За все это время они, разумеется, не увидели не только самой плоскодонки, но даже и кончика ее весла. Им не встретился ни один запоздалый любитель вечерних прогулок, кто мог бы хоть что-то сказать о лодке. Путешественники вернулись в «Пескарь» злые, побитые, не имея в голове ничего, кроме осознания острой необходимости присесть и что-нибудь поесть.
– Бедные вы мои! – воскликнула Анджела, когда они вошли. – Ужин на столе, впрочем, уже довольно давно. Я, ей-богу, чувствовала себя как брошенная жена из фельетонов, дожидающаяся муженька с кочергой. Кстати, я велела разжечь огонь. Ну, заходите же наконец.
Нет, она ничего не слышала о том, чтобы кто-нибудь проплывал в плоскодонке. Нет, заведение пока не закрывается; у стойки и впрямь еще были люди.
– Позволю себе заметить, на случай, если вы вернетесь слишком поздно, я купила целую бутылку виски. На меня посмотрели с немалым удивлением. Найджел у себя, спит. Врач говорит, что завтра можно будет разрешить ему ненадолго встать. И даже не пытайтесь рассказать мне, что с вами случилось, пока не поужинаете.
У напарников и в самом деле вряд ли хватило бы сил вести беседу, и Анджела, не мешкая, нашла предлог оставить их наслаждаться холостяцким tête-а-tête, заявив, что нужно «укрыть как следует ребеночка». Лишь когда его взгляд упал на дно второй пинты, Лейланд спросил:
– Ну и что дальше? Я буду проклинать себя до гроба, что не прихватил весла из каноэ.
– Ладно, забыли. Да и как, черт подери, нам было догадаться, что он знает о слежке, знает, что мы обогнали его на каноэ? Уму непостижимо. Если бы у него была хоть капля здравого смысла, то, увидев, что мы у него на хвосте, и не желая угодить в наши объятия, он должен был оставить лодку у моста и драпануть в Оксфорд по дороге. Может, он успел на последний автобус, а значит, добрался до города не так поздно. Если, конечно, у вас есть еще силы, можно доехать на машине до Оксфорда и попытаться что-то выяснить у пассажиров автобуса. Я почти не допускаю, чтобы у него хватило наглости плыть по реке.
Где-то в коридоре открылась дверь, и с минуту они слышали возбужденные голоса толпившихся у стойки любителей отдыха на природе, а с кухни неизбежный фон радио. Потом дверь опять закрылась, и в коридоре раздались неуверенные шаги, как будто человек не знал точно, куда идти. Они услышали, как Анджела спросила: «Вы кого-то ищете?», и незнакомый голос ответил:
– Я бы хотел видеть инспектора Лейланда. Право, мне очень неловко беспокоить его в столь поздний час, но, полагаю, это важно. Меня зовут Феррис – вы не могли бы ему передать? – Эдвард Феррис.
Едва ли носителя такого имени кто-нибудь заставил бы томиться в ожидании. Анджела заглянула в комнату, приподняла брови и открыла дверь вновь прибывшему. Две пары все еще прищуренных после изматывающего ночного марша глаз обратились к стоявшему на пороге незнакомцу, в котором невозможно было не узнать человека в плоскодонке.
Глава 22
Еще одна история
Мистер Эдвард Феррис, при всей своей внушительной фигуре, по повадкам, манере говорить чем-то напоминал того легендарного человека, о котором было сказано, что он «потомок длинной вереницы старых дев»[29]. Голос его вибрировал продуманными модуляциями, произношение было скрупулезно точным, он без видимых потуг выстраивал мысли по пунктам а), b), с) и с вызывающей раздражение тщательностью стряхивал пепел с брюк. Словом, недолго было догадаться, что миссис Кулмен искала и нашла дамского угод… пардон, компаньона.
– По-видимому, мое имя вам известно, – начал Феррис, – поскольку я имею некие основания полагать, что ваше присутствие здесь связано с недавними событиями в семействе Бертелов. Их двоюродная бабка, миссис Кулмен, была очень добра ко мне. Фактически я являлся ее приемным сыном. Мне выпало почетное, но и печальное право стать последним, кого она видела на этом свете. Да, спасибо, содовой. Сразу, пожалуйста.
Вероятно, я должен объяснить, что не был лично знаком с кузенами Бертелами, не считая поры их самого раннего детства. Частично, поскольку они крайне редко навещали свою двоюродную бабушку, частично же, поскольку мне казалось, они должны были считать, что я вроде как втерся в их семью. Мне, однако, была известна их репутация, и оставалось лишь сожалеть о том, что в самом конце жизни миссис Кулмен снова начала проявлять к ним живейший интерес. Но я не имел права вмешиваться. Когда она стала расспрашивать меня о своих внучатых племянниках, я, не испытывая желания вдаваться в подробности, ответил, что, к сожалению, они в плохих отношениях. Это, конечно же, было известно всем и каждому.
