— Нравится? — спросил Чарльз, подойдя к ней сзади.
Джоанна вздрогнула. Она не заметила, что уже довольно долго стоит у двери, рассматривая детали обстановки.
— Да, чудесная комната, — искренне ответила она, позабыв о своей холодности.
У двери стоял современный сервировочный столик. Чарльз подкатил его к одному из диванчиков и снял с тарелок салфетки.
— Проходите и садитесь, — пригласил он, бросив на диван еще одну подушку.
Джоанна села, и Чарльз подал ей бокал хереса. На тарелке были приготовлены слоеные пирожки — фирменное блюдо его экономки, объяснил Чарльз. Воздушные, хрустящие, они были начинены паштетом из креветок.
— Знаете, — неожиданно сказал Чарльз, — я только сейчас понял, что эта комната словно специально создана для кого-то с таким цветом волос, как у вас. Ваше появление придало ей завершенность.
Он никогда не говорил с ней таким тоном, и у нее по спине побежали мурашки.
— Разве? — как можно беспечнее сказала она. — А мне кажется, мое серое платье не очень сюда подходит. Эта комната требует наряда из шифона… чего-нибудь более женственного.
— Вовсе не одежда делает женщину женственной, — заметил он.
Джоанна перевела взгляд на окно.
— А я считала, что именно одежда обеспечивает процентов шестьдесят женственности.
Последние отблески заката погасли, и на небе появилась бледно-желтая луна. Джоанна начала считать звезды — это хоть как-то спасало от острого ощущения его присутствия.
— Я не согласен, — сказал Чарльз. — Я видел девушек, которые в комбинезонах и тяжелых башмаках выглядели гораздо женственнее, чем иные особы в вечерних туалетах.
— Ну, если одежда нечего не значит, то как же вы определите по-настоящему женственную женщину? — поинтересовалась Джоанна, поняв, что считать звезды было бесполезно.
Она поставила бокал на столик, и Чарльз налил ей еще вина. Он достал было портсигар, но потом передумал и снова убрал в карман.
— Я не уверен, можно ли это как-то определить словами, — медленно произнес он. — Такие женщины действуют на чувства, а не на разум. Пожалуй, это такая женщина, которая заставляет мужчину чувствовать себя мужчиной. Или, может быть, женщина, которой нравится быть женщиной. Есть женщины, которые буквально презирают собственный пол. Возьмите, например, вашу тетку. Она абсолютно не женственна, и была бы куда счастливее, если бы родилась мужчиной. В ней заметны агрессивные инстинкты, а в женственной женщине их не должно быть.
— Значит, я тоже не женственна. У меня тоже иногда проявляются агрессивные инстинкты, — беспечно сказала Джоанна. — Интересно, Чарльз, вы когда-нибудь задавали себе вопрос, что значит быть женщиной. Да, предполагается, что у нас равные права и равные возможности. Но это не так. Мы равны с мужчинами лишь до тех пор, пока не выйдем за них замуж. Потом из личностей мы превращаемся в жен и матерей. Если мы захотим заниматься еще чем-нибудь, нам приходится выкраивать время между ведением домашнего хозяйства и заботой о детях. Даже если у женщины есть талант, он редко выживает в таких условиях.
В комнате стало совсем темно, и она не могла видеть выражение его лица. «Он, наверное, смеется надо мной — этакий взрыв красноречия», — с легким неудовольствием подумала она.
Но, когда Чарльз заговорил, в голосе его не было насмешки.
— Но разве жизнь того не стоит? — тихо спросил он.
Джоанне хотелось, чтобы он включил свет, в темноте она нервничала.
— Откуда мне знать? Я еще не была замужем, — дерзко ответила она. — И вообще, я не отношусь к романтическим натурам.
— Мне кажется, вы еще не знаете, какая вы… и боитесь узнать.
Он сделал какое-то движение, и Джоанна, не совладав со своими натянутыми нервами, вскочила на ноги и отпрянула в сторону. Ее юбка зацепилась за столик, раздался стеклянный звон. Когда в комнате вспыхнул свет, Джоанна увидела, что ее бокал разбился на мелкие кусочки. Осколки хрусталя рассыпались по ковру, темным пятном расплылось пролитое вино.
Онемев от смущения, закусив губы, — теперь она поняла, что Чарльз хотел всего лишь зажечь свет — она стояла, пока Чарльз вытирал пятно платком и собирал осколки.
— О боже, мне так стыдно, — пробормотала она. — Дайте мне тряпку. Если пятно не вытереть, останется след на ковре.
Чарльз ссыпал горсть осколков в пепельницу.
— Не волнуйтесь, миссис Ховард все уберет, пока я буду отвозить вас домой.
И прежде чем она нашла слова, чтобы извиниться за неловкость, Чарльз ушел поговорить со своей экономкой. Когда он вернулся, лицо его было совершенно непроницаемо.
— Поедем? — только и спросил он.
В машине Чарльз включил радио. Погруженная в свои переживания, Джоанна слушала новости, но смысл почти не доходил до нее.
У дверей Мере-Хауза она дождалась, когда он выключит радио и сказала:
— Мне ужасно жаль, что…
— Боже правый, Какой-то там бокал, — оборвал он ее. Потом, выйдя из машины, он открыл дверцу с ее стороны. — Не это должно вас волновать.
Джоанна выбралась из машины и остановилась.
— А что же? — осторожно спросила она.
Чарльз закрыл машину и направился к дому.
— Ваш испуг и постоянное желание убежать заставляют меня чувствовать себя каким-то сатиром, — сказал он.
Они уже стояли на крыльце, и Чарльз положил руку на задвижку.
— Вы не понимаете… — начала она.
— Не понимаю? — Он схватил ее за плечи и привлек к себе.
На краткий миг она потеряла способность двигаться. Но его поцелуй оказался быстрым, как биение ее сердца, и легким, как прикосновение перышка. Его губы лишь скользнули по ее щеке, и Джоанна была вновь свободна.
— Ну вот! — насмешливо сказал он. — Теперь ты знаешь самое худшее. Неужели это так ужасно?
Секунду спустя его машина отъехала от дома.
У Джоанны уже было два случая, когда вся ее жизнь менялась в одну ночь. Первый был, когда она неожиданно обнаружила, чем ее отец зарабатывает на жизнь. Второй — когда он умер.
Проснувшись утром понедельника в Мере-Хаузе она поняла, что с нею опять случилось такое. Но несколько мгновений она не могла определить, в чем же дело.
Потом она вздрогнула как от вспышки молнии. Влюбилась в Чарльза Карлайона. Со сдавленным стоном она уткнулась головой в подушку. По собственному опыту она знала, что с бедой не справишься, если впадешь в отчаянье. Рано или поздно придется принять какое-то решение. Из нынешней ситуации выхода не было. Следовало уезжать и поскорее. Немедленно.
Джоанна умылась, оделась и даже достала чемодан, но тут она поняла, что не так все просто, как ей показалось сначала. Она не могла покинуть дом внезапно, без всяких объяснений. Такой поступок наверняка вызвал бы у миссис Карлайон новый сердечный приступ. Но как все ей объяснить? И ведь каждая минута промедления только усугубляет ситуацию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
