Рефери удостоверился, что все готовы и швырнул черный диск на лёд. Резкий мах и в седьмой раз шайба отлетела к Казимиру. Он тут же перевёл её на другой край физоргу Самсонову, который вдоль борта переправил дальше в среднюю зону на Мефодия.
— Миф придержи! — Гаркнул я, и полетел в атаку. — Дай на ход!
— Шайбу! Шайбу! — Засвистели трибуны, которых счёт ноль — ноль не устраивал.
Мефодий четко выполнил моё требование — вовремя отпасовал, и я на хорошей скорости сместился вправо, где меня вновь поджидал очень жесткий и неуступчивый защитник Жидков.
— Василич встречай! — Заблажил от ворот Коноваленко на Славу Жидкова. — Дай, как следует!
«Дай, — хмыкнул я. — Ты меня поймай, чтоб дать». Я резко показал, что пойду в зону атаку вдоль борта, но ушел в центр и второго игрока обороны радиаторного цеха просто снёс. Жидков махнув клюшкой, врезал мне по рукам. Однако чистейшие две минуты штрафа никто и не подумал свистеть. От чего планка у меня упала, злость вскипела, и я со всей дури зарядил по воротам с семи метров. Непонятно как, но Коноваленко среагировал и отбил шайбу в правое закругление.
Я ломанулся за ней и опять жестко столкнулся с Жидковым. Мы обменялись парой ударов по корпусу, и я, заложив резкий обманный крюк влево, ушёл вправо. Защитник же вместо меня воткнулся с размаху в борт. И оставшись на доли секунды без опекуна, подкидкой по воздуху я прострелил на единственного нападающего Кирилла, который поддерживал мою атаку. И вдруг второй игрок обороны радиаторщиков, прерывая мой пас, неловко влетел в собственного вратаря Коноваленко. Шайба юркнула между игроками, и ПТУшкник Кирилл просто поставив клюшку на лёд, замкнул опаснейшую передачу. Чёрный резиновый диск затрепетал в сетке!
— Гол! — Заорали болельщики.
— Гол! — Завыла из последних хилых сил моя команда.
Всю остальную часть десятиминутного первого тайма мы терпели в защите. Даже я перестал бегать в атаку, потому что силы нужно было жестко экономить. Обычно пересекая центральную красную линию, я вбрасывал шайбу в зону радиаторщиков и требовал, чтобы оба ПТУшника Кирилл и Мефодий бежали туда бороться. «Ничего, пусть перед своими девчонками повыделываются, попотеют», — думал я.
— Как дальше играть будем? — Спросил в перерыве запыхавшийся физорг Самсонов. — Чую жопой не дотерпим.
— А ты Палыч другим местом попробую почуять, — подколол Данилыч, которого в первом тайме я не выпустил ни разу.
— Кстати, идея, — вдруг появилась шальная мысль. — Сейчас сразу вначале второго тайма, пока есть силы, я пролезу в атаку и легонько брошу в Коноваленко.
— А смысл? — Спросили разом почти все.
— Он шайбу поймает, а это значит, вбрасывание будет в их зоне, — я кивнул в сторону правой половины поля, где до этого играли мы. — Студенты займут место защитников, а в края выпустим свежих Данилыча и Игоревича и погоняем шайбу в позиционном нападении, как мы это делали на тренировке.
— Вдоль борта? — Спросил на уточнение Кирилл.
— Да. На две минуты их запрём за синей линией, если забьём — здорово, если нет — собьём наступательный порыв, — я глянул на судью, который уже встал на центр хоккейной коробки. — Пошли на лёд.
— Эх, — закряхтел, перелезая через борт Данилыч, — забивать так с музыкой.
На исходе второй минуты второго тайма, пока мы гоняли резиновый диск в зоне атаки, Коноваленко так орал на своих игроков, что даже немного охрип. Трибуны свистели и улюлюкали. Защитник силового плана Слава Жидков испсиховался.
— Кир, набрось я на пятак пошёл! — Наконец скомандовал я что-то более конструктивное, чем простой контроль шайбы.
Я ворвался в непосредственную близость ворот легенды советского вратарского ремесла. Получили снова по рукам клюшкой от Жидкова. Двинул в ответ его плечом. И красиво летящую шайбу, которую запустил бывший ПТУшник Кирилл, ударил резким махом клюшки вниз. Коноваленко ожидавший броска верхом не успел сесть на колени и пропустил вторю обиднейшую шайбу, которая скользнула между щитков.
