Штаб, как и ее собственный дом, выходил к реке Жоди, и во дворе на берегу, несмотря на ранний час, уже выстроилось с пару десятков просителей, ищущих милости у англичан. Жанетте велели подождать вместе с другими.
— Я графиня Арморика, — надменно заявила она секретарю.
— Вы должны ждать, как остальные, — ответил тот на ломаном французском и сделал еще одну зарубку на высокой жерди, где отсчитывал вязанки стрел, выгруженных с лихтера, который поднялся по реке из глубоководной бухты в Трегье.
Второй лихтер привез бочки с копченой селедкой, и Жанетту передернуло от рыбного запаха. Английская еда! Селедку даже не выпотрошили перед копчением, и рыба в бочке покрылась желто-зеленой плесенью, но стрелки поедали ее с удовольствием. Жанетта постаралась оказаться подальше от вонючей рыбы и подошла к дюжине горожан, которые пилили на козлах длинные бревна. Один из плотников когда-то трудился на отца Жанетты, хотя обычно был слишком пьян, чтобы удержаться на работе больше нескольких дней. Он был бос, имел горб и заячью губу, хотя, когда был трезв, справлялся с работой не хуже других.
— Жак! — окликнула его Жанетта и спросила по-бретонски: — Что ты делаешь?
Жак откинул со лба прядь волос и неловко поклонился.
— Вы хорошо выглядите, госпожа. — Лишь немногие понимали его речь, так как раздвоенная губа искажала слова. — Ваш отец всегда называл вас своим ангелом.
— Я спросила, что ты делаешь.
— Лестницы, моя госпожа, лестницы. — Плотник вытер рукавом нос. На шее у него была гнойная язва, и запах от нее шел не лучше, чем от копченой селедки. — Им нужно шесть таких длинных лестниц.
— Зачем?
Жак осмотрелся по сторонам, не слышит ли их кто-нибудь.
— Этот говорит, — кивнул он на англичанина, видимо наблюдавшего за работами, — этот говорит, что они отправятся в Ланьон. А лестницы-то достаточно длинные для ланьонских стен, верно?
— В Ланьон?
— Он любит эль, — сказал Жак, поясняя болтливость англичанина.
— Эй! Красавец! — крикнул плотнику надсмотрщик. — За работу!
И тот, послав Жанетте виноватую улыбку, взялся за пилу.
— Сделай шаткие ступени! — по-бретонски посоветовала графиня Жаку и обернулась, так как из дома кто-то позвал ее по имени.
В дверях стоял сэр Саймон Джекилл, заспанный и с заплывшими глазами. У Жанетты упало сердце.
— Моя госпожа, — поклонился он графине, — вы не должны ждать вместе с чернью.
— Скажите это секретарю, — холодно ответила Жанетта.
Секретарь, подсчитывавший вязанки стрел, заскулил, когда Саймон схватил его за ухо.
— Этому? — спросил рыцарь и отвесил бедняге оплеуху. — Это леди, мерзавец! Обращайся с ней как с леди. — Он отшвырнул секретаря прочь и распахнул дверь. — Заходите, моя госпожа.
Жанетта вошла и с облегчением увидела за столами еще четверых чиновников.
— В войске почти столько же писцов, сколько лучников, — сказал сэр Саймон, когда она протискивалась мимо них. — Писцы, коновалы, каменщики, повара, пастухи, мясники и всякие прочие двуногие, умеющие тянуть с короля деньги. — Он улыбнулся графине и провел рукой по своему потертому шерстяному плащу, отороченному мехом. — Если бы я знал, что вы почтите нас своим визитом, моя госпожа, я бы приоделся.
Жанетта с удовлетворением заметила, что сэр Саймон нынче утром в настроении покрасоваться. Он всегда держался либо по-хамски, либо с неуклюжей учтивостью, а она терпеть не могла ни того ни другого. Однако когда он пытался произвести впечатление хорошими манерами, с ним, по крайней мере, было легче иметь дело.
— Я пришла просить у месье Тотсгема пропуск.
Писцы украдкой наблюдали за ней, их перья скрипели и оставляли кляксы на выскобленном пергаменте.
— Я сам могу выдать вам пропуск, — галантно проговорил сэр Саймон. — Надеюсь, вы не надолго покидаете Ла-Рош-Дерьен?
— Я лишь хочу съездить в Луаннек.
— И где же, дорогая леди, находится Луаннек?
— На побережье, к северу от Ланьона, — сказала Жанетта.
— От Ланьона, да? — Он присел на край стола и покачал босой ногой. — Я не советовал бы вам путешествовать близ Ланьона. Не на этой неделе. Может быть, на следующей. Да и то только если вы убедите меня, что у вас есть веская причина для поездки. — Он разгладил свои светлые усы. — А я бываю очень сговорчив.
— Я хочу помолиться тамошним мощам, — объяснила графиня.
— Не могу удерживать вас.
Сэр Саймон подумал, не пригласить ли ее в комнату, но этим утром у него не было настроения для любовных игр. Свою неудачу в деле с задницей Томаса из Хуктона он залил вином, и теперь в животе бурлило, в горле пересохло, а голова гудела, как литавры.
— Какой святой получит удовольствие слышать ваш голос? — спросил он.
— Там находятся мощи святого Ива, защитника больных. Моего сына лихорадит.
— Бедный мальчик, — проговорил сэр Саймон с притворным сочувствием. Потом не терпящим возражений тоном велел писцу выписать графине пропуск. — Вы же поедете не одна, мадам? — спросил он.
— Я возьму слуг.
— Вам будет спокойнее с солдатами. Повсюду бандиты.
— Я не боюсь своих соотечественников, сэр Саймон.
— А надо бы, — ехидно заметил рыцарь. — Сколько слуг?
— Двое.
Сэр Саймон велел писцу вписать в пропуск двух сопровождающих и снова взглянул на Жанетту.
— Вам действительно было бы безопаснее с эскортом солдат.
— Бог меня сбережет, — ответила она.
Сэр Саймон наблюдал, как посыпают песком чернила на пропуске и капают на пергамент горячий воск. Потом он сам приложил печать к воску и протянул документ Жанетте.
— Может быть, мне отправиться с вами, мадам?
— Тогда я лучше вообще не поеду, — ответила она, отказываясь взять пропуск.
— Что ж, в таком случае я перекладываю свои обязанности на Господа.
Жанетта взяла пропуск, заставила себя поблагодарить рыцаря и ушла. Графиня ожидала, что сэр Саймон последует за ней, однако он позволил ей спокойно удалиться. Она чувствовала себя подлой, но и торжествовала. Теперь приманка была в ловушке, и мышеловка была готова захлопнуться.
Жанетта направилась не прямо домой, а свернула в дом стряпчего Бела. Он еще завтракал кровяной колбасой с хлебом. Запах колбасы усилил чувство голода, но Жанетта отказалась от предложенной тарелки, ведь она была графиней, а он — простым стряпчим. Негоже аристократам делить трапезу с чернью.
Бела запахнул плащ, извинившись за холод в комнате, и спросил, не решилась ли она наконец продать свой дом.
— Это было бы разумно, мадам. Вы многим задолжали.
