— Ты ему нравишься, Карен. Конечно, ты ему нравишься. Ты мила, обаятельна и интересна. Ты привлекательна в сексуальном смысле. Я это знаю, именно потому что голубой. Но так уж устроены все джефри этого мира: подобрать красотку, выдержать класс, выжать все самое лучшее. Это деньги, очень большие деньги. Да, ты лучше других, но Джуна Джэррик — племянница сенатора. Нечестно, конечно, но таков этот мир.
Она прочитала объявление о помолвке в «Таймс». Даже теперь, на ступеньках лестницы дома 550, у подъезда которого ее ждет лимузин, чтобы отвезти на интервью в студию Эл Халл, Карен вновь переживала острую боль того момента и последовавшие за ней пустоту и отчаяние.
Созданная ею коллекция имела громадный успех. Одежда пошла в оптовую торговлю. Портреты Карен появились в прессе и модных журналах. Но она была несчастна. Одной работы ей было недостаточно. По сравнению с Джефри, другие мужчины казались какими-то нереальными — призраками, лишенными плоти и крови. Она обзавелась календарем и угрюмо вычеркивала из него черные цифры, отмечая, сколько еще осталось до самой черной — дня свадьбы Джефри. И вдруг, как с того света, — звонок от Лиз Рубен.
— Я бы хотела встретиться с тобой, Карен, — сказала Лиз. — Ты смогла бы зайти ко мне прямо сейчас?
Как всегда, Карен сказала ей:
— Да.
Придя к ней, Карен была потрясена видом Лиз. И всегда-то худая, та превратилась теперь в настоящий скелет. Глаза Карен расширились, но вслух она ничего не сказала. Лиз тоже ничего не объясняла. Этого и не требовалось.
— Я видела твою коллекцию для Блайта Спиритса. Очень хороша.
Это была первая и последняя похвала, которую она услышала от Лиз.
— Возвращайся. Будешь работать здесь. Мне надо кому-то передать компанию. Врачи обещают мне еще шесть месяцев жизни. Я хочу, чтобы за это время ты сделала весеннюю коллекцию.
Кто-то другой, может быть, счел бы разумным отказать Лиз, но Карен вернулась к работе с ней. Лиз умерла в том же году осенью. Вот так и получилось, что в двадцать пять лет от роду Карен унаследовала трон. Всегда падкая до сенсаций пресса наделала много шума как по поводу весенней коллекции Лиз Рубен, так и на тему «из грязи — в князи» — о золушке Карен. Ее называли «коронованной принцессой моды». Карри Доннован поместил ее портрет в профиль в журнале «Таймс», ей было посвящено телеобозрение программы «W».
Карен не задевало, что ее имя не стояло на торговой марке созданной коллекции: это была дань уважения Лиз. В ее память.
Да, работа спасла ее от переживаний по поводу Джефри. У нее была даже парочка коротких романов. Но, при всем том, она упорно высчитывала месяцы, недели и дни, оставшиеся до намеченной свадьбы. Карен хранила вырезку с объявлением о свадьбе и часто рассматривала фотографию Джуны. В простом льняном платье, с двойной ниткой настоящих бриллиантов на шее, соперница казалась ей совершенной красавицей. Время от времени Карен не могла удержаться и «чтобы развлечься», встречалась в баре с Перри Сильверманом; на самом деле она, конечно, пыталась выведать новости о Джефри.
— Брось это! — предупреждал ее Карл, но она продолжала бередить рану, несмотря на причиняемую боль.
Она получила записку Джефри с предложением встретиться за шесть недель до намеченной свадьбы.
Она знала, что должна была ответить отказом. Но не отказалась. Они встретились в баре, чтобы «пропустить по рюмочке». Потом это переросло в обед, где было еще больше вина, и, естественно, все завершилось постелью. В постели у них, как всегда, было все в порядке.
Карен ни о чем не спрашивала. Первую ночь трахались чуть ли не каждый час. Джефри вцепился в нее, как цепляются утопающие, а она воспринимала его отчаяние, как разновидность признания в любви. На следующий день Карен ушла на работу рано утром, не разбудив его и не оставив записки. Часом позже Джефри позвонил ей на работу. Это был первый его звонок к ней.
Карен не позволяла себе размышлять на тему, кто кого обманывал: они с Джефри — невесту, или же если отсчитать назад еще несколько месяцев, то он с Джуной — ее? Она вообще не могла ни о чем думать. Она только знала, что не может жить без ощущения его тела и что он чувствует то же самое. Он стал приходить к ней домой каждый вечер, иногда поздно ночью. Она не расспрашивала и никогда не отказывала. Она не сообщала об этом Карлу: тот бы взбесился. За двадцать один день до свадьбы Джефри сделал ей предложение. Если это и было несколько поздновато, что ж — она могла утешаться тем, что теперь стало модным слегка опаздывать. Вина, которую она могла бы почувствовать перед Джуной, утонула в переполняющей ее волне радости. Тут уж ничего не поделаешь. В конце концов она знала и любила Джефри намного раньше Джуны.
Карен не расспрашивала Джефри о том, что он сказал Джуне или своей семье. Но когда наконец ее представили Каанам, Карен почувствовала, что родители Джефри осуждают ее. Их недовольство не прошло и после свадьбы Джуны и Перри. Скорее наоборот, осуждение только усилилось. Но Карен была так упоена радостью победы и своим обладанием Джефри, что все остальное не имело ни малейшего значения. Джефри был и навсегда останется ее сказочным принцем, ее первой любовью. Когда он объявил, что собирается помочь ей сделать карьеру, она обрадовалась. Когда он разработал детальный план создания ее компании, она была растрогана до слез. Когда он нашел кредиторов, финансирующих их начинающееся предприятие, она была почти в экстазе. Ну а когда он сказал, что отказывается от собственной карьеры, чтобы посвятить себя ведению ее дел, она поняла, что никто на свете так не любит ее, как Джефри.
Вот так она и оставила компанию Лиз Рубен и начала создавать собственную — К. К. Inc., что, как теперь стало очевидно, было очень вовремя: экономика процветала, и доходы от инвестиций казались безграничными. В конце восьмидесятых годов имя Карен Каан становится широко известным в мире моды. И даже теперь, когда с деньгами стало напряженнее, а заказчики стали более требовательными, все равно женщины предпочитали покупать ее продукцию, пусть дорогую, но гарантирующую качество. И все это стало возможным благодаря Джефри.
Но она никогда не была уверена в нем на сто процентов, как не была уверена в том, что она делает или над чем работает. В этом были ее сила и слабость одновременно. Карен всегда жила под страхом потери работы, денег, мужа…
И теперь, в момент, когда она должна быть максимально собранной, она чувствовала себя так неуверенно, как никогда раньше.
Мерседес уставилась на нее с таким видом, как будто вопреки всей своей чопорности напевала про себя детскую дразнилку: «Плакса-плакса, под носом клякса». Облизнув пересохшие тонкие губы, Мерседес обратилась к Жанет:
