Николай не спеша вынул корреспондентскую карточку и прикрыл глаза, сосредоточиваясь. Руки потеплели, налились кровью, зашумело в висках. Знак начал пульсировать.
– Вы репортер, господин Лунин? – удивился офицер, вертя в руках документ. Появление корреспондента в вечерние часы в этом гиблом месте заинтересовало даже его.
– Я корреспондент, – медленно выговорил Николай, стараясь чтобы слова шли в такт с ритмом Бегущего Солнца, – я имею право ходить здесь…
Офицер замер, а затем столь же медленно произнес:
– Вы… корреспондент. Вы имеете право… ходить здесь… Николай улыбнулся.
– Отдайте пропуск!
Офицер протянул карточку и застыл.
– Руки вверх! Все! – неожиданно для себя приказал Келюс и через секунду мог полюбоваться зрелищем, которое наверняка порадовало бы его деда.
– С поднятыми руками… Сто шагов вперед… Затем забыть обо всем, что здесь было… Марш!
Патрульные, неуклюже пошатываясь, сделали первый шаг. Зрелище было жутковатым, словно офицер и ретивые юнкера разом лишились воли, превратившись в безвольных кукол. Келюс вдруг понял, что так оно, собственно, и случилось.
Он заставил себя досмотреть все до конца. Патруль дошагал почти до перекрестка, затем все разом опустили руки, офицер удивленно обернулся, что-то сказал юнкерам, затем как-то неуверенно пожал плечами… Николаю стало страшно. Во время болезни ему казалось, что бояться нечего и некого. Но тогда в нем говорила болезнь, теперь же… Кем он стал? Хозяином древней силы, подвластной Бегущему Солнцу, – или слугой?
Вещи едва заполнили половину рюкзака – за эти месяцы имущество Келюса пополнилось, кроме немецкой бритвы, подаренной Макаровым, только несколькими книгами, купленными на букинистическом развале. Лунин забежал в университетскую библиотеку, надеясь застать там Кагарова, но Евгения Георгиевича не было. Николай вспомнил, что начался учебный год и профессор наверняка читает лекцию в одном из университетских корпусов. Он решил оставить Кагарову записку, но затем спохватился. Завтра, чем бы ни закончился его замысел, все его знакомые немедленно попадут под подозрение.
К полковнику Колтышеву он все же зашел. Было бы странно, если бы Лунин не нанес прощальный визит начальнику объекта. Впрочем, тот спешил на службу, и прощание оказалось коротким.
Больше видеться было не с кем. К Плотникову Николай решил не заходить, опасаясь, что выдаст себя в разговоре. Он готовился уничтожить то, что Мик создавал в эти сумасшедшие месяцы. После, когда все кончится, Плотников поймет все сам. Может быть, поймет…
Весь день Николай маялся, а к вечеру его начало томить беспокойство. Вдруг подумалось, что Макаров может обмануть. Даже не обмануть, просто не успеть достать обещанное. Адские машины не входили в снаряжение красных шпионов. Николай помнил из читанных в детстве мемуаров, что Макаров почти не имел связей в Харькове, действуя на свой страх и риск. Келюс чуть было не решил пойти прямо на квартиру, где жил капитан, но вовремя спохватился, сел за стол во дворе и, положив перед собой часы, принялся ждать. Наконец, в половине девятого он встал и не спеша направился к Университетской горке, где стоял бронзовый Каразин.
У памятника основателю Харьковского университета стояло несколько лавочек. На одной из них уютно устроились две старушки, о чем-то оживленно переговариваясь. Николай тут же прикинул, похожи ли эти бабушки на агентов контрразведки, но решил, что выдавать его Макаров не станет. В крайнем случае Николай мог ожидать пулю в спину, но едва ли красный шпион не воспользуется шансом уничтожить Канал. Нет, Макаров не должен обмануть! Оставалось одно – ждать.
По сторонам Лунин решил не оглядываться, тем более вокруг было безлюдно, если не считать говорливых старушек и прихожанок, возвращавшихся с вечерни из Успенского собора. Бояться нечего, он ни в чем не виноват, просто сидит и отдыхает рядом с памятником столь популярному в Харькове Василию Назаровичу Каразину. Николай закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Вечер был еще по-летнему теплым, вдали, со стороны вокзала, слышались паровозные гудки, где-то неподалеку стучали колеса пролеток… – Николай Андреевич! Господин Лунин… Келюс открыл глаза, оглянулся. Он мог ожидать кого угодно – рабочего паренька с адской машиной в мешке, интеллигентного старичка с бомбой в потертом кожаном портфеле…
Перед ним стояла Станислава Чарова. В первую секунду Николай подумал о диком совпадении, но затем заметил в руках у поэтессы большой черный саквояж. Вот, значит, по чьему приказу эта девица рылась в бумагах Мика!
– Гуляете, Стася?
