Накинув куртку, он переобулся и сложил летние ботинки в пакет. Туда же попали Асины туфли и сумочка — для зимы у нее была другая.
— Ну… — Шорохов оглядел кабинет, соображая, что бы еще сказать.
— Навещай нас почаще, Прелесть, — напутствовал Пастор. — И ты, Шорох… Если дела какие будут.
— Давайте, счастливо… — не оборачиваясь, проговорил координатор.
Плафон опять мигнул, и трое из чужого отряда пропали, — так Олег воспринял это перемещение. Большой монитор на столе у Лопатина превратился в ноутбук, второй стол оказался чист. Исчезла из угла подставка с чайником, да дверцы одного из шкафов неуловимо быстро закрылись. В остальном комната ничуть не изменилась. Ася, как была в метре от Олега, так и оказалась — в том же метре.
— Вениаминыч ушел, а свет не выключил, — заметила она.
— Это он для нас. В темноте финишировать неуютно. Пойдем?
— Да, девять уже. В приличных местах рабочий день закончился.
Поднявшись по лестнице, Олег открыл железную дверь, и куртку тут же распахнуло ледяным ветром. Шорохов, проклиная погоду, быстро застегнулся. Еще час назад он маялся от жары и мечтал о морозе, но теперь снова затосковал. Зимой принято мечтать о лете, летом — о зиме. Человек редко бывает доволен.
Прелесть беспомощно куталась в короткую шубу. Олег подумал, что какой-нибудь рыцарь на его месте обязательно отдал бы теплую одежду девушке, но Ася, едва на него взглянув, заранее сказала:
— Не надо, Шорох. Заболеешь.
— Загадочная ты… — проронил он. — Иногда похожа на восточную женщину, иногда — на амазонку…
— Считай меня амазонкой с Востока.
— Восточная амазонка Ася…
— Ася — это сокращенно, — ответила она. — Вообще-то меня зовут Асель.
— Асель?… Асель… — повторил Олег. — Асель — Ассоль…
— Грина я читала, мне не понравилось, — небрежно произнесла Прелесть.
— Ассоль — Асель… Красиво. Ты раньше не говорила.
— Ты раньше не спрашивал.
— Так я и сейчас…
— Значит, пришло время познакомиться. Ты ведь должен знать, кто тебя от маньяка спас… Который потому и стал маньяком, что…
— Это дело прошлое… — прервал ее Олег. — Я тут денег с карточки снял, Поймаем машину.
— Свихнулся… — сказала она, трясясь от холода.
— До метро полчаса будем ползти.
— Поползли, Шорох. За такси Вениаминыч убьет.
— Доедем, а водилу потом закроем. И платить не надо, ха-ха… Шучу. Просто закроем, и все.
— Тем более!
— Ну да… Вдруг он должен подвезти кого-то куда-то… А мы ему помешаем. И мир тут же рухнет… Ты сама веришь в это?
— Не важно, — отозвалась Прелесть, упрямо отодвигаясь от дороги. — Есть правила, которые нарушать нельзя. Минимальное участие в событиях — это уж точно не такси. Это, Шорох, пешочком и на метро.
Олег прикурил и, догнав Асю, прокатился по замерзшей луже.
— Сколько тебя помню, ты всегда была ненормальная.
— Комплимент, что ли, такой?
— Нет, серьезно! Вот в школе… Только тебя там и запомнил. Почему? Потому, что ни на кого не похожа. Даже на саму себя.
— Это не я загадочная, это ты, Шорох, загадочный. Я не понимаю: мы сейчас ссоримся или наоборот?
— Я и сам не пойму… — признался Олег. — Только тебя, честно… В школе… Даже удивительно! Тебя, и еще Ивана Ивановича. И все!
— Я тоже тебя помню… довольно ярко…
— Комплимент, что ли? — хохотнул он.
