Глава 17
«Горбатые»
25 августа 19-я и 30-я армии ворвались в расположение немецких войск на левом крыле 8-го корпуса. Как со слезой записал в свой дневник генерал-фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», «161-я дивизия истекла кровью».
Прорыв на фронте 161-й дивизии оказался настолько серьезным, что «папаша Гот», временно командовавший 9-й армией, вызвал на подмогу свои последние резервы – 7-ю танковую и 14-ю моторизованную дивизии.
Контратака немецкой 7-й танковой дивизии на советскую ПТО в районе деревень Задняя и Потелица была отбита с большими потерями для немцев: на поле боя осталось около сорока танков и бронетранспортеров противника. А всего в результате двухдневных боев красноармейцы уничтожили почти сотню немецких танков.
Неплохо поработали штурмовики с истребителями – штурмовали да истребляли всласть…
Однако наступление 19-й и 30-й армий иссякало – все резервы Ставка направляла на северный фланг, где немцы захватили-таки Великие Луки и продвигались к Ленинграду и Новгороду.
В первые дни сентября Красная Армия перешла к обороне…
…А где-то далеко за линией фронта молодые летчики осваивали передовой опыт, учились пилотировать парами и четверками, вести бои на вертикалях.
Испытывалась новая техника, свежепокрашенные «СУ-76» уже отправлялись на фронт, истреблять танки, а на заводах готовили «СУ-85» и мараковали над «СУ-100».
Эскадра из Кронштадта, переброшенная в Мурманск для усиления Северного флота, отметилась как полагается – обстреляла Петсамо, будущую Печенгу, откуда немцы увозили никель, и потопили пару транспортов с рудой.
Массированный налет Люфтваффе на Мурманск был ответом, но зенитки, сухопутные и корабельные, позволили дать сдачи наглым агрессорам, хоть полгорода и выгорело.
А затем девятка тяжелых четырехмоторных «-ТБ-7»[36] подвергла бомбардировке военный порт Линнахамари в Печенгской губе, где квартировал немецкий горно-егерский корпус «Норвегия», и завод в Колосийоки. Немецким компаниям «Фридрих Крупп» и «Рейнметалл», уже хапавшим шведскую железную руду через порт Нарвик, никель из Петсамо был нужен как воздух.
«Не дышите!» – как говорит врач…
Только в августе Миша Ерохин перестал быть «безлошадным» – в полк поступило четыре новеньких «Ила», и командир, строго соблюдая очередь, торжественно передал одну из машин «дяде Мише».
А того аж распирало – давнее знакомство с Рычаговым и те задумки Павла Васильевича для штурмовиков, которые генерал-лейтенант усиленно внедрял, оказали на Ерохина самое благотворное влияние. «Дядя Миша» не просто так уверовал в новые тактические приемы, предлагаемые Рычаговым.
Он соотносил их с собственным опытом, сравнивал и приходил к выводу: прав генерал-лейтенант. Так надо же опробовать новую методу!
Тем более что штурмовик, доставшийся Михаилу, был из опытной партии – утяжеленный килограммов на триста, что нарушало баланс, но «довесок» оказывался зело полезным – за счет 12,7-мм пулемета и борт-стрелка.
Наконец-то задняя полусфера будет защищена!
Правда, двухместным «Ил-2» стал не на самом заводе в Воронеже, его переделали умельцы – нельзя было останавливать конвейер[37].
Но сделано все было от и до, от заводского не отличишь.
Даже броневой лист поставили поперек фюзеляжа, чтобы стрелка прикрыть. Еще две такие самоделки появились в самой эскадрилье – пара штурмовиков вернулась с задания в таком раскуроченном виде, что в ПАРМе решили не просто чинить самолеты, а довести их до ума.
Первые вылеты убедили «Дядю Мишу» в правоте Рычагова, и он стал самым ярым проводником новых идей.
Стрелок капитану Ерохину достался умелый – раньше старшина Желудев на «СБ» пулеметом заведовал, потом на «Пе-2».
Опыт был.
– Сема, Голубенкова не видал?
– Не, товарищ капитан. Да он с летунами, наверно.
– А-а… Ну да.
Капитан Голубенков обнаружился в сборном домике, отданном эскадрилье. Он восседал на самодельной лавке и повествовал, дополняя язык жестами – молодой, среднего роста, с голубыми глазами, лицо приветливое и открытое. Непослушная прядь русых волос у него все время свисала на лоб, выбиваясь даже из-под шлемофона.
– А вот еще был случай, – балаболил капитан. – Медведя научили летать. Да-а!
– Это как? – озадачился лейтенант Панаргин.
– А так! – с серьезным видом продолжал Голубенков. – Садится медведь в кабину и по команде запускает мотор. «Выруливай!» – Выруливает машину на старт. «Взлет!» – Взлетает. «Левый разворот!» – Ну и так далее.
– Э-э, нэправда, – возражает Гурген. – В воздухе нэ услышишь команду с зэмли.
