Через двадцать минут вышел. Лицо милиционера выражало удовлетворение. Это бизнес.
Саша пошел и лег на диван. Сумерки смешивали тени на потолке. Он взял автомат и положил себе на грудь. Уколола холодом тело вороненая сталь. Лишь бы ты не подвел. Мы сделаем то, что должны сделать. Верю в тебя. Верю.
Вдруг память вернула его в то время, когда он служил в армии. Не повезло, в армию забрали из института. Он не отмазывался, не было тогда такого, и пошел, как все, служить. Попал в Группу советских войск в Германии. И понеслось. Дедовщина, побои… Он вспомнил о том дне, который пытался вычеркнуть из своей жизни, забыть навсегда…
Удары сыпались один за другим. Боль, смешанная со страхом, заставляла съеживаться и извиваться на дощатом полу.
– Ти, пля, йопаний ишак. На, пля!
Удар сапогом в голову практически вырубил сознание. Избиение прекратилось. Младший сержант Тукенов, рядовые Тошбаев, Джаркишев, Месхаев и Усманов, увидев, как обмяк человек на полу, сами испугались.
– Э-э, Мусса, ти его сейчас убёшь, пилять!
– А-а, я его маму сыктым, баран, сюка…
Сознание потихоньку возвращалось к рядовому Игнатьеву. Вокруг глухо раскатывался смех, ругательства и чужая речь. Он почувствовал тычки в спину. Кто-то с шутками-прибаутками вытирал об его гимнастерку сапоги. В голове вертелась только одна мысль: «Только бы не убили». Саша замер на полу с одним желанием – чтобы отстали. Но развлечение продолжалось. Кто-то ударом в плечо развернул его лицом к веселой компании.
– Целюй сапог биля, чмо. Или убю нахуй, – рядовой Усманов подставил свой, до блеска начищенный сапог.
– Слишь, бля, бизон, не понил, что сказал?
Через мгновение последовал удар в живот. Сильный, безжалостный удар. Пронзила нестерпимая боль. Саша застонал.
– Чо ти блеешь, бля, цилуй, сюка.
Бывает предел всему. Каждый в жизни это когда-то понимает. Предел боли и унижения. Единственное – это прекратить, дать передышку телу, разуму, чувству собственного достоинства. Любой ценой. Пусть так. Что будет дальше – посмотрим. Но сейчас пришло время упасть на самое дно, стать чуть ниже тех животных, которые издевались сейчас над ним. Саша закрыл глаза. Никто не видел, как на пол среди капель крови упала слеза. Будьте вы все прокляты!!!
Еще один удар в живот. Нет, нет больше сил. Саша прикоснулся губами к пахнущей кремом кирзухе сапога. Раздался громкий смех. Усманов несильно ударил его кончиком сапога по губам. Из разбитой губы на пол полилась кровь.
– Чмо, бля…
И гигикая стайка зверей пошла в каптерку за сигаретами.
Через три дня эта же веселая компания сидела в парке боевой техники в БТРе и проводила ремонтно-профилактические работы. Было весело. Бутылка немецкой дешевой водки с тушенкой сначала добавила настроения а потом разморила. Жарко. Скоро обед. Рядовой Усманов достал пачку сигарет «Охотничьи» и закурил. Рядом дремали друзья. Скоро дембель.
В это время рядовой Игнатьев дрожащими руками разжимал усики у гранаты Ф-1. Вот и всё. Быстро подпрыгнув к БТРу, он бросил в приоткрытый люк кольцо с чекой, а через мгновение просунул руку с гранатой и разжал пальцы. Из люка пахнуло табачным дымом. Послышался хлопок. Сработал запал. Саша бросился от бронетранспортера за машину старшего офицера батареи. Раздался взрыв. Почему-то очень громко ударило по ушам. Саша свалился на асфальт за колесом машины и потерял сознание.
Потом, очнувшись, расплывающимся взглядом смотрел на то, что уже не изменишь. По-другому было нельзя.
А какое-то время спустя особист, в который раз допрашивая Игнатьева, вдруг произнес:
– Я знаю, чувствую, что ты пиздишь мне, Игнатьев. Да? То, что они били тебя, как сидорову козу, это понятно. Отомстил? Да? Умный ты, студентик. Зажарил «урюков» в БТРе одним махом, как в духовке. Да?
Саша сидел на табуретке и смотрел на особиста. Он молчал, просто молчал.
– И никто, блядь, ничего не видел… – капитан вдруг встал, и, перегнувшись через стол, глухо произнес Игнатьеву прямо в лицо, – как будешь жить с этим, сынок?
– Я буду служить Родине, – прошептал Саша. Особист сел, цикнул зубом.
