Среди гостей морского префекта, приглашенных на встречу с офицерами «Аляски», присутствовал высокий старик с благородным и грустным лицом. Эрик невольно заметил в устремленном на него печальном взгляде незнакомца чувство симпатии. То был господин Дюрьен, генеральный консул в отставке, один из деятельных членов Французского географического общества, широко известный своими исследованиями в Средней Азии и в Судане. Его очерки о путешествиях Эрик всегда читал с большим интересом. А потому, когда юношу представили господину Дюрьену, он вполне мог поддерживать беседу с французским ученым. Когда приключения путешественника приобретают широкую огласку, он пожинает шумные успехи в обществе, но не так уж часто в гостиных ему удается встретить знатоков, способных оценить по достоинству его труды. Почтительная любознательность молодого лейтенанта искренне тронула всеми уважаемого географа.
— Моя заслуга в этих открытиях не так уж велика,— ответил он Эрику на вопрос об удачных раскопках, недавно произведенных им в окрестностях Асуана.— Я шел наугад, как человек, который пытается заглушить тяжелые воспоминания и, отдаваясь любимому занятию, мало заботится о результатах своего труда. Ну, а все остальное стало уже делом случая…
Адмирал, заметив взаимную симпатию Эрика и господина Дюрьена, постарался усадить их рядом за столом, и во время обеда они продолжали оживленно беседовать.
Когда подали кофе, молодой лейтенант подвергся неожиданной атаке со стороны маленького лысого человека, некоего доктора Кергаридека, который ни с того ни с сего спросил его, откуда он родом. В первую минуту, несколько удивленный таким вопросом, Эрик ответил, что он швед, а вернее, норвежец, и что семья его проживает недалеко от Бергена. Затем Эрик поинтересовался причиной неожиданного любопытства.
— Причина самая простая,— ответил собеседник.— Вот уже целый час, как я наблюдаю за вами, сидя за столом. Мне никогда не приходилось видеть такое классическое выражение кельтского типа. Надо вам сказать, что я весьма пристрастен к кельтской культуре. И вот впервые в жизни мне довелось столкнуться со всеми признаками кельтского типа у скандинава! Быть может, в этом скрывается ценнейшее указание для науки? Быть может, следует отнести Норвегию к областям, которые некогда посещались нашими галльскими предками?
Эрик только было собрался разъяснить брестскому ученому мотивы, снижавшие ценность его гипотезы, как доктор Кергаридек повернулся к нему спиной, чтобы приветствовать даму, входившую в эту минуту в салон морского префекта, и начатый разговор оборвался. Молодой лейтенант наверняка не вспомнил бы об этом эпизоде, если бы на следующий день, проходя по примыкающей к рынку улице, доктор Швариенкрона вдруг не сказал ему при виде погонщика быков из Морбиана:
— Мой дорогой мальчик, если бы у меня оставалось хоть малейшее сомнение в твоем кельтском происхождении, то здесь бы оно окончательно рассеялось! Ты только погляди, как все эти бретонцы похожи на тебя! Ведь у них такой же матовый цвет лица, такой же удлиненный череп, такие же карие глаза, темные волосы и даже такая же осанка, как у тебя!… Нет, что бы ни говорил Бредежор, ты — чистокровный кельт. Можешь быть в этом уверен!
Вот тогда-то Эрик и рассказал своему благодетелю о том, что говорил накануне доктор Кергаридек. Разумеется, профессор Швариенкрона пришел в неописуемый восторг и в течение целого дня ни о чем другом не мог говорить.
Тюдор Броун, как и все пассажиры «Аляски», получил приглашение морского префекта. Не меняя своего обычного костюма, он вместе со всеми сел в лодку, а когда она причалила к городской пристани и осталось совсем немного до порога префектуры, вдруг повернул назад — очевидно, необходимость расстаться с неизменным цилиндром была для господина Броуна слишком тягостна. В тот вечер его больше никто не видел. Эрик, вернувшись после бала, где он много танцевал и веселился, узнал от Герсебома, что англичанин возвратился на судно около семи часов вечера и пообедал в одиночестве. После обеда прошел в каюту капитана, чтобы взглянуть на морскую карту, а потом около восьми часов уехал на той же самой шлюпке, которая доставила его с берега. На следующий день Тюдор Броун не появился, хотя ему было хорошо известно, что ремонт машины закончен и отплытие «Аляски» нельзя перенести даже на час. О сроке отправления все были предупреждены капитаном, поэтому в пять часов он отдал приказ сняться с якоря.
На корабле уже убирали якорную цепь, когда вдали заметили шлюпку, быстро приближавшуюся к «Аляске». Все подумали, что вернулся наконец пропавший пассажир, но вскоре убедились, что лодка привезла только письма. Ко всеобщему удивлению, оно было адресовано Эрику. Распечатав конверт, Эрик увидел в нем визитную карточку генерального консула в отставке, члена Французского географического общества Дюрьена, с надписью карандашом: «Счастливого пути! Скорейшего возвращения!»
Как передать чувства, охватившие молодого путешественника, получившего столь неожиданный знак внимания и участия со стороны знаменитого ученого? Когда первое волнение улеглось, Эрик бережно спрягал свою реликвию в бумажник, подумав, что, может быть, прощальный привет благородного старца принесет ему счастье. Две минуты спустя «Аляска» отчалила и направилась к выходу из гавани. В шесть часов вечера она рассталась с лоцманом, который пожелал ей благополучного плавания.
Двадцатого февраля стояла ясная погода. Вечером солнце скрылось за линией горизонта внезапно, как это бывает в южных широтах. Надвигалась ночь, и вскоре стало совсем темно, луна должна была взойти только в десять вечера. Эрик, несший первую вахту, неслышными шагами прохаживался по шканцам[55], и ему казалось, что вместе с Броуном исчезли все злые силы, угрожавшие экспедиции. «Лишь бы англичанину не взбрело в голову дожидаться нас на Мальте или в Суэце»,— думал Эрик, а это было не только возможно, но и вполне вероятно. Тюдор Броун мог покинуть судно, чтобы избежать длительного перехода по Атлантическому океану, который «Аляска» должна была сделать, прежде чем через Гибралтар войти в Средиземное море. Пока судно будет огибать Францию и Испанию, он сможет, если ему заблагорассудится, провести неделю в Париже или в любом другом городе, чтобы потом встретить «Аляску» в одном из тех портов, куда она зайдет за почтой, будь то Александрия или Суэц, Аден или Коломбо на Цейлоне, Сингапур или даже Иокогама.
Но пока неприятный попутчик отсутствовал, и этого было вполне достаточно, чтобы все почувствовали большое облегчение. Поэтому обед, состоявшийся, как обычно, в половине седьмого, прошел в самой сердечной и непринужденной обстановке. За десертом провозгласили тост за успех экспедиции, который каждый про себя, более или менее отчетливо, связывал с исчезновением Броуна. Затем все поднялись на палубу, чтобы выкурить сигару.