– Я… Я не гуляю… – Чарова с трудом сглотнула. – Я должна… ровно в девять передать вам…
И она протянула Николаю тяжелый саквояж. Келюс усадил Стасю на скамейку и открыл замок. В саквояже лежало нечто, напоминающее измеритель напряжения. Имелась даже шкала с бессильно повисшей стрелкой. Сбоку находилась небольшая тугая рукоятка.
– Вам… просили передать. – Чарова перешла на шепот. – Все, как вы велели, пятнадцать минут. Вам желали успеха… Николай Андреевич, я все правильно сделала? Я… я ведь не умею!..
Николай поглядел на сжавшуюся от страха девушку, в эту минуту ничем не напоминавшую прежнюю жеманную и томную поэтессу, и ему стало жалко бедную Стасю.
– Вы все сделали правильно, мадемуазель. Да что с вами? Вы же поэт, а шпионить так романтично! Секретное свидание с таинственным молодым человеком недалеко от старинного собора, в мягких вечерних сумерках…
– Я… боюсь! – зашептала она, нервно ломая пальцы. – Он… Макаров… Он – страшный человек!
Келюс не стал спорить. Красный шпион тоже воевал, как умел.
– Когда я приехала в Харьков, меня хотели арестовать. Кто-то донес, что я помогала большевикам. Я им не помогала, Николай! Однажды выступила в Кронштадте перед матросами… Макаров меня спас, но потом велел познакомиться с Михаилом. Сказал, что работает на контрразведку…
Все стало ясно, но Келюс внезапно понял, что, если его замысел удастся, Стася сразу же станет опасной свидетельницей. Если девушку не пристрелит Макаров, то от контрразведки ей точно не уйти. Значит он, Лунин, готов пожертвовать и Стасей?
– Вы знаете генерала Тургула?
– Антона Васильевича? – Чарова всхлипнула. – Михаил нас знакомил. Сегодня он сказал, что господин Тургул должен на днях приехать в Харьков. Там что-то случилось на фронте… Ой, я, наверно, не должна была этого говорить, да?
Николай облегченно вздохнул. Приезд командующего ударной группой облегчал дело.
– Вам будет опасно здесь оставаться. Найдите Тургула, Стася, и попросите его помочь вам уехать. Скажите, что я его очень прошу. А если он вдруг откажется, передайте, что я прошу об этом в память о Михаиле Корфе. Запомнили?
Чарова молча-кивнула.
– Ну, Стася! – подбодрил ее Лунин. – Вы же романтик, бином! Как это будет, по-вашему? Тайные силы Добра находят брешь в бастионе Сил Вечной Злобы. Таинственный Принц из страны Грааля…
– Какой вы все-таки злой, господин Лунин! – Поэтесса невольно улыбнулась. – Спасибо вам, Николай. Храни вас господь!
Николай подождал, пока она исчезнет в наступающих сумерках, а затем, еще раз заглянув в саквояж, щелкнул замком.
Неожиданно для себя в эту последнюю ночь Лунин заснул сразу и спал крепко, без сновидений. Проснулся он, когда солнечные лучи уже добрались сквозь немытые стекла до самых дальних уголков комнаты. Мик должен был подъехать с минуты на минуту. Рюкзак был собран еще вечером, оставалось одеться. Келюс натянул свои старые джинсы и штормовку. Костюм, подаренный Макаровым, аккуратно повесил в платяной шкаф. Маскарад кончился…
За забором прогудел клаксон автомобиля, и на крыльце появился Мик. Вместо мундира с золотыми погонами на Генеральном Инспекторе была модная куртка с тремя полосами на рукавах и почему-то свитер.
– Надевайте, Николай. – Плотников извлек из сумки другой свитер и кинул Келюсу. – Там ведь уже ноябрь. Забыли?
Лунин действительно забыл. Он натянул свитер, осторожно взял рюкзак и оглянулся. На миг стало жаль покидать свое спокойное убежище, куда ему уже никогда не вернуться…
Лунин спрятал ключ под половичок, подмигнул Рябку, с любопытством выглядывавшему из-за угла, и, не оглядываясь^ пошел к калитке.
В машине, кроме молчаливого шофера, был лишь Ухтомский, который казался совершенно спокойным и даже слегка улыбался. Мик поторопил водителя, и через минуту автомобиль сворачивал на Епархиальную, откуда уже рукой подать до чугунной ограды Технологического.
Николай сидел молча, чуть прикрыв глаза, стараясь ни о чем не думать. Все и так ясно. Три поста, первый – у самых ворот…
У ворот стоял усиленный караул – поручик и четверо солдат. Впрочем, доставать документы не пришлось, откуда-то появился Колтышев и, поздоровавшись, махнул рукой поручику, а затем пожелал всем счастливого пути и откланялся. Келюс облегченно вздохнул: первый пост позади. У двери в кирпичный корпус Николай вспомнил скучающего офицера Костю, мысленно загадав, чтобы этот симпатичный парень оказался на месте. Мик первым перешагнул через порог, Келюс вошел вслед за ним и тут же увидел Костю. Но не одного – рядом стояли трое солдат вместе с мордатым унтером.