– Так, пиздуй-ка ты, студент, в расположение батареи…
Саша нащупал языком шрам на внутренней стороне губы. По-другому было нельзя и тогда и сейчас…
В начале двенадцатого начал собираться. Подготовил коробку с телевизором. В спортивную сумку положил ППШ и двухлитровую бутылку с бензином. В карман насыпал смесь красного и черного перца. Для отхода. В нагрудный карман положил небольшой пакет. Пистолет брать не стал. Прислушался – что в подъезде? Никого. Надо присесть на дорожку. Саша сел на табуретку в прихожей. Настала какая-то тянущая тишина. Вдруг Игнатьева охватил ужас. Ужас, которого он никогда не испытывал. Куда идти? Зачем? Резкая боль полоснула по животу. Неожиданно сильно подступила тошнота. Куда ты идешь!? КУДА!!!??? Саша закашлялся. Его всего начало колотить. Вспомни, вспомни этот плевок тебе в лицо! Эти мерзкие желтоватые слюни, которые ты пытаешься смыть всю жизнь. Вспомни свою первую и самую чистую любовь в жизни, которая лежала в гробу с полуоткрытыми глазами! Вперед!!! Вперед за справедливость!!! Смерть подонкам!!!
Как в каком-то бреду Игнатьев встал и открыл дверь. В подъезде тишина. Аккуратно захлопнул дверь и вышел через сквозной подъезд в теплую летнюю ночь. В одной руке телевизор, в другой – спортивная сумка. До цели была минута ходу. Постоял какое-то время, чтобы глаза привыкли к темноте. Недалеко промелькнула темная фигурка. Саша присмотрелся – это был цыганенок из серого дома. Вразвалочку он шел в сторону массива и через какое-то время растворился в темноте.
Саша раскрыл сумку, взвел у ППШ затвор, поставил переводчик огня на «автоматический», быстро перешел дорогу, открыл скрипучую калитку и постучал в дверь. Отчаянно билось сердце. Форточка открылась, и прозвучал более чем короткий вопрос:
– Чо?
– Это… пацаны, телек купите?.. Новый, на жидких кристаллах…
– Ты все ходишь и ходишь… Где ты их, бля, берешь?
– Ну не надо, так не надо, – неожиданно спокойно для себя сказал Саша, – телек новый, большой.
– Подождь… где он?
– Вот… – Игнатьев приподнял коробку.
– Ща, – цыган за дверью что-то крикнул и через несколько секунд открыл дверь.
Саша зашел вовнутрь держа перед собой коробку с телевизором. Спортивную сумку старался держать максимально за спиной. На террасу вышли уже знакомые по лицам двое цыган и начали распаковывать коробку с телевизором. Процокал когтями и сел невдалеке бультерьер. В раскрытую дверь виднелась комната с большим столом. За столом сидел толстый усатый цыган и что-то ел. Кто-то был в маленькой, отгороженной от импровизированной «столовой» деревянной перегородкой кухне. Жарили, наверное, картошку.
Сердце чуть не выскакивало из груди. Тем временем телевизор был извлечен из коробки. Цыгане одобрительно что-то на своем «зашендеребелили».
– Инструкция есть? Как настройка, все такое? – обернулся один к Саше.
– Нету.
– А это чо? – он кивком головы показал на сумку.
– Антенна… сейчас покажу.
Саша опустил руку в полуоткрытую сумку. Палец как-то сам моментально нащупал курок. Пора. Он вынул автомат. От увиденного у цыгана перехватило дыхание.
– И-и-э-э… – он инстинктивно отпрянул назад.
Саша схватил левой рукой ППШ за кожух ствола, направил автомат на собаку и нажал на курок. Раздался оглушительный треск. Бультерьера бросило на противоположную стену, он глухо тявкнул и забился в конвульсиях.
– А – а-а-л-ааа, – один из цыган бросился на четвереньках в комнату, а второй, закрывшись телевизором как щитом, кинулся в угол.
Саша дал короткую очередь по уже переползшему из террасы в комнату цыгану. Раздался истошный вопль. Еще очередь. Дым. Пули пробили заднюю стенку телевизора-щита. Человек за ним взбрыкнул ногами и захрипел. Саша прыгнул к двери, дал длинную очередь по цыгану за столом. Пулевым вихрем смело со стола чашки и стаканы. В разные стороны разлетелись окурки из огромной пепельницы. Облако пыли образовала отлетевшая от стен штукатурка. Не попал. Цыган глухо взвыл и вскинул руку в Сашином направлении. Обрез. Раздался сильный хлопок. Яркая вспышка. Удар в верхний косяк двери. Полетела пыль и щепки. Саша кинулся за дверь. Из-за двери дал короткую очередь. Еще одну. Послышался какой-то звериный рык. Игнатьев выглянул в проем. Цыган полулежал за столом, зажав шею рукой.
Он был весь в крови. Теряя сознание, он нажал на курок обреза. Просто щелчок. Осечка. Саша резанул очередью в его сторону. Автомат заклинило. Толстяк замычал и свалился под стол. Игнатьев кинулся к столу и увидел человека на маленькой кухоньке. Это был тот цыган, который покупал у него фотоаппарат. Глаза его были наполнены ужасом. Саша взвел затвор.
– Не убивай, не убивай, брат, не убивай…
– Деньги, золото, наркотики, – ствол был направлен прямо в грудь цыгана. – Быстро!!!