– Правильно, не услышишь, – согласился капитан. – Потому и обучили попугая отдавать команды. Сажали этого какаду в кабину, и он там командовал. Кричал: «Взлет!», «Разворот!» и так далее, по тексту. Да-а… Года два так летали. Слетанная получилась пара. Но один раз… – рассказчик сделал мхатовскую паузу. – Один раз полетели они в зону. Попугай команды одну за другой подает: «Петля!», «Разворот!», «Петля!» Да-а… То ли перегрузка на него так подействовала, то ли что, а забыл попугай слово «посадка». Твердил одно и то же: «Разворот!», «Петля!» – а горючее уже на исходе. Увидал какаду, что стрелка у нуля колышется, похлопал медведя крылом по плечу и говорит: «Ты, Миша, давай крутись, а я полетел…»
Летуны смеялись над незамысловатой историей, видать, придуманной на ходу.
– Все здесь? – улыбнулся Ерохин. – Готовьтесь. Через полчаса вылетаем.
– Кого громить? – деловито спросил Голубенков.
– Танки. Немцы наших жмут…
– А мы – их, – кивнул капитан. – Всегда готовы, та-ащ командир!
Ровно десять «горбатых», низко гудя, выруливали на взлетку.
Восемь РС, четыре «ФАБ-100» нагружали и без того тяжелый самолет.
Он ревел от натуги, но поднимался-таки в небо. Правда, тысячу метров набирал долго, минут десять.
Выше показались стремительных очертаний «МиГи».
«Почетный эскорт».
– Я – «Москаль», – пробилось сквозь треск помех. – Куда летим?
– Немцев бить! – осклабился Ерохин.
– «Дядя Миша»? Ты, что ли?
– Я, что ли! Танков много развелось, надо бы проредить.
– Эт правильно…
Десять минут спустя послышался голос Голубенкова:
– «Дядя Миша»! Вижу цель! Танки на опушке леса!
– На боевом курсе! Приготовиться к атаке! «Маленькие», прикройте.
– Работай, Миша, прикроем…
– Я – «Десна-2»! – прорезался голос авианаводчика. – В воздухе спокойно. Курс сто двадцать!
– Принято.
Ерохин облегчил винт, дал полные обороты.
– Махарадзе и Панаргин! Подавить зенитки!
– Есть!
Штурмовики входили в круг, запуская над немецкими позициями зловещую карусель.
«МиГи» завели кружение выше, только вращались в другую сторону.
«Дядя Миша» бросил машину в пике – вот они, серые коробочки танков, жмутся к лесу на пригорке. Высота? Порядок…
Ерохин нажал кнопку бомбосбрасывателя – и самолет «вспух».
Полегчало «Ильюшину».
На приборной доске загорелась зеленая лампочка – ушли бомбы.
Рвануло знатно.
– Делаем второй заход!
Штурмовик Ерохина, описав круг, заскользил, снижаясь.
Несколько танков горело, хорошо горело – чадно, над развороченной автоцистерной набухал, заворачивался огненный «гриб», а мы еще добавим…
«Сотки» взрывались знатно, подсвечивая огненными вспышками клубы поднятой, взвихрившейся земли, толкая самолеты, ломая деревья.
«Ил» вздрогнул, освобождаясь от «эрэсов» – те огненными кометами порскнули по целям, видимым размыто сквозь неосевшую пыль.
С десяток танков они точно «почикали», как Рычагов изъясняется. А теперь пушечками отшлифовать…
Длинные очереди из пулеметов и пушек сделали хорошие прокосы в метавшейся немчуре.
Чьи-то РС пробили по складу боеприпасов – ахнуло так, что штурмовик шарахнулся в сторону.
– Выходим.
Резко развернувшись в сторону «Ила», летевшего впереди, Ерохин накренил машину, просматривая нижнюю полусферу – чисто, – и довернул.
– Сема?
– Чисто, командир!
– Сократить дистанцию. Стрелкам – усилить наблюдение!
– Голубенков отстает вроде, – доложил Желудев.
– Вроде или точно?
– Вроде точно…
– Голубенков! Я – «Дядя Миша»! Что у тебя?
– Товарищ командир! – отозвался Гурген. – Ему шасси выбило! Болтается под фюзеляжем, как…
– Понял.
– «Дядя Миша», – сказал Голубенков напряженным голосом. – Мотор тянет, но садиться на аэродром не могу: машина развалится. Да и полосу загорожу, сорву вылеты… Сажусь на шоссе.
– Садись, – отозвался Рычагов, – мы присмотрим.
– Внимание! – проснулся авианаводчик. – «Мессеры» от солнца!
– Понял. Я – «Москаль». «Горбатые», шуруйте домой.
Восемь штурмовиков потянули на восток, один плавно снижался, понемногу отставая.
Ерохину было неспокойно, но рассудок успокаивал нервы: шоссе в тылу у 19-й армии, там свои, помогут Голубенкову. Может, и машину удастся спасти.
