— В моей жизни есть один человек, — наконец сказала она. — И это очень серьезно.
— Вот и отлично. Проводите с ним как можно больше времени. Выходите замуж и рожайте детей. Если это не получится, возьмите пример с Анджелины Джоли и усыновите толпу цветных детишек. Это действительно важно. Все остальное — просто дерьмо. Когда вы окажетесь в моем возрасте, все упущенные из-за работы возможности начнут преследовать вас, не оставляя в покое ни днем ни ночью, потому что работа уже не будет иметь ни малейшего значения.
— То, что я делаю, для меня очень важно.
— Что ж, это ваш выбор. А теперь прошу прощения, но я хотел бы провести немного времени с женой. В моем возрасте на это осталось не так много времени.
Хрустя коленями, Смит встал со стула. Дарби смотрела на его морщинистое лицо, и вдруг его голова взорвалась.
Глава 39
Ничего более страшного он в своей жизни не испытывал.
Они толкнули его на этот стул, и Марк Риццо ощутил, как металлические шипы разрывают его мышцы и дробят кости. Он закричал, а они пристегнули к стулу его запястья и лодыжки, чтобы он не мог встать, и он продолжал кричать, пока не сорвал горло. Несмотря на невыносимую боль, волны которой одна за другой подобно пулям выстреливали вверх по его позвоночнику, кроша мягкие ткани мозга, он впился ногтями в деревянные подлокотники и сидел совершенно неподвижно. Стоило ему шевельнуться, и шипы довершили бы свою разрушительную работу, окончательно искромсав его тело.
Он сидел там много часов… или дней. Он не знал, сколько прошло времени. Он отчетливо помнил, что в комнату вошли двое высоких мужчин с лицами призраков и мертвенно бледной кожей. В мерцающем свете свечей он увидел, что на них нет ни одежды, ни обуви. У них также не было гениталий. Они разошлись в разные стороны и остановились у стен. Марк потерял их из виду, и тут перед ним из темноты возник архонт.
— Как тебя зовут? — прошептал он.
Но Марк услышал и другой голос. Он звучал у него в голове. «Не говори им свое имя! — кричал голос. — Если ты его назовешь, они тебя убьют. Не называй его!» Он, невзирая на боль, заколебался, задумался над тем, что услышал, а двое призраков с покрытыми шрамами телами и лицами подняли хлысты.
Первый хлыст разрезал его кожу, и он заметался на стуле, снова обрел голос и закричал так, что, казалось, от этого крика толстые каменные стены обратятся в пыль. Они продолжали хлестать его, вырывая ремнями полосы плоти из его тела. А потом один из них провел чем-то твердым и острым по костям его голеней, и его вырвало и продолжало рвать, пока желудок не вывернуло наизнанку, после чего он впал в благословенное забытье.
Он то приходил в себя, то снова отключался. Иногда он открывал глаза и не видел вокруг ничего, кроме этой жуткой темноты. Что, если хлысты его ослепили? Но вот он снова открыл глаза и сквозь пронизанный болью туман разглядел блики свечей на сером камне потолка. Они сняли его со стула и положили на спину на что-то холодное, твердое и мокрое. Боль вернулась, с ревом обрушившись на его тело. Его конечности задрожали, и он почувствовал, как ремни впились в его запястья, лодыжки и горло. Его голова свесилась налево, и он увидел темный кожаный ремень, пригвоздивший кисть его сломанной руки к краю длинного металлического стола. Кровь… его кровь… заливала его тело и стекала на нержавеющую поверхность. Он услышал капающий звук. Это вытекала его кровь. «Я умру», — подумал Марк и заплакал.
— Как тебя зовут? — эхом разнесся среди холодных и пыльных камней камеры голос архонта.
Марк Риццо закрыл плачущие глаза. Скажет он им свое имя или нет, они все равно его убьют, потому что они…
Электрический разряд ударил ему в голову, пронзил руки и ноги. Марк увидел ослепительно яркую белую вспышку. Больше он ничего не видел, а его тело билось в конвульсиях, удерживаемое на столе кожаными ремнями.
Потом он обессиленно упал снова на стол. По всему телу быстро распространилось онемение, маскируя боль и принеся мгновенное облегчение.
