– Я остался, - преспокойно отвечал Шварц. - Мои подчиненные скончались. Я продолжаю выполнять обязанности. О прочих не известен.
* * *
До Данилова монастыря, где была одна из чумных лечебниц, Шварца довезли на обозной телеге - у докторов в каретах не осталось свободного места. Матвей перевязал ему пораненную в схватке с поджигателями руку, прощупал ногу и прописал постельный режим. Предполагалось, что этот постельный режим Шварцу предоставят на несколько дней в лечебнице.
Немец, впрочем, огорчался не столько своими увечьями, сколько обгоревшим дешевым паричком.
– А ведь только летом куплен. И деньги плочены…
Архаров, очень удивленный, что нечаянно спас полицейского, часть дороги ехал рядом с той телегой. Немец на вопросы отвечал неохотно - ему было стыдно, что его опытного полицейского служащего, так запросто заманили в ловушку.
– А кто заманил-то? - пытался докопаться Архаров.
– Шуры.
Шурами, как удалось сообразить, Шварц называл воров, хотя на сей раз речь шла, возможно, о мародерах.
– Нет, сударь, то доподлинно были московские шуры, с коими у меня давние счеты, - сказал он. - А что они в мародеры подались - так иначе и быть не могло. Видят, что имущество остается бесхозно. Они же знают, как то имущество можно безнаказанно сбывать.
– А сам ты знаешь? - заинтересовался Архаров, тут же увязав в голове сбыт награбленного добра со сбытом сокровищ из пропавшего сундука.
– Ныне скупщики краденого, на шуровском наречии - мушки, затаились, боясь заразы.
– Мушки? - переспросил Архаров, ставя ударение на первом слоге.
– Нет, сударь, мушка - она есть летучее насекомое, скупщик же - мушок, - объяснил Шварц.
– А коли баба? - тут же вспомнив Марфу, спросил Архаров.
– Они, сдается мне, разницы не делают, - подумав, отвечал Шварц. - Ибо для них главное - получить деньги.
– Так знаешь или нет?
Шварц пожал плечами - явно не понимал, на что гвардейскому офицеру столь сомнительные знакомства. Затем, видать, решил, что Архаров задает вопросы из пустого любопытства, и стал крайне сдержан в ответах.
Имена тех, кто заманил его в пустой дом, сообщать отказался - люди-де на Москве пришлые, их прозвища - и те пока неизвестны. А почему полицейского служащего истребить решились? А чтобы не совал нос в их шуровские делишки.
Разговор не ладился, и Архаров в конце концов отъехал от телеги, занял свое место во главе колонны. До Данилова монастыря было уже недалеко. Звон колоколов, от него идущий, делался все гуще и пронзительнее.
Вдруг Архаров понял, что надолго расстается с Матвеем.
С этим выпивохой Архарова связывали непонятные узы. Матвей, чего греха таить, бывал порой для преображенцев полковым шутом гороховым - коли бывают шуты придворные, чего ж не быть полковому? Он, исправно пользуя заболевших и в относительно трезвом, и в пьяном виде, обращался с ними запанибрата, и ему одному дозволялось звать их Ивашками, Петрушками или же Николашками - как Архарова.
Не имевший семьи доктор, очевидно, непостижимым образом усыновил Преображенский полк в полном составе. Он ведь и в Москву, если вдуматься, увязался как раз за полком («Как солдатская девка - на войну», - определил его поступок, находясь в предотъездном расстройстве чувств, Архаров). Но сейчас Матвею предстояло запереться в чумных бараках и, рискуя жизнью, выхаживать больных. Когда он оттуда выберется, да и выберется ли - одному Богу ведомо.
Архаров, испытав что-то вроде угрызений совести, отправился вдоль колонны искать Матвея - но лучше бы он этого не делал. Доктор решил напоследок выпить все, до чего смог дотянуться.
Когда прибыли в Данилов монастырь, из кареты Матвея вынесли на руках. Под колокольный звон - что показалось Архарову неким мистическим действом, исполненным мрачного веселья.
Архаров послал спросить старшего из докторов - и ему сказали, что господин Самойлович, член противочумной комиссии, заведующий тремя чумными лечебницами - в Симоновом, Даниловом и Девичьем монастырях, сейчас поблизости - в Павловской больнице. За ним послали - и довольно скоро у ворот Данилова монастыря явилась карета, из которой с трудом, оберегая поврежденную при штурме бараков руку, прихрамывая, вышел знаменитый врач. На нем, к немалому удивлению петербуржцев, был не обычный для доктора кафтан, а доподлинный армяк из грубого сукна, и при этом - дешевый парик в две букли и туфли с пряжками на ногах.
Тут же к нему, опередив Архарова, устремились доктора, стали рекомендоваться, раскланиваться - и вдруг все резко отступили, Архаров даже сказал бы - шарахнулись. Тогда он, спешившись, пошел к Даниле Самойловичу - знакомиться.
Доктор на вид был его ровесником, только вид имел бледный и изможденный, хотя глаза - темные, живые, бодрые. Архаров уже знал, что бунтовщики, напавшие на бараки Данилова монастыря, прежде всего поймали и крепко избили Самойловича. Спасся он чудом - возможно, выручила русская речь, которая у него, бывшего родом из Малороссии, звучала не на московский и не на петербуржский лад, но все же звучала. Докторов-немцев толпа не щадила - более десятка забили насмерть. Когда бунт попритих, Самойлович, даже не подумав отлеживаться, сразу взялся за работу - восстанавливать бараки, спасать свое врачебное хозяйство.
– Бог в помощь, господин Самойлович, - начал было, подходя к нему, Архаров, но доктора тут же зашипели сзади, кто-то удержал его за плечо. Архаров повернулся и увидел испуганные лица.
И тут же услышал смех Самойловича.
– Ничего, сударь, можем говорить и при соблюдении дистанции!
Архаров удивился, что его не спрашивают про имя и звание. Решил представиться сам.
– Ее величества Преображенского полка капитан-поручик Архаров, - сказал он. И нагнул крупную голову, что в сем случае означало поклон.
– Данила Самойлович, заведующий здешними чумными бараками.
– А для чего дистанция?
– Для того, что эти господа мне не вполне доверяют, - Самойлович показал на недовольных петербуржских лекарей. - Я, видите ли, не полагаясь на старые методы, самолично составил рецептуры трех курительных порошков. Одежда, что вы на мне видите, снята с зачумленных и окурена по моему способу. Нарочно ее ношу - чтобы вразумить сомневающихся. А вы полагали, я иной не имею?
Архаров поглядел на врача пристально.
– Полагаю, сударь, что имеете. Пойдемте туда, где сможем удобно все обсудить. И пошлите служителей - у меня в обозе раненые и обгоревшие.
Он, сделав рукой знак, запрещавший Левушке следовать за ним, преспокойно подошел к Самойловичу, и тот повел его на монастырский двор, показывая, где что было во время бунта.
Колокола звонили загадочно - проходя по двору, Архаров попадал в места, где они совершенно не давали говорить, а были и другие места - там звон не проникал в голову, заполняя ее, а оставался снаружи.
Узнав о поджоге Головинского дворца, Самойлович искренне огорчился.
– Это фабричные шалят. Нагнали в Москву работных людей, а работы их лишили, кормиться нечем - вот и шалят. У нас тут кирпичные заводы кругом - там там сотни мужиков из-за морового поветрия без работы остались, кормиться нечем, куда податься? Вот и шалят…
– Чума - не оправдание, - возразил Архаров. - А кара Божья.
– Чума - испытание Божье, - возразил врач. - Она все вверх дном перевернула. У нас тут кладбища новые, каждый день на фурах покойников привозят, хоронить толком нет возможности, закапываем без отпевания… потом всех скопом отпоют. Так вот, господин Архаров, при том, как бунтовщики ворвались к нам, случилось две фуры с мортусами. И мортусы обороняли вместе с нами чумные бараки.
– Обер-полицмейстер, выходит, сбежал, а негодяи заместо полиции трудились? - переспросил Архаров.
– Я этих негодяев знаю лучше вашего, сударь. У них под колпаками - у которого клеймо «вор», у которого ноздрей нет. Но прошу запомнить, что за труд мортуса каждый из них взялся добровольно. Я их видел так, как вас сейчас вижу, и из рук в руки давал им хлеб и курения. Когда они за нас вступились, я не удивлялся…
Помолчали.
Внезапная суровость Самойловича, когда речь зашла о мортусах, несколько озадачила Архарова. Тем более, что он уважал норовистых противников - пусть даже в краткой беседе. Очевидно, немало значило имя: Даниил - «суд Божий». Он и сам был скор на проявления норова - особенно сегодня утром, когда разгонял зевак у горящего дома…
Вспомнив про тот пожар, Архаров тут же вспомнил и немца Шварца.
– Я полицейского служащего привез, его едва не сожгли заживо. И в спасении поджигателей приняли некое участие столь любимые вами мортусы, - хмуро сказал он. - Сей господин гонялся за мародерами по зачумленным домам - может статься, уже сделался заразен.
– Хорошо, что сказали. Что вы еще доставили, кроме лекарей и раненых?
– В обозе есть какие-то мешки и сундуки. Об этом лучше лекарей спрашивать. Вскорости будет большой обоз из Москвы с одеждой и продовольствием. Кроме того, нужно разместить охрану. Укажите, где на безопасном расстоянии ставить палатки.
