— Она попросила меня заключить с кем-нибудь пари в ее пользу.
Эдверт вынула руку из кармана. Она сжимала два кредитных билета. Майджстраль увидел, какие вмятины оставили на ладони кончики ее ногтей.
— Она дала вам денег, чтобы вы заключили пари?
Эдверт сглотнула подступивший к горлу комок и быстро кивнула:
— Пятьдесят нов. Сама не знаю, где Перл раздобыла денег. Она сейчас на мели. Наверное, взяла у кого-нибудь взаймы.
— Значит, она хочет, чтобы вы с кем-то побились об заклад, что она выиграет?
— Да.
— А вы боитесь, что она не придет к финишу первой?
Эдверт покачала головой, не в силах проронить ни слова.
— Ясно, — кивнул Майджстраль.
Он знаком попросил официанта принести напитки и обдумал ситуацию. Он так давно знал Жемчужницу, что мог не сомневаться: деньги ее личные, а банкротство — блеф. Еще он знал, что Эдверт выкупила у него фирменный знак Жемчужницы за собственные сбережения и что Жемчужница вряд ли оплатила затраты подруги.
Но еще Дрейк понимал, что говорить всего этого вслух нельзя, особенно — Эдверт, если он не хотел рискнуть получить под ребра одной из абордажных сабель Жемчужницы.
Его, правда, несколько удивляла Перл, которая не сказала подруге о том, что травма ее — чистой воды выдумка. «Наверное, — решил он, — она так поступила потому, что боялась, как бы Эдверт, не дай Бог, об этом не проболталась».
— Я и сама хотела с кем-нибудь пари заключить, — призналась Эдверт. — Поставить на ее милость. Только… ставить на противницу Жемчужницы… это как-то… нечестно.
Майджстраль посмотрел на нее в упор:
— Мисс Эдверт, я в таких делах имею некоторый опыт. Хотите, дам совет?
Эдверт немного подумала и неуверенно кивнула.
— Ну так вот: поставьте деньги Жемчужницы и заключите пари, как она того хотела. В конце концов вы ее кошельком не распоряжаетесь, и она могла иметь причины сделать ставку, о которой вы и понятия не имеете.
Эдверт едва заметно вздохнула:
— Наверное.
— Но и сами пари заключите, — продолжал Дрейк. — Положитесь на свою интуицию. Нет ничего противозаконного в том, чтобы поставить на герцогиню. Она — явная фаворитка. Ни в деньгах, ни в ставках в принципе не может быть ничего противозаконного. Деньги — слишком серьезная штука для того, чтобы примешивать к ним сантименты и дружеское расположение к тому или другому человеку.
Эдверт, похоже, не утешилась.
— Ладно, — обреченно проговорила она и умоляюще глянула на Майджстраля. — А с кем же пари заключить?
— Времени осталось мало. Вам придется сделать ставку на тотализаторе, и тогда вы не получите большого выигрыша, как если бы заключили с кем-то личное пари. Если хотите, я сделаю ставку за вас.
— Понятно. Спасибо, мистер Майджстраль.
Дрейк взял у Эдверт деньги и подошел к букмекерской будке. Там он уплатил за ставки Эдверт, сам поставил на герцогиню и вернулся к столику. За время его отсутствия принесли напитки, и Эдверт уже успела выглушить полбокала. Майджстраль отдал ей закодированные билеты тотализатора и пригубил напиток.
Эдверт не спускала глаз с Роберты, которая потихоньку разминалась, закончив беседу с Киоко Асперсон.
— Я ей так завидую, — вырвалось у Эдверт. — У нее столько преимуществ.
Майджстраль посмотрел в сторону герцогини:
— Вы находите, что она достойна зависти? Я так не думаю.
Эдверт удивилась:
— А как же? У нее и деньги, и талант, она и красивая, и умная. И благородная. Так у нее еще и «Эльтдаунское Крылышко». — Эдверт вздохнула. — И доходы, и страховка.
Майджстраль улыбнулся.
— И страховка. Все верно. — Майджстраль постучал по столу кончиками пальцев. — Она — глава древнего и весьма аристократического имперского рода, а в таких семьях уделяют большое внимание воспитанию. С детства ее милости непрерывно внушали, какой она должна быть, какие на нее возлагаются надежды. Дрессура жесткая, бескомпромиссная. И начинают ее тогда, когда ребенок еще и не догадывается, что его дрессируют, да и не кончается она до самой смерти! Ее милости выпало не так уж много радостей и развлечений — семья об этом позаботилась. Дрессура должна добиться одного из трех: превратить ее в герцогиню, сломить ее либо вынудить взбунтоваться. Но она слишком сильна, чтобы ее могли сломить и слишком ответственна, чтобы взбунтоваться. У нее пять-шесть сестер и братьев, но наследницей избрали Роберту, а не кого-то из них. Ее милость являет собой успешно произведенный продукт обучения в очень трудной школе, но завидовать ей совершенно нечего. — Майджстраль повертел на пальце перстень с бриллиантом. — Мне-то ее откровенно жаль.
Эдверт воззрилась на него с холодным восторгом:
— А ведь у вас тоже древний титул, верно?
Майджстраль кивнул:
— Верно. Но я такой судьбы избежал. Мне не досталось ни денег, ни недвижимости. Стало быть, и никакой ответственности. — Он лениво пожал плечами и улыбнулся. — Но все равно приходится сталкиваться с кое-какими запретами, даже в Созвездии. Мне, например, нельзя посвятить себя некоторым профессиям, если я хочу сохранить уважение в определенных кругах. Счастье еще, что мне дозволено красть, — улыбнулся он, — а то пришлось бы стать пьяницей или охотником за приданым, а подобные занятия скучны, да и не в моем характере. Однако какой бы выбор я для себя ни сделал, — Майджстраль кивнул в сторону Роберты, — все равно мне не пришлось бы пережить того, с чем в скором времени столкнется ее милость.
Эдверт устремила взгляд на Роберту:
— Это с чем же?
— Думаю, ей придется бросить гонки. Здесь это дозволено потому, что ее имя у всех на устах и победа в соревнованиях прибавляет блеска ее дебюту в высшем свете, но потом гонки станут не нужны. — Майджстраль нахмурился, поудобнее устроился на стуле и продолжил объяснения: — Видите ли, главная цель дебюта состоит в том, чтобы показать готовность к заключению брака. За пару лет семейство подыщет ее милости партию, а потом она десять лет только тем и будет заниматься, что производить на свет маленьких аристократов, один из которых, пройдя, как и она в свое время, школу дрессуры, станет достойным роли наследника титула, и капитала, и «Крылышка», и всего остального. И беременеть ей придется по-настоящему — в древних родах о пробирочных детях и слышать не хотят. Ну а потом у нее уйдут годы на воспитание и образование детей, и только тогда, когда они подрастут, она сумеет немного передохнуть. И ей позволят превратиться в циничную старушку, отпускающую на вечеринках ехидные замечания. Но тогда она станет всего-навсего портретом в фамильной галерее, и на замечания ее никто не станет обращать внимания. От такого многие бы запили или стали бы тиранить детей, но, думаю, ее милость слишком благородна для этого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
