– Извини, пока не могу. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться, – избегая смотреть на него, сказала Таня. Она и правда ощущала, что не готова ещё забыть. Слишком тяжелую обиду нанес ей Ягун.
Самолюбивый внук Ягте вспыхнул. Его оттопыренные уши рубиново замерцали, как тогда, в самый первый день, когда он явился за Таней к Дурневым.
– Очень вы мне нужны! Без вас обойдусь! – крикнул Ягун и выбежал из Зала Двух Стихий.
* * *
К десяти часам драконбольный стадион Буяна был переполнен. Вздумай какая-нибудь не в меру мечтательная гарпия уронить сверху кость или капнуть пометом, она наверняка попала бы кому-нибудь на макушку. По счастью, гарпий в небе Тибидохса не было. Они смертельно боялись драконов и отсиживались в лесу.
Даже дополнительно установленных сотни скамей не хватило, чтобы вместить всех желающих, Циклопы, предусмотрительно увешанные талисманами от сглаза, едва успевали проверять билеты, среди которых добрая четверть была фальшивой. Черные маги не любили понапрасну тратиться. К тому же многие давно переняли у лопухоидов такое жульническое изобретение, как цветной ксерокс.
Первые четыре скамьи на всех трибунах занимали корреспонденты множества магических журналов, магзет и телестанций. Здесь были и «Голос из гроба», и «Лысыгорская правда», и «Лопухоидтаймс», и «Безлунный магомолец», и «Последние магвости», и «Маг-ТВ», и «Шаман ньюс», и радиостанция «Колдуй-баба», и многие другие средства информации, не перечисленные лишь по авторской небрежности.
Зудильники корреспондентов трещали не переставая, производя такой кошмарный шум, что невозможно было услышать не только соседа, но и самого себя. Поклеп Поклепыч, явившийся на матч с русалкой, ультимативно потребовал у всех отключить зудильники.
Рассерженные корреспонденты подчинились, но сгоряча забросали Поклепа сглазами, запуками и роковыми проклятиями. Ухмыляясь, завуч Тибидохса расстегнул свой парадный кафтан и продемонстрировал волосатую грудь, закованную в отражающий панцирь.
Корреспонденты заскрежетали зубами и, видя, что магией тут ничего не поделаешь, мстительно настрочили в блокнотики, что завуч Тибидохса носит женский корсет.
Из-за страшной суеты и давки начало матча переносилось дважды – каждый раз на четверть часа. Арбитры торопливо проверяли прочность защитного купола, а драконюхи, зажимая прищепками носы, чтобы не надышаться серным газом, то и дело ныряли в ангары к своим подопечным. Группа поддержки Гурия Пуппера, прибывшая ещё на рассвете, ухитрилась отвоевать лучшую трибуну и, бесцеремонно закрывая другим обзор, растянула полотнище: «Гурий Пуппер – вот кто супер!»
Телевизионщики из «Последних магвостей» и из «Маг-ТВ», которым нечего было ещё снимать, так как матч не начался, немедленно устремили на эту группу свои камеры.
Ванька Валялкин некоторое время наблюдал за пупперовскими фанами, а затем навис над Шурасиком и принялся горячо убеждать его в чем-то. Наблюдать за ними было забавно, Ванька наскакивал, как бойцовый петух, а Шурасик вздыхал и мотал головой, словно печальный ослик. Наконец Шурасик уступил натиску и, заглядывая за подсказками в две-три тетрадки, составил сложное заклинание.
– Ну как, получилось? – нетерпеливо поинтересовался Ванька.
– Сложные заклинания писать – это тебе не дрыгусами пуляться! Будешь торопить – сам пиши! – огрызнулся Шурасик.
– Я сам не могу. Ты же знаешь, Медузия говорит, я на уроках сам себя валяю. И потом Шурасик в природе один-единственный, – польстил Валялкин.
Надувшись от гордости, единственный и неповторимый Шурасик перечитал свое заклинание, сделал в одном месте небольшое исправление и стал бормотать, раскачиваясь на манер чукотского шамана. Бормотанье принесло свои плоды.
Не прошло и минуты, как фанатский плакат, утверждавший, что Гурий Пуппер – супер, нагло подвел своего кумира. Теперь красные прыгающие буквы гласили: «Гурик Пуп, не хочешь в суп?»
Какое-то время фанаты Гурия Пуппера не понимали, почему все показывают на них пальцами и хохочут, а потом стали подозрительно перешептываться и поплевывать на ладони. Ванька был убежден, что придется драться, но в замыслах у фанов Пуппера было совсем другое. Они выпустили несколько искр, и надпись на их транспаранте сменилась на оскорбительную «Танька Гроттер – Обормоттер! На контрабас и в люльку!»
– А вот это уже хамство – на наших наезжать! Шурасик, давай! – распорядился Ванька.
