Все сочувствовали Лилю. Наказание в «комнате стыда» считалось самым суровым на факультете отверженных. Им изредка пользовался только Сван. Ходили слухи, что кроме холода и голода, запертых студентов истязают демоны хаоса. Те, кто побывал под лестницей, признавались, что так и не смогли заснуть, а проваливаясь в дремоту, видели кошмары и слышали голоса погибших в Академии магов. Студенты возвращались измождённые и с ослабшим даром.
Неосторожность и самоуверенность Илмы стоили Лилю двух дней жизни. В нашем положении ценился каждый час относительной свободы и благополучия. Мы невольно объединились против предательницы и сторонились Илмы. Она делала вид, что ничего не изменилось, затем заискивала, заглядывала всем в глаза, наткнувшись на глухую стену неприятия, вспыхнула и топнула ногой:
— И ладно! Мне никто не нужен! Вы все не стоите моего внимания!
Илма убежала в парк, её не видели до самого вечера. На ужин она то же не пришла. Обеспокоенная Урса выслушала историю о наказании Лиля, покачала головой и ушла. Наставница привела Илму в спальню: притихшую, подавленную, с заплаканными глазами.
Не стоило добивать её, но я всё ещё злилась и не выдержала:
— Довольна?! Будешь спокойно спать в тёплой кроватке, пока Лиль мёрзнет на каменном полу?
Остальные девушки не остались в стороне и подступили к Илме:
— Ты же знаешь, что Лиля не просто заперли. Сван лупит мальчиков дубинкой почём зря, а фейри такие хрупкие, — возмутилась Зоуи.
Илма судорожно вздохнула и закрыла лицо руками.
— Нарочно перед Сваном лезла к Лилю?! — другая сокурсница ткнула Илму кулаком. — Мы своих парней прикрываем от наставника, а ты! Такой же враг, как стихийники!
Задумчивая Жюли, прежде безучастная к разговорам, тихо заметила:
— Жалко Лиля! Сван — очень плохой человек. Жестокий.
Поднялся шум. Все наперебой стали обвинять Илму, оттесняя к окну, толкали, а она совсем не сопротивлялась, руки безвольно повисли вдоль тела, голова опустилась.
У меня нехорошо сжалось сердце. Всё не так. Я не чувствовала справедливости в угрозах и пинках, обрушившихся на Илму. Мы перестарались, защищая Лиля. Фейри осудил бы расправу. Я, как наяву, увидела укоризненный взгляд Роуза, а следом порицание в глазах Эссара. Последнего я мысленно перечеркнула и отправила в темноту забвения.
Следовало действовать, пока подруги не перешли черту.
— Остановитесь! — в один голос закричали я и Урса.
Наставница ненадолго выходила из спальни и вернулась, чтобы увидеть пик противостояния. Она вклинилась между Илмой и девочками.
— Одумайтесь! Вы же не дикие звери! — твёрдо проговорила Урса. — Она уже наказана, разве не видите?!
По щекам Илмы текли слёзы, глаза опухли. Я не ожидала, что наказание Лиля способно тронуть гордячку. Неужели и у белобрысой есть сердце?
Девушки хмуро смотрели на Урсу и Илму, но все потихоньку успокаивались.
— Нам стоит держаться вместе, — тише сказала наставница. — Поодиночке нас легко уничтожить. Мы верим, что настанет время, когда понадобятся общие усилия ради свободы магов хаоса. Не затевайте раздора из-за мелочей.
— Мы переживаем за нашего друга, — за всех ответила я.
— Я знаю, Кирстен. Это неприятно, но не смертельно. В Академии есть места и похуже комнаты под лестницей. Иногда приходится идти на малые жертвы.
Понятно, что Урса говорила о подземелье и добыче хаотита. Если верить сплетням, она провела на работах не меньше года. Это изменило Урсу: дар словно покрылся омерзительной плёнкой, кожа приобрела нездоровую бледность с фиолетовым оттенком, а глаза потемнели. Много раз мы видели, как наставница прикладывает руку к груди, борясь с болезненным приступом, а её дар истончался и словно обугливался.
— Я поговорю с деканом о методах Свана. К сожалению, Эссару не из кого выбирать. Давайте спать, галчата, — уже мягко сказала Урса. — Завтрашний день будет светлее.
Все вернулись к обыденным делам. Укладываясь, я вспомнила о Жюли. Маленькая ведьма сидела на кровати и расчёсывала волосы.
