– Тварь… что ты хочешь? ЧТО?
– Мы начали в нормальной интонации наш разговор и будем его в той же интонации продолжать.
Саша достал из миски сардельку и с хрустом откусил.
– Об издевательствах. Я считаю, что у вас на сегодня все с бытовыми проблемами решено. Для стирки белья я дам вам кусочек мыла. Здесь же, в умывальнике, вы будете мыться. Понимаю, что это неудобно, и вода холодная, но другого не будет. Знаете, сейчас всем неудобно. Свет будет гореть и погаснет только тогда, когда эта клетка опустеет… Прогулок не будет. Просто потому, что не будет. С питанием у вас, кстати, все в порядке. Нужно только выполнять то, что вам говорят. Сарделька неплоха. Сегодня с едой вы пролетаете.
– Ты ошибаешься, если думаешь приручить меня как крысу.
– Посмотрим. Значит, загнетесь от истощения. И, подумайте, Людмила Николаевна – а ведь есть вариант, как в фильме ужасов, резать, кромсать вас на части. Раскаленным железом ставить вам на груди клеймо «рубль», а на спине – «доллар». Убивать вас по чуть-чуть, как вы любите это делать. Но я уже сказал – этого не будет.
– Подумай, Игнатьев. Сколько ты хочешь денег? Разумную сумму можно организовать…
– Деньги не нужны. Нужны, вернее, но не такие… Не в них дело.
– Подумай, Саша, – Дайнеко подняла глаза, – я не сделала тебе ничего плохого. Ты завел себя в тупик сам, понимаешь – сам. Выход пока еще есть. Давай ты сейчас откроешь эту дверь, и мы вместе поднимемся наверх, я позвоню, и будем как-то улаживать. Все будет хорошо, я обещаю. Только так. Иначе тебе конец.
Какое-то время они, молча, смотрели друг на друга.
– Значит, вы считаете, что не сделали мне ничего плохого, – сказал Игнатьев, – с этим разберемся… Геометрия сделана? Нет. Значит – до завтра. Вода у вас есть, а это уже неплохо. Меняю задание. Посчитайте, пожалуйста, сколько букв напечатано в учебнике. Начиная с обложки. У вас есть на это сутки. Пока.
– Ты – сволочь поганая, подонок. Будешь в суде реветь, когда тебе дадут двадцать лет тюрьмы. Я тебе эту геометрию в колонию пришлю. Скотина.
На работе пошли слухи об исчезновении руководителя межбанковского бизнеса. Дима Ласка ходил очень озабоченным. Два раза его вызывали к председателю. Складывалась странная ситуация. Сначала вся эта история с задержанием Леванченко, а теперь – исчезновение Дайнеко. Игнатьев тихо сидел в своем углу и слушал, как Ласка сдавленным голосом рассказывал Орлову о том, что председатель поставил службе безопасности задачу досконально разобраться в происходящем. Слово «чистка» несколько раз прозвучало в самых драматических интонациях. Орлов собрался в отпуск в Турцию через две недели. Несмотря на такой напряг, он сдать путевку не мог. Или, скорее, не хотел. И поэтому заверял Диму, как мог, что все будет хорошо. Иртышева делала исполняющему теперь временно обязанности руководителя бизнеса Ласке бесконечные чаи и кофеёчки с печеньем.
Через несколько дней в комнате переговоров обосновались два человека из службы безопасности и следователь из милиции. Всех из бизнеса по очереди вызывали на допрос – собеседование по поводу исчезновения Дайнеко. Был на таком своеобразном собеседовании и Игнатьев. Его попросили рассказать о том, что ему известно, намекнув о том, что им, в свою очередь, известно об Игнатьеве всё. И предложили не врать. В конце Саша подписал протокол о том, что не видел, не слышал и понятия не имеет, где его руководитель бизнеса. На том и закончили.
Игнатьев сидел и тянул мысли, как маленький ребенок тянет жевательную резинку изо рта. Как только Орлов уйдет в отпуск, Ласку нужно будет подставлять. Бизнес будет обезглавлен. Саша повернулся. Через полуприкрытые жалюзи стекляшки он увидел говорящего с кем-то по телефону Качко. Он отхлебывал кофе из огромной кружки. Вариантов несколько. Маловероятный – поставят исполняющим обязанности Качко до выхода из отпуска Орлова. Второй – на такой лакомый кусок, как казначейство, поставят какого-нибудь пришлого родственника. Это очень вероятно. Третий вариант – неожиданный, когда начнут рвать бизнес и переформировывать. И четвертый, самый маловероятный вариант – исполняющим обязанности назначают его, Игнатьева. Реализацию такого варианта надо скрупулезно проектировать. Всю «кухню» он знает, работает с самого основания банка. Руководить? Да после всего, что было, можно и чертом руководить. Но как это закрутить? Четвертый вариант еще призрачнее, чем с Качко. Надо думать.