Шурасик снова принялся раскачиваться. Фанаты Пуппера пытались помешать ему искрами и магическими блоками, но все было бесполезно. Тибидохский вундеркинд восторжествовал над конкурентами.
Буквы на плакате стали перескакивать, кривляться, множиться и, наконец, категорично потребовали:
«Верните метлы дворникам! Всех метельщиков на уборку листьев!»
Разобиженные фанаты попытались изменить надпись, но она уже не менялась, упорно призывая их бороться с листвой. Видя бесплодность своих интеллектуальных усилий, группа поддержки Пуппера отшвырнула испорченный транспарант и, наливаясь нездоровым помидорным румянцем, кинулась врукопашную.
Ванька сжал кулаки и вскочил с ногами на скамейку.
– Шурасик, держись! Мы им покажем! – воинственно крикнул он.
Шурасик задумчиво позеленел.
– Показать-то мы покажем! Но, знаешь, я вспомнил об одном деле! Ты пока дерись, а я скоро приду! Если даже тебя побьют, помни: моральная победа на нашей стороне! – заявил он.
Юное дарование закружилось на месте, завернулось в плащ и, прилепив к нему дюжину искр, поспешно левитировало на соседнюю трибуну. Как нервная и ранимая творческая личность, Шурасик относился к мордобою вдвойне отрицательно.
– Тибидохс, наших бьют! – крикнул Ванька, отмахиваясь от первого пупперовца – плечистого детины лет шестнадцати.
Ваньке смазали по скуле, и он свалился между скамейками. Не успел пупперовец броситься на него сверху, как кто-то похлопал его по плечу. Пупперовец обернулся. Перед ним, ковыряя толстым пальцем в носу, возвышался Гуня Гломов.
– Гы! Здорово ты его треснул! А меня научишь? – поинтересовался Гломов и выбросил кулак размером с тыкву, Пупперовец покатился по ступенькам, а Гуня, нетерпеливо переваливаясь, уже спешил навстречу остальным.
К месту драки, размахивая дубинками и колотя правого и виноватого, спешили циклопы. Болельщики вскакивали. Драка кипела уже на двух трибунах. Кто-то уже отрывал от скамеек длинные доски и переворачивал урны. Корреспонденту «Безлунного магомольца» расквасили нос медной табличкой «Тренерская раздевалка». Упомянутую табличку кто-то сглазил, и теперь она, как взбесившийся шмель, летала над трибунами и таранила кого попало.
Сарданапал осознал необходимость срочного вмешательства. Надув щеки, он забрался на стул и, придерживая руками кончики бузотеривших усов, зычно крикнул:
– Немедленно прекратить, или я, как главный судья, отменю матч!
Усиливающее заклинание разнесло голос академика по самым отдаленным уголкам стадиона. Угроза подействовала. Самые яростные враги перестали осыпать друг друга ударами. Гуня Гломов поднял опрокинутого им пупперовца и стал заботливо отряхивать его сзади.
– Как-то ты, братец, неосторожно. Весь свитерок изгваздал! – сочувственно кудахтал он.
Когда циклопы, наконец, добрались до дерущихся, усмирять было уже некого. Все чинно сидели на скамейках, невинно демонстрируя циклопам пакетики с чипсами. Одна только буйная табличка продолжала носиться, но её испепелила снайперской искрой Медузия Горгонова.
К Сарданапалу подошел Тарарах, вернувшийся из ангаров, где он тайком подглядывал за неприятельским драконом. Преподаватель ветеринарной магии был потен, закопчен и вдобавок попахивал серой.
– Ну и дракон у этих невидимок! Настоящий буйный псих, а плюется-то как! Не успел я поднести глаз к щели, а он как шарахнет прямой наводкой! Клянусь пещерным медведем, от которого мне когда-то пришлось улепетывать, они влили ему в пойло ведра три ртути с красным перцем, – отдуваясь, сообщил питекантроп.
– Невидимки не пошли бы на это. Это не по правилам! – с негодованием возразил академик.
– Угу. Не по правилам. Но все так делают, – сказал Тарарах.
– Все делают, а мы не будем! Я не позволю даже малейших нарушений! – решительно заявил Сарданапал. – Тебе все ясно, Тарарах? И нечего тут сверкать своими хитрыми глазенками!
– Угу. Ясно. Не будем так не будем. Какой базар? – успокаивающе развел руками питекантроп.
Он уже успел тайком распорядиться, чтобы Гоярына напоили ртутью с перцем, так что теперь на душе у него было спокойно.
Сарданапал прислушался к нетерпеливому гулу трибун и махнул рукой.
Двери раздевалок распахнулись и исторгли двадцать игроков и одного коротконогого арбитра из египетских бабаев. Команда невидимок была в одинаковых темных плащах и высоких шляпах. Широкие поля шляп скрывали лица. Казалось, отличить игроков вообще невозможно.