— Помогу? — Я присела рядом и, не дожидаясь разрешения, отобрала у неё расчёску.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Давай, — Жюли улыбнулась, но как-то грустно и опасливо.
Проведя по медному, густому шёлку несколько раз, я не стала долго подбираться к сути, а спросила прямо:
— Тебя что-то тревожит? Знаешь, бывает так гадко на душе, а поговоришь с кем-нибудь и беда не беда. Всё сразу кажется простым и понятным.
Жюли напряглась. Пальцы сжали край кровати. Она не отклонилась, но поза говорила о готовности вскочить и убежать. Мой взгляд остановился на её хрупких руках: на запястьях расплылось несколько синяков.
Жюли поспешно набросила на колени одеяло и спрятала под него руки. С маленькой колдуньей произошло что-то очень плохое, но она упорно молчала.
Как же тебя разговорить?
— Я не лезу в душу, но если захочешь рассказать, то всегда выслушаю, — отложив расчёску, сказала я. — Если тебя кто-то обидел, то вместе накажем. Ты же видела, как я наподдала Илме в первый день?! Могу и парня поколотить!
На лице Жюли появилась бледная улыбка.
— Или пойду к Эссару, потребую разобраться. Он декан или кто?!
Последнее было лишним. Жюли испуганно помотала головой.
— Нет-нет! Не нужно!
Я обняла её за плечи. Нежная и грустная девочка прижалась ко мне. Жюли была самой младшей из студентов. Все невольно старались оберегать её, а Урса относилась с особой теплотой. Наставнице не удалось вытащить из Жюли правду. Не удалось и мне.
В голову пришло лишь одно:
— Пойми, когда ты молчишь о зле, ты помогаешь ему происходить. Сегодня страдаешь ты, а завтра беда коснётся Зоуи или вон Илмы. Хотя Илму бы я сама побила. Если не остановить зло, его станет много.
Жюли не отвечала, только громко сопела. Потом всё-таки вздохнула:
— Я попробую остановить зло. Не сегодня, но обязательно наберусь храбрости и расскажу. Обещаю!
27.
В кровати я вертелась с боку на бок не в силах расслабиться. Думала о разговоре с Жюли, о Лиле, запертом под нижней лестницей. Как он там? Насколько правдивы истории про жуткие ночи в «комнате стыда»?
Я прислушалась. Сокурсницы уже спали. Урса тихо покашливала и тяжело дышала. Только Илма тихо плакала, накрывшись одеялом с головой. Жалобно так, точно потерявшийся, голодный котёнок. Я постоянно слышала её страдальческое сопение и всхлипы.
Как тут уснёшь?!
Задохнувшись, Илма высунулась из укрытия и громко захлюпала носом.
— Спи ты, предательница! — не просыпаясь заворочался кто-то из девочек.
Илма сдержала следующую волну рыданий, но я-то всё прекрасно слышала. На душе было неспокойно. Осторожно поднявшись, я в темноте скользнула на постель Илмы и пристроилась с краю. Белобрысая затихла и настороженно таращилась, выжидая, что произойдёт дальше.
— Прекрати реветь, — грозно потребовала я. — Слезами Лилю не поможешь.
— А как? — Илма приподнялась на кровати.
— Никак! — огрызнулась я.
Я не видела никаких возможностей, чтобы вытащить друга. Ключ от «комнаты стыда» всегда был у Свана. Наша Урса никогда не прибегала к столь суровому наказанию, считая, что беседа и внимание полезнее порки.
Не грабить же Свана?!
Любая попытка выкрасть ключ и освободить фейри тут же станет известна. Бесполезная и опасная затея.
Илма шмыгнула носом, готовясь снова разрыдаться. Я встряхнула её за плечи:
— Цыц! Лиль сильный и смелый. Фейри не так просто сломать. Посидит немного. Всего два дня.
— Он там мёрзнет и голодный… Я не хотела, чтобы так вышло, — вдохнула Илма. — Иногда я становлюсь такой упрямой и вредной: сама не понимаю, что творю. Лиль ни разу не упрекнул. Даже сейчас, просил беречь себя.
— Если бы ты нарочно хотела подставить Лиля, я бы тебя сама в ту комнату запихнула, — усмехнулась я, борясь с неожиданной горечью от слов Илмы.
Зная о наказании, Лиль всё равно защищал Илму, а я терялась в догадках, что это: магия клятвы фейри или искренние чувства. Не может же Лиль любить Илму! Или может?