— Электрошоковая терапия, — произнес голос. — Она длилась пятнадцать секунд. В следующий раз будет тридцать.
— Зачем вы это делаете?
— Как тебя зовут?
Он не ответил, и все повторилось. Когда это закончилось, он не мог пошевельнуться, только сердце трепетало и кровоточило в груди.
— Томас! — закричал он. — Меня зовут Томас!
— Фимилия?
— Хаулэнд. Томас Хаулэнд.
— Где ты родился?
— В Тульсе, Оклахома. Мою мать звали Джанис. Она умерла от рака груди. После этого я жил с отцом, Дунканом. Его звали Дункан, но все называли его Крисом. Он был маляром. Он красил дома.
— Ты говорил мне, что молился о том, чтобы он поскорее умер.
— Я говорил это священнику.
— И Богу. В исповедальне рядом с тобой был Бог. Я услышал твои молитвы, Томас, и убил твоего отца. Я сделал так, что его лестница упала, и позволил ему умереть. Я сделал это в наказание за то, что он сделал с тобой. А когда ты жил у приемных родителей, которые над тобой издевались, я снова прислушался к твоим мольбам и послал ангела, который привел тебя в другую семью, к родителям, которые были добры к тебе. И как ты отплатил мне за добро? Ты расстрелял мою семью. Ты убил моих ангелов, пока они спали, а потом бежал, как последний трус.
Его мозг работал как бешеный, возвращая его в прошлое, в фургон, в котором он переезжал с отчимом с места на место. Отчима звали Эрнест. Он вспоминал долгие переезды из штата в штат, долгое ожидание… А потом Эрнест кивал ему, и он выбирался из фургона и подходил к маленькому мальчику или девочке, чтобы с помощью заранее заготовленной речи заманить их в грузовик. А потом был новый долгий переезд. Он отчаянно боролся со слезами, потому что знал, что этот ребенок, который сейчас сидит на скамье между ним и отчимом, скоро бесследно исчезнет. И снова переезды в другие штаты, за другими мальчиками и девочками. Он знал, что впереди его ждут новые жертвы, много новых жертв…
— Я не хотел быть убийцей, — прошептал он.
— Ты был освободителем, — возразил архонт. — Моим ангелом. На тебе была моя отметина.
Он почувствовал, как возрождается чувство вины, которое он душил в себе долгие десятилетия. Он никому об этом не рассказывал, но глодавшее его раскаяние оборачивалось язвами, высоким кровяным давлением и сердцебиением, которые в конце концов привели к первому сердечному приступу. А еще к алкоголю, который не был способен прогнать призраки, но приглушал их голоса.
— Я очень долго искал тебя в первый раз, — вкрадчиво продолжал голос. — Будучи заключенным в этом теле, мне пришлось использовать методы, изобретенные людьми. И когда я тебя в конце концов нашел, то по своей доброте дал тебе шанс спасти свою душу. Я был готов освободить твоего сына, но как поступил ты?
«Верно, — подумал Марк, — я спасся». Но он знал, что даже если бы согласился встретиться с ними и отправился жить в этот темный подземный ад, они все равно не освободили бы Чарли. Чарли успел увидеть слишком много. Они все равно оставили бы мальчика у себя и стали пытать его в наказание отцу. Его возвращение ничего бы не изменило. Ничего.
«По крайней мере, ты был бы рядом с ним, — возразил внутренний голос. — Чарли не остался бы один на один с этими людьми. Ты покинул своего сына».
— Вы бы его не отпустили, — сказал он.
На этот раз голос раздался у его уха.
— Ты, трус и чудовище, осмеливаешься обвинять меня во лжи?
Его глаза распахнулись, и он увидел тени на стене. Они складывались в чудовищные образы.
— Ты его бросил, — произнес голос. — Ты позволил ему страдать. Своему ребенку. Своему сыну. Он страдал за твои грехи.
— Я видел, чем вы тут занимаетесь.
— И чем же, Томас?
— Вы пытаете людей, а потом убиваете их.
— Мы готовим грешников к достойной смерти, Томас. Они здесь по той же причине, что и ты. Ты должен искупить свою вину. И попросить о прощении.