Миссис Кулмен обладала, можно сказать, командирскими наклонностями. Она любила распоряжаться чужими жизнями и тотчас решила, что повод для данного нарекания в адрес семейства необходимо устранить. Под ее диктовку, поскольку зрение у нее было в значительной степени ослаблено, я примерно месяц назад написал ее племяннику Дереку письмо, в котором содержался настойчивый призыв примириться с двоюродным братом. Вскоре пришел ответ, составленный в выражениях, продиктованных – я не в силах выразиться иначе – недостаточно искренней привязанностью. Они с Найджелом, писал Дерек, решили похоронить прошлое; они часто общаются, и как раз сейчас, когда он пишет эти строки, его ждут сборы, поскольку они с кузеном отправляются по реке на каноэ. Путешествие, по его словам, было рекомендовано ему в медицинских целях, но он не сомневается, что оно доставит ему еще и удовольствие в компании с дружищем Найджелом.
Боюсь, моя реакция на это письмо была окрашена определенным недоверием. Миссис Кулмен, которой была свойственна возбудимость людей, имеющих несчастье страдать от сердечных недомоганий, неправильно меня поняла, спросив, неужели я думаю, что Дерек солгал. Неужели я рекомендую ей потребовать у Дерека предъявить билет на шлюз? Должен признаться, я был несколько смущен. Я напомнил миссис Кулмен, что в билете не уточняется, сколько человек находилось в лодке. «Что ж, прекрасно, – ответила она (я не могу ручаться за точность ее выражений), – вы отправитесь туда и убедитесь сами. На несколько дней возьмете в Оксфорде плоскодонку и поплывете им навстречу. Если не встретите их или обнаружите, что они не вместе, по возвращении доложите мне». Сначала я решил, что миссис Кулмен шутит, но позже убедился в том, что она говорила вполне серьезно. По правде сказать, я думаю, она сама сомневалась в правдивости племянника и желала в ней удостовериться, однако скрывала беспокойство за уверениями, что делает это, только чтобы посрамить мою недоверчивость. Надеюсь, я ясно выражаюсь.
Перед отъездом я понял, что эта злополучная история произвела на нее сильное впечатление. Она сказала мне, что имеет намерение составить новое завещание, отписывающее основную часть ее состояния старшему племяннику. Тем самым она намекнула на то, о чем я догадывался, но не знал наверняка, а именно, что до сих пор ее основным наследником являлся я. Вам легко будет понять, что из Уоллингфорда я выехал в расстроенных чувствах. Более того, я отдавал себе отчет в том, что моя миссия во всех отношениях крайне затруднительна и смешна. Если вследствие каких-либо непредвиденных обстоятельств Бертелы узнают, что я тоже плыву по реке, какая тень падет на мое имя! Я решился принять все меры предосторожности. Лодку нанял, назвавшись Люком Уоллесом, и, дабы избежать кривотолков, взял все необходимое с собой, решив, что не буду останавливаться в гостиницах, пока не окажусь на безопасном расстоянии от братьев. У меня, однако, имелись веские причины опасаться, что предпринятых мной мер недостаточно и что по меньшей мере одного из кузенов мое вмешательство приведет в крайнее раздражение.
Если не считать этих огорчений, путешествие мое было весьма приятным. Я люблю простую жизнь, уединение на лоне природы. Я проплыл мимо каноэ Бертелов у Шипкотского шлюза, чуть южнее, если быть точным. Судя по всему, это было всего за несколько часов до прискорбного исчезновения Дерека.
– Простите, мистер Феррис, – вставил Лейланд, – вы сами понимаете, что ваши показания могут иметь немалую важность. Вы видели на реке еще кого-нибудь – до шлюза или после? Нет нужды объяснять вам, имеются определенные подозрения, что тут дело нечисто.
– Дайте подумать… Я проплыл мимо лагеря бойскаутов… После этого, по-моему, больше никого не видел. Первым был смотритель шлюза. Затем я сразу увидел обоих Бертелов, а потом, кажется, больше никого, до самого Миллингтонского моста.
– До которого, полагаю, вы дошли где-то за полчаса?
– Нет-нет, я был там через час или два. Останавливался на обед. Может, даже больше двух часов. Видите ли, день выдался очень жаркий, выехал я рано. А потом у меня была с собой довольно интересная книга, так что я просто сидел в лодке и читал, чуть выше по течению от шлюза.
– Мм… – промычал Лейланд. – Какая жалость, что вы выбрали место именно выше по течению. В противном случае мы избавились бы от множества хлопот. Ну а затем, полагаю, выполнив поручение, вы вернулись домой?