— Ладно уж!.. А Ивана Ивановича что-то не очень. Ты в прошлый раз о нем говорил, я так и не вспомнила. Да не могла я никого забыть! — неожиданно рассердилась Ася. — Вас всего шестьдесят человек было!
— Не шестьдесят, а двенадцать, — возразил Шорохов. — Иван Иванович до последнего дня учился, до самого теста.
— Нет, — уверенно сказала она. — Всех прекрасно помню. Тебя… такого нахохленного…
— Самый нахохленный у нас был Иванов.
— Не помню… — повторила Ася.
— Ты с ним даже разговаривала. Он что-то спросил про крутых оперов, а ты ответила, что конкурсов на крутизну среди оперов не проводится…
— Не могла я такого говорить! — возмутилась Прелесть. — Откуда мне знать, что у нас проводится, а что нет?
— Да черт с ним, с Ивановым! Замучили меня эти дежа вю… — пожаловался Олег. — Запутали… Нет покоя, мешает что-то…
— Это с непривычки. Скажу Лопатину, пусть отправит тебя к концу периода. В две тысячи шестьдесят пятом у Службы хорошая клиника появилась. Отдохнешь.
— Сам справлюсь.
— Тогда не хнычь. И закрывайся почаще, не перегружай мозги.
Незаметно они подошли к метро. Народу было немного, но свободных мест в вагоне не нашлось. Олег с Асей встали у дверей и одновременно посмотрели на схему. До «Урала» было восемь остановок, да еще с пересадкой.
Шорохов прижал Прелесть к себе и сквозь шубу почувствовал, что она дрожит. После улицы Ася никак не могла согреться. Олег укорил себя за то, что не навязал ей свою куртку, хотя он-то в свитере точно простудился бы, а слечь на второй день службы оказалось бы некстати.
— Придется водку пить, — обреченно произнесла Прелесть.
— В одиночку или как? — осведомился Олег.
— Я, когда напьюсь, такая дура… Только не в этом смысле, не надейся.
— Это ты не надейся. Пьяные женщины меня не привлекают.
— Что, юношеские драмы? Бедолага Шорох…
— Не умничай, ты же еще трезвая. — Олег сунул пальцы в ее рукава, так, что Асины ладошки попали в толстые рукава его куртки. Прелесть по-прежнему мерзла.
— Повезет твоей жене…
— Ты сама знаешь, какие в Службе жены. У меня пока только одна кандидатура.
— Я и говорю. Повезет мне когда-нибудь.
— Ася, ты же трезвая!
— По-моему, я это уже слышала.
— Ну вот, и тебя проклятое дежа вю одолело…
Они тихонько стукнулись лбами и засмеялись. Для вечернего метро это было так банально, что подросток, оторвавшийся от книги и засмотревшийся на румяную с мороза Прелесть, зевнул и вернулся к чтению. На странице сто шестьдесят восемь было описано, как герой отправился в прошлое, чтобы изменить свою жизнь, и по сравнению с реальной жизнью, которую, как догадывался подросток, изменить вряд ли возможно, это было гораздо интересней.
* * *
Василий Вениаминович опаздывал. Олег сидел в кабинете один, барабанил по столу, шлялся из угла в угол. Попробовал выйти на улицу покурить, но мороз все не утихал, и больше трех затяжек Шорохов не выдержал — защипало нос.
Аси тоже не было. В бункер они поехали по отдельности, но с утра Олег ее видел и отметил, что напарница не заболела. Помогла, не иначе, вчерашняя водка.
Пили по-дружески, без всяких, «Поприставать» Шорохову и в голову не пришло, не то было настроение. Да и Прелесть вечером чувствовала себя неважно. Просто болтали: она в одежде забралась на кровать и укрылась одеялом, он качался на расшатанном стуле. Ася рассказывала о себе: о том, как люди становятся сначала близкими-близкими, такими, что и сердце одно на двоих, и общая кровь, — а потом вдруг такими далекими-далекими…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
