«Мое завещание
Последняя воля напрасно прожившего свою жизнь человека, которому, может быть, вскоре придется расстаться с земным существованием.
Завтра мне предстоит драться на дуэли с одним из моих бывших соучастников в развлечениях и, признаюсь честно, дуэль, последствием коей может стать смерть одного из нас, имеет совершенно ничтожный повод, в возникновении которого виновен только я.
Если я умру, я получу заслуженную расплату за мою несдержанность и пожалею о жизни, хотя она и кажется мне тяжелой, ненавистной и в высшей степени скучной.
Так как я богат, очень богат, я буду иметь счастье обеспечить жизнь единственного во всем мире существа, любимого мною.
Я говорю о Жермене Роллен, живущей в настоящее время в моем доме, о той, кого моя смерть может сделать совершенно беззащитной и нищей.
Молодая особа, заслуживающая всяческого уважения своей добродетельностью, мужеством и пережитыми несчастьями, не связана со мной никакими формальными узами. Но я люблю ее безмерно, хотя она не испытывает ко мне ничего, кроме дружеского расположения.
У меня нет наследников, кроме совсем далеких родных, которые к тому же все очень богаты. Они унаследуют в России то, что принадлежит мне там и что я не имею права по нашим законам завещать иностранцу. Поэтому я не могу завещать Жермене Роллен свои российские владения, деньги, сокровища.
Но меня утешает, что я имею полное право оставить ей мой дом в Париже на авеню Ош со всем находящимся в нем имуществом: мебелью, произведениями искусства, украшениями, богатой конюшней, экипажами и т. д.
Четыреста тысяч франков во французской валюте, находящихся в моем домашнем сейфе, и еще девяносто четыре тысячи франков золотом и ассигнациями.
Сумма в размере четырехсот девяносто четырех тысяч франков получена мною в результате займа в банке «Апервейер и К», законно гарантированного моим имуществом в России.
Эти деньги я также завещаю Жермене Роллен, что позволит ей дать приданое ее сестрам Берте и Марии и помочь основать собственное дело Жану Роберу Бобино.
Я хочу, чтобы последний сочетался браком с Бертой Роллен и назвал своего первенца в мою память Mишелем.
Мои два друга, Морис Вандоль и Серж Роксиков, будут моими душеприказчиками.
Прошу их принять на память обо мне мое оружие и мои драгоценности и разделить их между собой.
Моему верному слуге Владиславу завещаю подмосковное имение на р. Клязьме. Владислав сумеет сделать его более ценным, хотя оно и теперь приносит доход больше шестидесяти тысяч рублей серебром в год.
Ведя бесполезную жизнь, я поощрял к безделью других. Это я понял, к сожалению, очень поздно, чтобы иметь время исправиться; понял, что человек не создан для того, чтобы бессмысленно тратить деньги, заработанные тяжелым трудом других.
Но сейчас не время философствовать и строить теории, и я кончаю мое завещание следующими словами:
Я умираю, исповедуя православную христианскую веру, которой всю жизнь был привержен. Прошу прощения у людей, для которых не сделал ничего полезного, и молю Господа простить мне, что я так бессмысленно прожил жизнь, дарованную Создателем.
Написано в Париже 6/18 ноября одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого года.
Мишель Березов».
Он спокойно перечитал написанное, нашел, что слишком холодно сказал обо всем, касающемся Жермены, подумал было переделать, потом решил, что все главное выразил. «Завещание обеспечивает независимость женщине, которую я люблю, – размышлял Мишель. – И это самое важное. А теперь надо употребить остаток ночи, чтобы как следует выспаться. Кто знает! Может быть, это моя последняя ночь».
Князь позвонил камердинеру, тщательно совершил свой туалет, лег, взял книжку, прочел страниц пятьдесят и спокойно уснул, так, как будто ему не предстояла завтра схватка с опаснейшим дуэлистом Парижа.
Русский встал бодрым и свежим, когда было уже светло.
С аппетитом позавтракав, он велел заложить ландо, сказал, что уезжает часа на два по делам, позвал Владислава и просил быть особенно внимательным к Жермене.
У мужика глаза были заплаканы и лицо осунулось. Дворецкий плакал всю ночь, считая себя виноватым в предстоящей дуэли.
Князь утешал его с бесконечной добротой и на прощание пожал руку как равному.
Увидав, что секунданты стоят у его подъезда, Мишель пошел навстречу, предложил сесть с ним в ландо, так, словно им предстояла прогулка в Булонский лес[51].
Поехали медленно, впереди было достаточно времени, чтобы не опоздать.
– А как Жермена? – спросил Морис.
– Она ничего не подозревает. Кстати, вот мое завещание, вы с Сержем его исполните в случае моей смерти.
– Принимаю конверт со всем, что в нем содержится, но с надеждой вернуть его тебе нераспечатанным.
– Почему нет с нами врача? – заметил Серж.
– Доктор Перрье должен быть на месте встречи одновременно с нами, – отвечал Морис.
Без четверти три они подошли к постоянно полуоткрытой калитке двора пустующего богатого особняка сэра Ричарда Уоллеса; в эту калитку часто входят маленькие группы мужчин, одетых в черные костюмы, чтобы обменяться ударами шпаг или пистолетными выстрелами. Привратник пускает их за умеренную плату во двор, окруженный высокими стенами, где они могут свободно убивать друг друга, не опасаясь досадного вмешательства полиции, всегда готовой сорвать мзду с нарушителей закона.
Друзья приехали первыми. Вслед за ними в экипаже, запряженном взмыленной лошадью, примчался доктор Перрье и потом явился Ги де Мальтаверн со своими секундантами и своим доктором.
Сторож проводил восьмерых на укромную площадку, посыпанную песком, здесь Ги в прошлом году убил молодого человека – наследника знатной и богатой семьи.
Сторож, бывший сержант гвардии с медалями за службу, глазами знатока смотрел на поединки, испытывая истинное наслаждение, когда видел, как один из дерущихся ловким ударом шпаги повергает противника на песок. Отставной сержант видел Ги на поединках уже раза три и подумал, что противнику его туго придется с таким бойцом.
Секунданты поручили бывшему гвардейцу нести на место дуэли оружие князя и барона, и тот, гордо подняв голову, исполнил ответственное дело. Затем он вынул шпаги из ножен и держал их попарно под правой и под левой рукой как человек, хорошо знакомый с дуэльными правилами.
Морис и Франкорвиль разыграли в орел или решку, кому руководить схваткой. Жребий выпал на Мориса.
Кинули жребий во второй раз: кому выбирать оружие. Досталось Франкорвилю. Следовательно, соперники должны были драться на шпагах Мальтаверна. Это давало ему большое преимущество, ибо таким образом барон получал оружие, с которым его рука свыклась.
