Элис вдруг незаметно появилась около меня, ее рука потянулась к телефону, но я уже набрала номер. Она его увидела.
— Не думаю, что его телефон сейчас с ним, — сказала она.
— Оставлю сообщение.
Прозвучало четыре гудка, и включился автоответчик. Приветственного сообщения не было.
— У тебя проблемы, — медленно произнесла я, выделяя каждое слово. — Огромные проблемы. Разъяренный гризли покажется тебе просто ручной зверушкой по сравнению с тем, что ожидает тебя дома.
Я закрыла телефон и положила его в руку Элис:
— Я закончила.
Она улыбнулась.
— Эти похищения так забавны.
— Теперь я собираюсь спать, — объявила я, направляясь к лестнице. Элис последовала за мной.
— Элис, — вздохнула я. — Я не собираюсь бежать. Ты бы об этом узнала и поймала меня, если бы я попыталась.
— Я иду только для того, чтобы показать тебе, где твои вещи, — невинно сказала она.
Комната Эдварда была самой дальней по коридору третьего этажа, трудно было ошибиться, даже если бы я и не была так хорошо знакома с этим домом. Но, включив свет, я застыла в растерянности. Я что, перепутала дверь?
Элис хохотнула.
Это та же самая комната, быстро поняла я; просто мебель была переставлена по-другому. Диван был перемещен к северной стене, а стереосистема была придвинута к высоким стеллажам с CD-дисками — и все это, чтобы освободить место для огромной кровати, стоящей посередине комнаты.
Северная стеклянная стена, словно зеркало, отражала всю сцену, дублируя эту ужасную картину.
Все было скомбинировано. Покрывало было тускло-золотым, чуть светлее, чем стены; черная рама была сделана из замысловато обработанного кованого железа. Металлические розы обвивались вокруг высоких стоек и переплетались у изголовья. Моя пижама была аккуратно сложена и лежала на кровати, моя сумка с туалетными принадлежностями была рядом.
— Что, черт возьми, это такое? — пролепетала я.
— Ты же не думала, что он позволит тебе спать на диване, правда?
Что-то неразборчиво пробормотав, я подошла к кровати, чтобы забрать свои вещи.
— Дам тебе немного уединения, — улыбнулась Элис. — Увидимся утром.
Почистив зубы и переодевшись, я стащила пушистую пуховую подушку с огромной кровати и перенесла золотое покрывало на диван. Я знала, что это глупо, но мне было все равно. «Порше» в качестве взятки и огромная кровать в доме, где никто не спит — все это слишком раздражало. Я выключила свет и свернулась на софе, гадая, смогу ли я уснуть в таком состоянии.
В темноте стеклянная стена перестала быть отражающим комнату черным зеркалом. Сквозь облака пробивался лунный свет. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смогла заметить рассеянное свечение, озаряющее кроны деревьев и отражающееся в маленьком участке реки, видимом отсюда. Я смотрела на серебряный свет, ожидая, когда мои веки потяжелеют.
В дверь легонько постучали.
— Что, Элис? — прошипела я. Представив как она удивится, когда увидит мою самодельную кровать, я приготовилась к обороне.
— Это я, — мягко сказала Розали, приоткрыв дверь. Серебряное сияние осветило ее прекрасное лицо.
— Я могу войти?
Глава 7
Несчастливый конец
Розали колебалась в нерешительности, стоя на пороге, на ее завораживающе — прекрасном лице отражалась неуверенность.
— Конечно, — ответила я, мой голос от удивления прозвучал на октаву выше обычного. — Заходи.
Я отодвинулась на дальний край дивана, так, чтобы для нее осталось достаточно свободного места. Мой желудок свело нервной судорогой, оттого, что одна из Калленов, явно не питавшая ко мне симпатии, бесшумно подошла и села на освободившееся место. Я терялась в догадках, почему она захотела поговорить со мной, но ничего не могла придумать.
— Ты не возражаешь, если мы пару минут поговорим? — спросила она. — Я ведь тебя не разбудила? — Она посмотрела вначале на кровать, а потом перевела взгляд на диван.
— Нет, я не спала. Конечно, мы можем поговорить. — Я задумалась, услышала ли она, так же отчетливо, как и я, тревогу в моем голосе.
Она легонько засмеялась похожим на звон колокольчиков смехом:
— Он так редко оставляет тебя одну, — сказала она. — Я подумала, что мне не стоит упускать такой шанс.
Что такого она хотела мне сказать, чего не могла сказать при Эдварде? Мои руки нервно комкали край покрывала.
— Пожалуйста, не думай, что я лезу не в свое дело, — мягко сказала Розали, ее голос прозвучал почти умоляюще. Она сидела, положив руки на колени, и смотрела на них, пока говорила. — Знаю, что в прошлом я сильно ранила твои чувства, и мне бы не хотелось делать это снова.
— Не волнуйся об этом, Розали. Я в порядке. Что случилось?
Она снова засмеялась, на этот раз смущенно:
— Я собираюсь попытаться рассказать тебе, почему я считаю, что тебе следует оставаться человеком — почему бы я предпочла остаться человеком, если бы была на твоем месте.
— О!
Она улыбнулась в ответ на мой удивленный возглас и затем вздохнула.
— Эдвард тебе когда-нибудь говорил, какой ценой это достается? — спросила она, указывая на свое прекрасное бессмертное тело.
Неожиданно помрачнев, я медленно кивнула головой:
— Он сказал, что это практически то же самое, что случилось со мной в Порт Анжелесе, только рядом не будет никого, чтобы спасти меня. — Я вздрогнула, вспомнив об этом.
— Неужели, это, действительно, все, что он тебе рассказал? — спросила она.
— Да, — сказала я, дрогнувшим от смущения голосом. — А что, разве это не все?
Она подняла на меня глаза и улыбнулась; у нее было горькое и суровое, но все равно прекрасное выражение лица.
— Нет, это не все.
Я ждала, пока она смотрела в окно. Казалось, она пытается взять себя в руки.
— Хочешь узнать мою историю, Белла? В ней нет хэппиэнда — но у кого из нас он есть? Если бы у наших историй был счастливый конец, мы все лежали бы сейчас под могильными плитами.
Я кивнула, хотя тон ее голоса меня напугал.
Я жила в мире, сильно отличавшемся от твоего, Белла. Мой человеческий мир был намного проще. Был 1933 год. Мне было 18, я была красива. Моя жизнь была прекрасна.
Она уставилась на серебряные облака, и ее лицо приняло отрешенный вид.
— Мои родители были типичными представителями среднего класса. У моего отца была стабильная работа в банке, и, как я сейчас понимаю, он гордился тем, чего достиг, предпочитая считать свое процветание не случайной удачей, а наградой за талант и тяжелый труд. Тогда я принимала все это как должное; в нашем доме даже Великая Депрессия казалась лишь неприятным слухом. Конечно, я видела бедняков, тех кто не был так удачлив. Но мой отец заставил меня поверить, что причина их бедности была в них самих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
