир для изучения муравьев, русских В. Караваева, Г. Эйдмана, М. Рузского и множества других, которых здесь нет возможности назвать, из общей науки о насекомых выделилась специально посвященная муравьям новая ее ветвь — мирмекология. Что касается Карла Гэсвальда, то он стал основателем новой, специальной ветви мирмекологии, он положил начало науке о Формика.
Всю жизнь потратил Гэсвальд на исследование этой группы муравьев. Свои опыты он проводил в лаборатории и в природе; годами наблюдал зарождение, рост и развитие гнезд, шаг за шагом, осторожно продвигаясь вперед в лабиринтах тайн разных видов Формика, овладевал секретами опознания и различения всех видов, совершенно неразличимых для непосвященных; раскрывал законы существования и формирования отдельных особей и целостных семей; прослеживал влияние на них окружающей среды и, наоборот, их влияние на среду. Опыты, статьи и устные выступления Гэсвальда, его учеников и помощников веско доказывали, что лесные муравьи — это верный друг и благодетель лесов, неусыпный и старательный защитник лесных пород от всякого рода вредителей. Наряду с этим Формика приносят — об этом пока мало кто слышал — неоценимую пользу лесу и человеку еще и тем, что улучшают почвы, обогащая их органическими веществами, повышая их плодородие, усиливая проникновение в них воздуха, регулируя поверхностное водоснабжение. Кроме того, они обогащают на участках, окружающих гнезда, флору, регулируют ее состав, способствуют существованию растений, которые поддерживают жизнеспособность леса и в конечном счете тоже продлевают его долголетие.
На протяжении многих лет вюрцбургский формиколог с неисчерпаемым терпением, педантично подсчитывая все до пфеннига, втолковывал детям и взрослым, что доходы, доставляемые сбором куколок для кормления певчих птиц, услаждающих слух любителей чириканья, или сбором живых муравьев для изготовления из них муравьиного спирта, которым натирают суставы, пораженные ревматизмом, ничтожны по сравнению со стоимостью ущерба, причиняемого лесу разорением муравейников. И он взывал к расчетливости, уму и совести своих сограждан, уговаривая, упрашивая, умоляя их беречь муравейники.
Когда Западную Германию оккупировали американские войска, тот же вюрцбургский формиколог не стеснялся выступать с обличением заокеанских солдафонов, которые во время учений сокрушают и калечат танками и броневиками деревья и подлесок, утюжат, сравнивают с землей муравейники, прокладывая дорогу упадку и запустению лесов.
Не эти ли бессмысленно разоряемые муравейники и подсказали Гэсвальду мысль о том, что нельзя далее ограничиваться одной только охраной существующих гнезд, что для возмещения ущерба, наносимого муравьиному населению лесов, требуется искусственное их расселение, а может быть, и искусственное размножение наиболее ценных видов.
Но Формика оказались довольно строптивыми созданиями и долго отказывались открыть человеку тайны своей биологии. О том, как это было все же сделано, рассказывается далее в краткой истории работ опытной станции в Эберсвальде, где Гэсвальд организовал первую в мире муравьеводческую ферму.
Сначала здесь попробовали ранней весной, едва семьи просыпаются и муравьи (самки и рабочие) начинают отогреваться на солнце, брать их с купола и создавать из них отводки. Здесь важно не опоздать, так как самки очень рано уходят в нижние отсеки гнезда, а без самок, из одних рабочих, отводки нежизнеспособны. Впрочем, подобным способом муравьиные семьи размножаются медленно.
Пришлось заняться массовым выведением маток, способных основывать новые семьи.
Это выдвигало столько задач, что даже неясно было, с чего лучше начинать. Во-первых, потребовалось получать достаточное количество молодых самок лесных Формика, затем следовало научиться отправлять их в брачный полет, причем к тому же времени требовалось иметь и самцов, что тоже не само собой делается, так как у лесных Формика самки и самцы из одного гнезда выходят в разное время. Да еще предстояло каким-то образом собирать самок после брачного полета...
И все это было пока только полдела.
Ведь для того чтобы каждая молодая самка Формика после брачного полета начала откладывать яйца, ей требуется живое гнездо. Откуда же брать их? Правда, матки могут начать откладывать яйца и в безматочных муравейниках. Но какой же смысл создавать безматочные муравейники, чтобы подсаживать в них маток?
