Блэк велел сигнальщику спросить у наблюдателей заставы о каких-либо признаках необычной концентрации противника. С Красной Скалы сообщили, что подозрительных перемещений не обнаружено, а на заставе врагов не замечено никакой активности. Двести ярдов между двумя постами по-прежнему оставались «территорией без людей».
Блэк приказал удвоить численность заставы и, отдав дополнительные распоряжения, спустился на площадь под жаркое полуденное солнце.
В центре рынка около двенадцати шансеров поднимали пиками огромный крест и вставляли его нижний конец в глубокую дыру. Засыпав землю в отверстие, они приготовили раствор из измельченного известняка, песка и гальки, а затем залили им основание креста. Борбич стоял в стороне и гордо наблюдал за ходом работ. Он немного нервничал. Его маленькие глаза метали взгляды на любопытных зрителей, и уши все больше краснели от их непристойных замечаний и колких советов.
Не обращая внимания на шансеров, Блэк подошел к большому столу Совета, который стоял в тени гигантской сосны. Он сел, извлек из грааля картонки с едой и с усмешкой осмотрел угрюмые лица советников. Кое-кто из них кивнул ему в ответ. Остальные отворачивались в стороны. Единственным исключением оказался Чарбрасс, который, как всегда, сохранял веселое настроение и оставался безучастным к решению своих коллег. Как видно, ему было плевать на то, что Блэк затеял бессмысленную дуэль, рискуя жизнью и постом телемского лидера.
Блэк с интересом взглянул на инженера и вдруг осознал, что этот человек всегда был для него загадкой. Если в двадцать первом веке большая часть людей походила на него, то им, наверное, там неплохо жилось. Чарбрасс обладал прекрасным чувством юмора, какой-то утонченной интеллигентностью и потрясающими знаниями во многих областях науки и техники. Он великолепно приспосабливался к любому окружению и мог долго выдерживать экстремальные физические нагрузки. Его спокойствию и чувству своевременности можно было только удивляться. Он всегда знал, что и когда сказать, молчал, когда этого требовали обстоятельства и никогда не выдвигал скороспелых идей. Чарбрасс охотно помогал другим, когда его об этом просили. Однако чтобы получить от него какую-нибудь информацию, приходилось не только задавать вопрос, но и соответственно знать, о чем спрашивать.
Например, когда Клеменс и Блэк искали инженера для строительства корабля, они не раз говорили ему об этой вакансии. Он слушал их, сочувствовал очередным неудачам, однако упорно не предлагал своих услуг. Однажды Блэк ненароком подслушал его беседу с Филлис и узнал, что Чарбрасс работал главным инженером на пассажирской линии Земля-Марс. Расспросив его о подробностях, он понял, какой человек живет рядом с ним, и Чарбрасс признался, что будь у них необходимые минералы, ему не составило бы труда сконструировать двигатель для гребных колес «Кометы». Благодаря его знаниям они построили мощный мотор, чей коэффициент полезного действия составлял не менее восьмидесяти пяти процентов. В качестве топлива они могли использовать сосновые поленья, а вместо смазочных материалов употреблять обычный рыбий жир.
— Почему ты не сказал нам об этом раньше? — кричал на него Сэм Клеменс. — Ты же знал, черт возьми, что мы давно искали такого человека!
Чарбрасс улыбнулся и, пожав плечами, спокойно ответил, что его об этом никто не спрашивал.
Несмотря на возмущенные вопли Клеменса и радостные восклицания Блэка, он продолжал улыбаться, словно наслаждался их эмоциями и порывами души. Возможно, Чарбрасс действительно видел окружавших его людей насквозь. Во всяком случае, ему удавалось пробуждать в них любопытные чувства. Хотя для такого человека, как Блэк, подобные откровения были вдвойне неприятными, поскольку без панциря грубости и язвительного скептицизма он казался себе беспомощной устрицей на тарелке француза.
И вот теперь, наблюдая за Чарбрассом, Блэк гадал о тех нераскрытых способностях, которыми мог обладать этот странный человек.
— Джейрус, — обратился он к нему, — а как к такой дуэли отнеслись бы люди двадцать первого века?
Чарбрасс, сидевший на скамье, как бронзовая статуя неведомого божества, не торопился с ответом. Он не спеша повертел вопрос в своем уме, будто осматривая внутренним взором каждую из его многочисленных граней.
— Лично я считаю нелепым и печальным тот факт, что любой человек вашей эпохи мог прибегать к насилию для решения простых и незатейливых вопросов.
— Ты говоришь, как Борбич, — с усмешкой сказал Блэк.
Он быстро осмотрел лица остальных советников, выискивая тех, кто отважился бы с ним поспорить.
— Возможно, мы с ним действительно в чем-то схожи, — спокойно ответил Чарбрасс, — но только до некоторой степени. В отличие от него, меня не интересуют сверхъестественные и теологические объяснения нашего появления в долины. Тем не менее, я считаю, что его Церковь во многих отношениях находится на верном пути.
— Значит ты тоже не одобряешь дуэли?
— Конечно, она имеет несколько положительных моментов. Если устранить О'Финна и его помощников, Телем получит больше свободы на Реке и быстрее придет к своей цели. Но вместо О'Финна появится кто-нибудь другой и подхватит эту роль в старой драме убийств и жажды власти. Почему бы тебе не поговорить с О'Финном и не помочь ему измениться в лучшую сторону.
— Да, почему бы ему не превратиться из свиньи в голубка? — иронично заметил Блэк. — И что мне сказать этому бандиту?
— Что хочешь, то и говори, — ответил Чарбрасс. — Ты все равно поступишь по-своему.
— Я всегда подчиняюсь воле большинства, если только решения Совета не идут вразрез с моей совестью. Многие из советников считают, что я не должен драться на дуэли.
— Ты волен поступать так, как тебе хочется.
Сбитый с толку Блэк свирепо взглянул на Чарбрасса, но тот невозмутимо улыбнулся в ответ. Его не пугали сердитые взгляды.
— Я беседовал сегодня с Борбичем, и он утверждал, что сострадание является главным и единственно верным законом человеческого существования. Что ты думаешь по этому поводу?
— Думать можно все, что угодно. К сожалению, Борбич слишком усердствует, пытаясь уверить себя и других, что провозглашаемые им истины не требуют доказательств. К тому же, он еще не научился направлять свое сострадание к цели. А цель, как я понимаю, заключается в привитии сознательности черствым и жестоким людям. Это огромная и длительная работа, даже если знать, как ее делать. Борбич пока идет на ощупь, однако здесь нет причин для пессимизма. В своей земной жизни он был более безалаберным и за последние годы в долине значительно продвинулся в своем духовном развитии. Борбич избавился от эпилепсии азарта. Но он по-прежнему имеет несколько нежелательных черт, одной из которых является излишнее самоунижение, то есть другая сторона чрезмерной гордости. Тем не менее, он совершенствуется, и это можно только приветствовать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
