– Чтобы Том переодевался в папину одежду, клеил себе седые брови и надевал голубой парик, такого быть не может! – возмутилась Ева. – Я немедленно иду в полицию и покажу там это письмо. Может, оно заставит их поверить в то, что Том не виноват.
Спустя два часа, несколько успокоившись, потому что сделала все, что в ее силах, чтобы вытащить мужа из тюрьмы, Ева возвращалась домой из полиции. И только женщина шагнула к двери, как она с треском распахнулась ей навстречу. Будь Ева менее расторопной, ходить бы ей с расквашенным носом. А так она только помяла поздние астры на клумбе. Ураган, распахнувший дверь, был ее сестрой Кати, которой не терпелось побеседовать с Евой. Поэтому, не дожидаясь, пока она войдет в дом, Кати ринулась встречать ее на крыльцо.
– Смотри, что я получила! – закричала она, размахивая точной копией письма, полученного Евой. – Этот убийца не желает успокоиться. Сегодня ночью он пытался проникнуть ко мне в палату и убить меня, а когда ему это не удалось, послал мне вот это письмо.
– Видите, я знала, что Том не виноват! – с торжеством сказала Ева, входя в дом, где собрались уже все родственники, чтобы обсудить положение. – Уж тут полиция должна будет признать, что ночью Том был дома. Это может подтвердить куча народу, да вы все можете это подтвердить.
– Хм, мы все любим и тебя, и Тома. Однако при всем желании можем подтвердить только, что видели, как Том вечером отправлялся спать в вашу комнату, а утром вышел оттуда. Но если мы будем уверять, что Том всю ночь был дома, полиции покажется это странным, – сказала Еве тетушка Ильзе.
– А почему ты считаешь, что тебя пытались снова убить? – спросил Ганс у Кати, чтобы переменить тему разговора.
– Если бы вам на лицо положили подушку и пытались вас задушить, что бы вы сказали? – сердито спросила Кати. – Жаль, что я не смогла задержать этого парня. Но жару я ему задала. Кстати, Ева, ты не согласишься оплатить стоимость одной больничной кровати, двух стульев и капельницы, а также ремонт двери? Хотя, по правде говоря, ремонтом ее уже не спасти. Надо бы новую. Но зато у меня есть клок его волос! – И Кати с торжествующим видом показала всем несколько волосинок.
Присутствующим немедленно стало не по себе. На ладони Кати лежало несколько длинных рыжих волосинок, которые вполне могли принадлежать Тому…
– В общем, теперь я перебираюсь жить к вам, – заявила Кати, повергнув Ганса в состояние транса. – Жизнь в Хайденгейме стала слишком опасной. Понятное дело, что Санджай тоже пока поживет здесь.
Ганс застонал и, покачиваясь, побрел прочь. Его утешало только то, что полиция скоро расколет Тома, и он признается, где спрятал тело Вернера. Тогда обоих супругов можно будет предать земле, и вся эта свора родственников уберется из его дома.
Сидя в полиции, Том все отрицал. Он уверял, что свидетель, который якобы видел его выходящим из театра и садившимся в бежевый «Опель Вектор», подкуплен. Что сам Том сроду не держал в руках оружия, нет у него и синего парика, в морг же на бежевом «Опеле» ездил кто-то другой из родственников.
– Поймите, – говорил он комиссару, – этой машиной пользовались все гости, приехавшие на похороны. Я тоже воспользовался ею для поездки в театр, а кто брал ее в остальное время, меня не касалось. Ключи от этой машины постоянно висели на гвоздике в холле, так что любой из гостей мог воспользоваться ими и отправиться в Хайденгейм, пока я сидел в фойе театра и умирал от скуки.
– Хорошо, мы забудем про эту историю, если вы вернете нам тело Вернера, – пошел на хитрость комиссар. – В этом-то вы можете признаться? Много вам за это не дадут, похищение трупов – не то дело, за которое грозит несколько лет тюрьмы. Верните нам труп, а мы забудем, что вы могли стрелять в Кати.
«Пока забудем, хитрая ты бестия, – подумал комиссар. – Доказательств у нас маловато, только то, что размер твоей ноги совпадает с размером обуви человека, караулившего в кустах бедную Кати. Да и свидетель, что тебя видел возле театра, не очень надежен – какой-то пьянчужка. Вряд ли судья поверит его словам, но если бы мы нашли в твоих вещах тот самый девятимиллиметровый «вальтер», из которого убили Монику и ранили Кати, или синий парик, то тебе, рыжий лис, было бы несдобровать».
«Как же, верну я тебе труп своего дорогого папочки, – думал в это время Том. – Нашел дурака. Ничего-то у вас нет против меня, господин комиссар».
– Но предупреждаю, – громко сказал комиссар, видя, что подозреваемый не спешит облегчить свою совесть, – тело Вернера мы найдем и сами. Мы обязательно найдем людей, которые видели в день похищения вашу машину и которые запомнили, куда она поехала.
– Дело ваше, – хладнокровно почесывая ухо, проговорил Том. – Но вам никогда не удастся доказать, что в машине рядом с трупом Вернера сидел именно я. Повторяю, что это мог быть любой из гостей, которые собрались в доме Ганса. Все они пользуются бежевым «Опелем», Ганс специально выделил его для наших нужд.
«А ведь прав, мерзавец, нет у нас против него веских улик. На суде над нашими догадками только посмеются», – подумал комиссар, а вслух сказал:
– Ну да, так я и вижу, как ваша тетушка Ильзе, которая и свои-то ноги еле передвигает, бодро взваливает себе на плечи труп Вернера и тащит его к машине. А потом еще и из машины, не оставлять же его там навсегда.
В это время в дверь ворвался Франц с выражением совершенно идиотского, на взгляд комиссара, счастья на лице. Счастлив он был по двум причинам. Первая и основная заключалась в том, что ему удалось кое-что выяснить. Оказывается, только две девушки из дюжины с лишним невест Вернера покинули Германию, а остальные болтались где-то здесь. И наконец ему удалось найти пожилую супружескую пару, чей домик стоял вблизи дороги на Дахау. Все свободное время, которого у стариков было предостаточно, они проводили зимой, сидя возле окна и глядя на проезжающие по дороге автомобили, а летом – на лужайке возле их дома, любуясь все той же дорогой.
Светло-бежевый «Опель» они запомнили потому, что машина проехала мимо них целых четыре раза, и еще потому, что у стариков была точно такая же, только серого цвета. Правда, она отдала концы еще три года назад. Поэтому, увидев автомобиль в первый раз, старики посетовали, как им не повезло с машиной, вот у некоторых такая же до сих пор бегает. Потом супруги пошли пить кофе, а когда вернулись, снова увидели знакомую машину, возвращавшуюся обратно. На следующий день они опять видели эту машину два раза. Все это они и рассказали вежливому молодому человеку из полиции, когда он заглянул к ним. К сожалению, проехать с ним супруги не могли и, ссылаясь на старость, остались дома.
– Немедленно к ним, – скомандовал комиссар. – Возьмите собаку и этого рыжего, – он ткнул в Тома, – тоже возьмите с собой.
Чем ближе полицейская машина подъезжала к домику стариков, тем мрачнее становился Том. Вся компания вошла в уютный двухэтажный домик с небольшим садиком. Домик был всем хорош, если бы не огромный пустырь за ним, который некоторое время назад был приспособлен под свалку. Правда, это место от домика стариков отделяли высокий забор и еще шеренга стройных тополей, но сути дела это не меняло.
– Узнаете? – спросил у пожилой четы комиссар, кивая на Тома, после того как было покончено с приветствиями.
– Что? – не понял старик. – Повторите, я плохо слышу.
Комиссар повторил.
– Откуда нам его знать? – удивился старик. – Разве что он сын моей покойной сестры Греты. Ты не ее сын, а, парень? Хотя вроде бы у всех ее детей было врожденное косоглазие.
Том поспешно отказался от такого родства.
– Тогда не знаю.
– Он сидел за рулем бежевого «Опеля», который вы видели позавчера целых четыре раза, – подсказал хозяину домика комиссар.
– Машину видел, а вот кто в ней сидел, это извините. Зрение у меня уже не то, что в молодости. Тогда я бы вам рассказал не только кто сидел в машине, но и какого цвета у него портки.
– Фриц! – одернула его жена. – Извините его, господа, но он вовсе не то хотел сказать.
– Откуда тебе знать, что я хотел сказать, если после пятидесяти лет супружества ты все время покупаешь мне теплые нижние штаны, которые я сроду не носил, – заворчал на нее старый Фриц.
– Давайте вернемся к машине, – поспешно перебил его комиссар. – Так вы не видели, куда она поехала?
Старик кинул на него недовольный взгляд.
– Чем вы слушаете? – поинтересовался он.
– Фриц! – снова воскликнула жена.
– Что Фриц! – тоже закричал старик. – Я только сказал, что зрение у меня не то, что раньше, но я не говорил, что совершенно слепой. Мы оба прекрасно видели, как машина свернула на свалку, что муниципалитет устроил на некогда чудесном лугу, который раньше был за нашим домом. Там росли прекрасные полевые цветы и паслись овцы. И мы с женой могли там гулять, а не просиживать целыми днями, глазея на проезжую часть дороги.