Круг, таким образом, замыкался... Впрочем, в подобных случаях полезно, как показывает опыт, не только продумывать вопрос, но и прощупывать его. Хоть иной раз глаза страшатся, а руки пусть все-таки делают, ибо практика на каждом шагу подсказывает решения, ведет к цели.
Самцы и самки лесных муравьев выходят из одного гнезда врозь, но из разных гнезд одновременно, причем из одних гнезд выходят самцы, из других — самки. Благодаря такому природному приспособлению и происходит перекрестное оплодотворение Формика. Вот это приспособление и удалось использовать для решения задачи.
Купола муравейников стали прикрывать емкими колпаками-воронками, с небольшим отверстием в самой вершине, где пристраивали стеклянную ловушку. Когда во время роения из муравейников вылетают где самцы, где самки, ловушки их задерживают.
Так можно в короткий срок получить сколько угодно молодых крылатых насекомых. Из ловушек их выпускали в простенькие, огороженные густой кисеей клетки. Поскольку самцов вылетает во время роения больше, то их и выпускали под сетку в несколько раз больше, чем самок.
Станут ли, однако, муравьи совершать брачный полет в неволе? Да, стали!
Правда, не сразу. Оказалось, насекомые совсем не переносят сухости воздуха в нагревающихся на солнце клетках. Это тоже как-то связано с тем, что брачные полеты происходят чаще всего сразу после дождей... Пока почву под клетками как следует не увлажняли, муравьи не делали попыток летать.
Теперь сухость воздуха здесь устраняют очень легко: дно клетки выстилают плитками торфа и, обильно полив их, прикрывают мульчой из хвойных игл.
Это выстрел по двум мишеням, и выстрел с двумя попаданиями. Влажность воздуха вызывает тысячи крылатых Формика в полет под кисейными стенками клеток. Самцы после полетов погибают, и тела их сплошным слоем покрывают хвойную мульчу. А облетевшиеся самки разгребают тела самцов и хвою, пробуя зарыться в торф, откуда их без труда собирают и помещают в обыкновенные бутылки, по двести штук в каждую.
Облетевшиеся самки представляют собой как бы живое, всхожее семечко и способны заложить новую колонию. Однако если это семечко бросить куда попало и как попало, оно не взойдет. Ведь оно похоже на кедровый орех, который лучше всего прорастает и развивается на месте сгнившего кедрового пня. В бутылках сотни молодых самок. И думать нечего, чтобы всем им предоставить безматочные муравейники.
Что такое безматочный муравейник? Это, конечно, само сооружение с обитающими в нем рабочими муравьями и молодью — личинками, куколками.
А может быть, самке, чтобы начать откладывать яйца и стать маткой, необязательны и сооружения, и муравьи, и личинки?
Не удовлетворится ли она лишь муравьями, потому что строительный мусор, очевидно, не заменит сооружения, а одни только личинки и куколки вряд ли заменят живое гнездо?
Точнее всего отвечают на подобные вопросы сами муравьи. Требуются, короче говоря, простые опыты, которые звено за звеном, шаг за шагом проверили бы правильность разных предположений.
И вот ответ: ни строительный мусор, ни грунт из подземных отсеков гнезда, ни личинки, ни куколки самке не требуются. Ей нужны только рабочие муравьи, однако не один, и не десяток, а по возможности больше. Эффект группы и здесь, как видим, сказывается.
Среди двухсот литров массы, взятой из живого муравейника, молодые самки скоро начинают откладывать яйца, причем смонтированные таким образом гнезда быстро входят в силу. Спустя какое-то время становятся заметными признаки жизни новой семьи, а вскоре по дорогам, ведущим к растущему куполу, начинают стягиваться цепи фуражиров с грузом сладкого корма от тлей с ближайших деревьев и вереницы охотников, волокущих личинок, трупы выпитых гусениц, части тела насекомых.
Этим способом на опытном участке были заложены первые десятки новых — в настоящее время процветающих — муравейников.
Так родилась служба биологической охраны леса от вредителей.
Но едва стал накапливаться практический опыт разведения лесных муравьев, сразу стало ясно, что не все расы одинаково пригодны для истребления вредителей. Оказалось, что даже у самого исправного охотника за насекомыми всех видов — у Формика поликтена — не все семьи одинаково хороши как охотники.