— Да-а-а! — заорал я, так как задолбался отгребать по рукам от Славы Жидкова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы чё б…ь, еб…ом щёлкаете, б…ть, шайбу б…ть из зоны вывести сука не можете! — Заорал на своих оборонцев Виктор Сергеевич. — Пошли б…ть вперёд, чтоб смели нах… этих ремонтников, сука! Пи…ц, б…ть!
— Данилыч, Игоревич на смену, студенты возвращаетесь в края нападения, — выдохнул я. — Сейчас наш план — это защита бетон. Кир и Меф в атаку теперь будет бегать одни, вдвоем.
— Ванечка, привет! — Заорали девчонки из общаги около нашей скамейки запасных, поддерживая под руки хмурого и молчаливого соседа Василия.
Я махнул рукой, дескать вижу, что Вася вроде живой и скомандовал своей инвалидно-валидольной команде:
— Встали мужики, мы, рабочий класс, и другого выхода как терпеть — у нас на сегодня нет!
И хоть под конец игры Боря Немчинов одну шайбу нам затолкал, победу со счётом 2 — 1, и выход в полуфинал мы добыли честно, кровь и потом. Поэтому трибуны после финального свитка очень тепло приветствовали наши ремонтные цеха, инструментальный и механический.
Глава 18
Существует расклешированная и популистская псевдонаучная теория, что именно труд сделал из обычной бытовой мартышки обычного бытового человека. Почему псевдонаучная? Потому что ещё ни один конь, что пашет всю жизнь, не перевоплотился в разумное существо, которое бегает по магазинам, смотрит телевизор и выпивает по выходным в компании таких же коней и кобыл, как он сам. Потому что ещё ни один ездовой олень, не встал на две ноги и не задумался о том, что олениха ему что-то не договаривает. И наконец, ещё ни один бобер, стахановский строитель плотин и запруд, не получил высшего технического образования, чтобы построить настоящую гигантскую плотину, опоясывающую весь земной шар.
Отсюда вывод, что человека таким, какой он есть сейчас, сделал хоккей. Сначала один орангутанг спустился с дерева, взял загнутую на конце палку, чтобы почесать себе спину, и случайно шлепнул ей по гладкому небольшому камушку. Камень отлетел к кустам, где в это время мирно отыскивали паразитов в шерсти друг друга члены семьи гориллы.
Конечно, глава гориллисполкома такой наглости от орангутанга стерпеть не смог, поэтому он тоже взял палку с загнутым концом, и шмякнул ей по камню в обратном направлении.
— У у у! — Сказал он орангутангу. Что в переводе на человеческий язык звучало примерно так: «Слышь ты, волосатое чудовище, ещё раз такое повторится, я тебе пасть порву, и шерсть всю выдергаю себе на свитер!»
— Ху ху ху! — Ответил орангутанг. Что означало: «Сунь себе банан в одно место тупая гора мышц, куда хочу, туда верчу!» И в доказательство член отряда приматов засандалил камень снова по воротам гориллы.
— У! То есть, чтоб тебе самки давать перестали! — Рыкнул в ответ родственник из того же семейства гоминидов, и долбанул клюшкой камень на противоположную половину поля.
— Ху! То бишь, чтоб тебе и самки давать перестали, и чтобы руки твои горилльи отсохли! — Высказался игрок из команды «Орангутанг Сенаторз» и ловким кистевым броском забил первый гол в истории хоккея, угодив при этом камнем в любимую самку капитана команды «Горилл Рейнджерс».
— И и и?! То есть, куда ты смотришь, ленивая задница? Твоей бабе, другой мужик грязные намёки средь бела дня делает, а ты ушами хлопаешь! — Взвизгнула любимая жена центра нападения. — И вообще, где обещанный пятизвездочный отель на берегу Ледовитого океана? А то у меня от постоянной жары кожа на мордочке вся в морщинах!
Кстати и лучшему бомбардиру из «Орангутанг Сенаторз» тоже от подруги дней суровых перепало:
— О о о?! То бишь, что ты хорошего в этой сучке нашёл? Волос нет, морда просит кирпича! И вообще, где обещанная новая трёхкомнатная квартира с евроремонтом, взамен старого бунгало, которое смыл тропический ливень три месяца назад?
Такого удара по самолюбию от своих кармических половинок капитаны хоккейных команд не стерпели, поэтому первая игра закончилась первой же потасовкой, Примат Орангутанов дал в ухо Гомину Гориллову. А Гориллов организовал фонарь под глазом товарищу Орангутанову. После чего мужики раскурили одну маленькую сигару из листьев коки и глотнули напиток из перебродившего винограда, договорившись при этом о матче реванше на завтра, на этом же месте, в этот же час.