Саша на липком стикере для заметок нарисовал букву «И» и прилепил на край монитора. Почему «И»? Потому, что «А» и «Б», сидевшие на богатейшей казначейской трубе, уже упали. Надо досконально изучить, чем он занимается конкретно сам, этот «И», и поставить, так сказать, джентльменскую подножку.
Игнатьев вдруг поймал себя на мысли, что ему все это начинает нравиться. Ну, а то, что по душе, в руках спорится.
Саша незаметно налил себе в чашку вискаря. Надо было разыгрывать воображение. Отхлебнул. Как-то резковато. С шумом выдохнул. Тут раздался голос Иртышевой:
– Мы тут не знаем, что делать, работы непочатый край, а он бухает! Дима, ты посмотри на него. Вообще обнаглел.
Игнатьев быстро допил шотландский «чай», не так уж незаметно он его, видать, наливал, и презрительно выдохнул:
– За собой следи. В колготах порванных ходишь. Так только путаны…
Ласка повернулся к Игнатьеву что-то сказать, но зашел Качко. Делая псевдо-интеллигентскую гримасу, он сказал:
– Дим, надо на корсчет сегодня гривен подзагнать для поддержания ликвидности. Опять изменили нормативы. Так что запускай нацбанковскую систему.
То, что они говорили дальше, Игнатьева не интересовало. Так вот оно что! Наш дорогой Дима отправляет заявки на нацбанк о зачислении денег на корсчет. Просто замечательно! А за несоблюдение нормативов ликвидности какие штрафы? Так, посмотрим. Ого!!! Да за это голову могут оторвать. Вот тебе и план. Молодец, Кача. Отменить заявку на нацбанк. Деньги зачислят на счета до выяснения. Норматив ликвидности не будет соблюден. Нацбанк сразу выкатит штраф и предупреждение. Диму вжарят так, что мало не покажется. Теперь надо думать о деталях. Саша посмотрел на Иртышеву. Их глаза встретились, и он расплылся в улыбке. Аня презрительно хмыкнула, показала Игнатьеву «фак» и отвернулась. «Надо и для нее что-нибудь придумать», – подумал Саша.
Перед окончанием работы он позвонил Тихонову. Договорились встретиться вечером в летнем кафе в центре.
Тихонов был в хорошем настроении, потягивал пивко. Саше бросились в глаза новые, очень дорогие очки.
– Посидим – выпьем, – с улыбкой предложил Колян.
– Да я за рулем.
– На покер не ходишь, за рулем постоянно… ну что это такое?! Я угощаю. Турнир на днях выиграл нехилый.
– Ну, поздравляю. Я бы с удовольствием, Коль, но дел выше крыши. У меня серьезный вопрос, который требует быстрого решения.
– Давай, чем смогу, как говорится…
– Коля, меня интересует следующее: дистанционно управлять нацбанковской программой на компе Димы Ласки. Помнишь такого.
– Ну как не помнить.
– Так вот, – Саша подвинулся ближе и заговорил глухим заговорщическим голосом, – буду откровенен – ситуация такая, я хочу его подставить. А подставлять надо сильно – раз и всё. Когда он будет отправлять деньги на корсчет, заявку эту отменить. С фиктивным уведомлением о ее приеме.
– И что это даст? – Коля сделал большой глоток пива.
– А то, что это все происходит вечером. Норматив ликвидности не будет соблюден. Дрюкнут его, как сраного кота, нашего Димончика.
– Это банк Саша, там защита будь здоров. Даже не представляю сейчас, как это организовать, – Коля вдруг пристально посмотрел на Игнатьева, – слышь, а на хера оно тебе надо? Тут можно и срок схлопотать.
– Да, можно… – Саша наклонился к Тихонову, – найдут, значит, сяду. Колян, надо быстро подумать. И решить этот вопрос. Причем положительно решить.
– Ну не знаю…
– Не в деньгах дело, но за мной не заржавеет…
– Очень сложной может быть техническая часть.
– Прошу тебя, для меня это очень серьезно. Ну и между нами, конечно.
– Хорошо.
Они поговорили еще какое-то время о покере, потом попрощались, и Саша поехал домой. Сварив макароны и сардельку, положив в миску дополнительно красивый помидор, он спустился к своей пленнице. Дайнеко молчала. Задание Игнатьева выполнено не было. Саша опять демонстративно съел сардельку и помидор. Разговора не получалось, и он ушел.
Его начало беспокоить упрямство Людмилы Николаевны. Она не ела уже три дня и вела себя очень агрессивно и уверенно. Дело шло на принцип.
На следующий день с ней случилась истерика. Игнатьев, молча, выслушивал в свой адрес оскорбления, а под конец аппетитно захрустел сарделькой.
Приятно пах свежий огурец. Людмила Николаевна плюнула в Игнатьева, но не попала. Саша почувствовал, что наступает переломный момент. Он сказал, чтобы она нарисовала на листе бумаги портрет Леванченко. Чем больше будет сходство, тем больше будет шансов поужинать. Дайнеко просто молчала, было видно, что она ослабла.
