Фремлин был мрачен, плотно сжатые губы его побелели. Он о чем-то тихо говорил с птицей, нежно держа ее в ладонях. Его воркование было одновременно и безмерно ласковым, и очень серьезным. Птица слушала со всем вниманием, не издавая ни звука в ответ, хотя в другое время курлыкала бы от счастья, предвкушая воздушную прогулку.
Но вот Фремлин подбросил голубя в воздух. Крикун не стал кувыркаться в воздухе, а устремился к цели, словно метко пущенная стрела.
Стремительно стемнело.
В бархатном небе замерцали звезды.
И тут с неба камнем упал крикун. Очутившись на земле, птица забилась, пытаясь встать на ноги. Наконец ей это удалось, но она захромала, издавая хриплые жалобные звуки.
Фремлин кинулся к питомцу, что-то приговаривая на диковинном птичьем наречии, осторожно взял голубя в ладони и поднес к свету костра.
— Что с ним приключилось? — спросил Рихтер. Лицо главнокомандующего, озаренное оранжевыми сполохами пламени, казалось маской, высеченной из камня.
— У него крыло пробито стрелой! Она прошла насквозь и сильно оцарапала спину, — объяснил Фремлин.
— Он выживет?
— Возможно, — ответил голубятник. Однако было не похоже, что Фремлин в состоянии оказать своему питомцу необходимую первую помощь, ибо его самого трясло словно в лихорадке.
— Спроси птицу про других, — приказал голубятнику Рихтер.
Тотчас Фремлин и птица заговорили между собой. Все хранили гробовое молчание, замерев в ожидании.
— Голубь утверждает, что милях в трех отсюда находится город, обнесенный каменной стеной... Полуразрушенный город... Крепостные стены охраняют солдаты в мундирах армии Джерри Мэтабейна. Стало быть, мы у цели.
Фремлин говорил стремительно, глотая окончания слов. Он понимал, что если сделает хоть малейший перерыв, то чувства возьмут верх над разумом, и не намеревался этого допускать.
— А остальные крикуны?
— Мертвы.
— А почему птица так в этом уверена?
— Крикун видел солдат, которые подстрелили его и, как он считает, убили остальных. Да я и сам пришел к тому же выводу, прежде чем он заговорил. — Он прижал птицу к груди, нежно согревая ее дыханием. Голубь то и дело вздрагивал, тычась клювом в свое окровавленное крыло. — Но самое худшее вовсе не это... — вдруг произнес Фремлин.
— А что? — кратко спросил Рихтер.
— Птица полагает, что люди на крепостных стенах, заметив его, вскоре пошлют вдогонку патрульную летающую машину. Голубь поначалу намеревался сделать отвлекающий маневр, чтобы сбить их со следа, но сил ему хватило лишь на то, чтобы добраться сюда напрямик и предупредить нас об опасности...
А в темном небе уже слышалось странное жужжание — с северо-востока неумолимо приближалась летающая тарелка, омываемая потоками ночного ветра...
Глава 19
— Тушить огонь! — рявкнул главнокомандующий Рихтер, вернув к действительности ошеломленных солдат, которые, казалось, были слегка загипнотизированы монотонным жужжанием.
Мэйс метнулся к огню, вполголоса бранясь, и вылил в костер кастрюлю супа. Угли яростно зашипели, в воздух взметнулись клубы пахучего пара, и молодой великан едва успел отпрянуть. Подоспевший ему на помощь рыжеволосый юноша по имени Тук принялся быстро затаптывать мерцающие красные головешки.
Тут над их головами в бархатной синеве неба появился темный круг, заслонивший звезды. Тарелса! Ее тихое жужжание сводило людей с ума, хотя ровным счетом ничего зловещего в нем не было.
— Может, они нас не видят? — шепотом спросил Грегор.
Тихий голос его показался окружающим оглушительным.
— Черта с два... — ответил Мэйс.
Отлетев футов на пятьсот, тарелка поднялась выше, развернулась — и ринулась прямо на них. И ночь взорвалась грохотом! Казалось, одновременно по твердому дереву застучали тысячи молотков. Нет, это напоминало скорее оглушительную барабанную дробь, правда, без присущего ей ритма и гармонии.
— Это выстрелы! — сдавленно прошептал Потрясатель Сэндоу.
Прежде ему никогда не приходилось слышать ружейных выстрелов. Но вот кое-какое оружие, пережившее Великое Небытие, он видывал и отчего-1то был уверен, что оно стреляет именно с таким звуком.
Прямо под ногами солдат, там, куда угодила первая очередь, взметнулись фонтанчики пыли. Жужжание срикошетивших от камней пуль походило на голоса злобных насекомых. Солдаты, стоявшие дальше всех от тростниковых зарослей, опрометью кинулись к чаще, — их пули и настигли в первую очередь. Многие из них даже не успели вскрикнуть от боли, прежде чем сердца их остановились навеки. Во все стороны брызнула горячая кровь, орошая лица их еще живых и невредимых, но оцепеневших от ужаса товарищей...
Через мгновение все они, повинуясь какому-то идущему изнутри импульсу, не задумываясь ничком упали наземь и покатились к бамбуковым зарослям. Там они быстро встали на четвереньки и поползли вперед, продираясь сквозь, жесткие стебли, царапающие лица. По щекам их текла кровь, лбы тоже были окровавлены — они почти ослепли от крови... Когда же не стало сил ползти дальше, они ничком упали на камни и прильнули к ним, моля богов о спасении, как еще недавно молили их там, в страшных заснеженных горах...
Стрелок выпустил очередь по зарослям, но твердые стебли помешали многим пулям достичь цели. Однако пули пробили котелки и миски, раскиданные возле костра, те со звоном покатились по земле и замерли.
Теперь слышалось лишь жужжание тарелки.
Люди вдыхали запах земли. И тошнотворный запах страха.
Пилот, однако, не удовольствовался достигнутым. Сделав круг, он возвратился. Теперь летающая машина шла гораздо ниже, едва не задевая верхушки стеблей тростника, которые сильно раскачивались от воздушных струй. Он летал над зарослями, словно поджидая, пока кто-либо из уцелевших покажется по неосторожности. Звук двигателя был негромок, но отчетливо слышен.
Потрясатель Сэндоу осмотрелся и никого подле себя не увидел. Впрочем, просматривалась территория всего футов на шесть во все стороны. То, что никого не оказалось рядом, даже отчасти обрадовало Сэндоу, ведь чем меньше людей рядом с ним, тем меньше вероятность быть замеченным...
Вокруг было неестественно тихо, словно весь мир в одночасье умер. Стих даже ветер. Потрясатель слышал лишь заунывное неумолчное жужжание двигателя летающей тарелки.
Но вот Сэндоу понял, что тишина эта очень обманчива. Ему казалось, будто вокруг царит безмолвие, лишь оттого, что он всецело сосредоточился на этом жужжании, дожидаясь очередной вражеской атаки. Теперь же он расслышал хрипы умирающих и стоны раненых. Слева от него кто-то захлебывался собственной кровью. И этот предсмертный хрип, который наверняка слышал и пилот, был вернейшим доказательством тому, что враг вскоре повторит нападение. Справа от Сэндоу тихо переговаривались двое. Один из них был ранен — это чувствовалось по голосу, полному боли. Другой, похоже, пытался как-то помочь своему незадачливому другу. Слов Потрясатель разобрать не мог. Чуть поодаль кто-то глухо всхлипывал от боли и ужаса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
