– Не учи, – сказала она зло.
Я лучисто улыбнулся.
– Так что я пошел, пошел, пошел…
Они с Синенко в затруднении переглянулись. Косвенных улик против меня могут насобирать целый вагон, но с усилением технических средств, когда раскрываемость преступлений поднялась чуть ли не до ста процентов, суд в самом деле признает только прямые и железобетонные улики, а вот с этим здесь будет облом.
Мариэтта улыбнулась почти как женщина.
– Я отвезу.
– Да стоит ли? – спросил я. – Как видишь, я мальчик, с которым ничего не случается.
– Повезу с мигалкой, – сообщила она. – Быстрее любого такси. И твоего «стронгхолда».
Я подумал, поинтересовался:
– А потом повяжемся?
– А как же иначе? – спросила она с недоумением. – Это же необходимый элемент взаимопонимания!
– Тогда вези, – согласился я. – Только не бей по дороге, хорошо?
Глава 9
Аналитики печально собрали девайсы и ушли. Она пошла впереди меня к машине, спина прямая, плечи разведены в стороны, а на лице, как догадываюсь, победная улыбка.
Все равно дожала, буду под наблюдением, а если надо – и охраной.
Мчимся с мигалкой, как она и пообещала, хотя я не сказал бы, что скорость впечатляет, мой «стронгхолд» дает столько же. Наверное, это и есть предел на таких дорогах.
Я покосился на ее сосредоточенное лицо, сейчас думает о чем-то важном, брови сдвинуты, челюсти сжаты, дышит учащенно, будто уже бьет меня по почкам, выбивая нужные сатрапам показания.
Но кое в чем права, я в самом деле как-то не то, на себя не похож. На себя себяшного, я же диванный стратег, обожаю всех критиковать и умничать в сетях, но я даже в косплеях фактически не участвовал, там хоть и наглая имитация, но нужно что-то делать, куда-то идти, что-то нести тяжелое, а зачем мне такие сложности, когда лежа на диване бегаю по локациям, луплю мобов и сдираю с них шкуры.
Но из-за этого сунувшего нос не в свои дела Рундельштотта сперва закинуло в чужой мир, а потом заставило жить совсем иначе, чем я привык, что напрягает мою свободолюбивую и даже вольнолюбивую натуру, что не желает ни трудиться, ни чем-то править и тем более не жаждет кого-то спасать.
Хорошо, как только верну его в ту чертову башню, скажу Картеру и Форнсайну, чтобы стерегли его лучше, а сам постараюсь забыть о том кошмаре…
А здесь, к счастью, моим случаем, имею в виду историю с алмазом в брошке, заинтересовались сперва простые бандиты, потом какие-то частные структуры, а властям пока нет никакого дела.
Полицию больше интересует, кто стрелял у меня дома и зачем стрелял, а ОМОНу любопытно только, как это я всех замочил, а если не я, то кто? Но ОМОН – тоже полиция, с ними проще, они все действуют, как говорится, в рамках правового поля, а вот частные корпорации, что практически все вышли из наиболее успешных бандитов, а также из тех омоновцев, что умеют перешагивать через правила… да, они могут стать проблемой, но я с пугающим чувством уверенности считаю, что как-то справлюсь. Здесь все мыслят рационально, и если бы даже кто-то увидел, как в моей руке исчезает пистолет, то счел бы, что почудилось.
Главное, нигде не засветиться. К счастью, пока что действовал при отключенном наблюдении, хоть у себя дома, хоть там на складе или в особняке магната.
Мариэтта покосилась на меня несколько удивленно.
– Что с тобой?
Я переспросил обеспокоенно:
– А что не так? У меня слюни текут?
– Как раз не текут, – ответила она. – У тебя совсем другое лицо. О чем думаешь?
Я пожал плечами.
– Ни о чем. Я же современный человек, за нас думают партия, правительство и олигархи.
– Да? – спросила она с сожалением. – Извини…
– А что?
– Да так, – ответила она, наблюдая за дорогой. – Показалось.
– Что показалось?
– Ты показался, – ответила она. – Но сразу спрятался. Только краешек и успела увидеть.
– И что… понравилось?
– Не рассмотрела, – ответила она независимо. – Высунься еще, хорошо?
– А не вдаришь?
– Не в этот раз.
– Я высунутый не понравлюсь, – объяснил я. – Человек должен быть засунутым все время. Иначе он не человек, а Митрофанушка, что требует признания таким, какой он есть, такая вот неповторимая демократическая цаца. Чем глубже человек засунут, тем он интеллигентнее, корректнее и толерантнее.
Она воззрилась на меня в изумлении.
– Ты чего мелешь?
– Преподаю азы культуры, – сообщил я великодушно. – Полиция у нас должна быть в меру культурной. Не совсем уж, иначе какая она тогда полиция, но в меру, в меру… Для полиции.
Браслет на запястье дернулся, я опустил на него взгляд, Мариэтта тоже покосилась в ту сторону.
– Звонок? Можешь на лобовое стекло. Если, конечно, не личные постыдные тайны.
– Ой, – сказал я заинтересованно, – а какие еще есть постыдные?
– Даже и не знаю, – отрезала она. – Я девушка скромная и порядочная. Предполагаю только, что все еще находят или придумывают что-то постыдное, а ты, конечно, тут как тут. Вернее, там как тут.
– Клевета, – отрезал я с достоинством. – Для партии, правительства и всяких органов всегда открыт!
По движению кисти на лобовом стекле появилась шикарно окрашенная гостиная Бориса, а сам он сунулся довольной мордой к объективу, закрывая весь вид.
Я видел, как бросил взгляд на Мариэтту, но она в полицейской форме, а еще видно, что не косплей, так что вроде бы и не женщина.
– Женька, – сказал он жарко, – у меня завтра вечеринка!.. Придешь?
– Занят, – ответил я.
– Да брось, – сказал он с жаром и уже не обращая внимания на Мариэтту вовсе. – У нас будет весело. Приходи!.. А то перекос, на две девчонки больше.
– Ну и что, – сказал я, – если вас будет много, – все позабавятся в меру своей испорченности и раскрепощенности.
– Знаю, – ответил он, – но я, как хозяин, хочу учесть и нюансы… Приходи! Обе вполне вдувабельные.
– Не, – ответил я, – извини, у меня тут срочный звонок…
Я отрубил связь, Мариэтта ядовито усмехнулась.
– Двое лишних вдувабельных, надо идти.
– Зачем мне коржики, когда рядом пирожок?
– А вдруг и там сладкие пирожки?
– Тогда здесь тортик, – заявил я. – Ты все еще мой психологический портрет дорисовываешь? Брось, я хочу остаться загадкой. Таинственным незнакомцем из ночи.
– А вот наше полицейское управление не хочет, – пояснила она. – У нас все тайны должны быть раскрыты.
– Не дамся, – заверил я. – Ты ведь только из-за этого меня в постели мнешь и тискаешь? Вот и буду держаться как можно дольше.
Она проворчала довольным голосом:
– Оказывается, ты способен и на оригинальные комплименты…
Я вспомнил одну из жарких дискуссий трансгуманистов, где Данила объяснял всю эту терпимость к геям, педофилам и зоофилам, к самым разным перверсиям именно стратегией победного шествия к сингулярности. Дескать, нужно чем угодно занять этих придурков, лишь бы хоть как-то работали и не воевали. Нужно выиграть еще хотя бы два десятка лет без катаклизмов, и мир станет таким, что войны и катаклизмы станут невозможны, а мы все придем к сингулярности и постчеловечеству.
Мариэтта буркнула:
– Ну вот, харя снова другая. Ничего, скоро мы и мысли научимся записывать!
– Не успеете, – сказал я.
Не знаю, как она истолковала, но впереди уже показалась караульная будка въезда в коттеджный поселок, я почти ощутил, как нас обшаривают незримые лучи охранной системы, прощупывают и определяют, нет ли оружия, а если есть, как вон у Мариэтты, то на кого зарегистрировано и есть ли у нее разрешение носить при себе и в нашем поселке.
Дома, сбросив форму полицейского, она заодно сняла и кобуру с пистолетом, в одних прозрачных трусиках взялась готовить на кухне ужин.
Яшка спит на диване, но услышал звяканье посуды, что значит – кормить будут, ринулся к нам, попытался красиво спрыгнуть, но позорно брякнулся, обиженно нявкнул, но мужественно вскочил и заковылял ко мне на ручки.
– Бряконявка какая-то, – прокомментировала Мариэтта, – бряк, нявк, ну что за крокодил недоразитый?
– Няшка мой, – сказал я гордо. – Правда, он няшистый?
– Фу, – ответила она.
Я кивнул в сторону ее грозного оружия, что осталось на вешалке у входа.
– А если снова нападут?
Она ответила, не поворачивая головы:
– Защитишь себя, заодно и меня. Культурист ты мой. Или культурник?
– А вдруг не сумею?
– Сумеешь, – ответила она. – Психолог сказал сегодня, в тебе просыпается нечто неандерталье.
Я насторожился.
– В смысле?
– Будешь защищать не только себя, – объяснила она, – но и меня, хотя это может показаться оскорбительным… если учитывать, что я женщина. Но если считать меня просто напарником, как вот мы с Синенко, то ничего обидного нет. Но с тобой мы не напарники…
